Более 200 поисково-спасательных отрядов в России разыскивают пропавших людей. Чтобы их обучать, некоммерческая организация «Центр поиска пропавших людей» подала заявку в Фонд президентских грантов, но конкурс не выиграла. Директор центра и руководитель поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт» Григорий Сергеев рассказал «Ъ», чему нужно учить волонтеров, которые ищут пропавших людей, как им помогает общество, заинтересовано ли государство в развитии сети поисково-спасательных отрядов в России, и какие меры безопасности необходимо соблюдать при выходе в лес за грибами.
Григорий Сергеев
Фото: из архива «ЛизаАлерт»
Григорий Сергеев
Фото: из архива «ЛизаАлерт»
«Мы рассчитывали на президентский грант, но господдержку не получили»
— На что вы собирались потратить президентский грант?
— На обучение тех, кто занимается по всей стране поиском пропавших людей. С самого начала работы поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт» мы накапливали знания, разрабатывали методики поиска людей и понимали, что эти знания должны быть доступными для других поисковых отрядов в разных регионах.
Примерно в 2013 году мне стало понятно, что нужен некий мост между государством, бизнесом и спасателями-добровольцами — некоммерческая организация (НКО), которая будет собирать отчеты по поисковым мероприятиям, анализировать их, системно обобщать этот материал, а потом на основе этой информации обучать добровольцев. Так и появился Центр поиска пропавших людей. С 2017 года на базе этой НКО мы обучаем людей по трем направлениям: старший поисковых групп, координатор поиска и информационный руководитель поискового мероприятия. В 2020 году мы получили на это обучение президентский грант.
В текущем году мы захотели большего, решили расширить обучение с трех направлений до семи, потому что появилась острая необходимость в таких специалистах. Например, мы добавили специализации — связь, работа с беспилотными летательными аппаратами, обучение на руководителей поисковых отрядов, кинология (это узкая специализация, совсем не развитая в России, у нас в стране есть собаки, обученные искать людей под завалами, но практически нет собак для поиска в пересеченной местности, в лесу).
Мы рассчитывали на президентский грант, но господдержку не получили. Сейчас нам нужно найти деньги на это обучение, потому что останавливать процесс нельзя.
За последние два года, несмотря на пандемию, мы подготовили чуть больше 2 тыс. добровольцев по всей стране.
Эти люди в регионах являются лучшими специалистами в своем деле, они получили уникальные знания, закрепили их на практике. Для общества, для государства, для всех нас работа этих людей приносит огромную пользу. Они сами хотят заниматься поиском. Им не нужна зарплата, их мотивирует собственное убеждение, что человек не должен погибать, заблудившись в грибном лесу.
Таких специалистов в мире очень мало, все знания, которые передаются в этой сфере, получены потом и кровью.
— Сколько денег нужно на эту обучающую программу?
— До января 2023 года нам нужно 22 млн 800 тыс. руб. Я объясню, из чего складывается эта сумма. Мы проводим два ежегодных форума поисковых отрядов, когда добровольцы из регионов приезжают в Москву. У них есть несколько дней на теоретическую учебу, а потом мы проводим для них большие поисковые учения. Теоретическая учеба включает в себя самые разные дисциплины: связь, картография, навигация, работа с малой авиацией, работа с беспилотниками. Добровольцы обмениваются мнениями, опытом — а когда еще люди из Краснодарского края и Бурятии могут оказаться в одном месте и поделиться своим опытом? Один форум проходит в летне-осенний период, когда достаточно тепло и мы можем имитировать летний поиск в лесу, а второй — уже в зимних условиях.
Раньше на эти форумы мы собирали по 350 человек, сейчас сократили каждый до 250. Участники форумов — добровольцы из региональных поисково-спасательных отрядов. Эти люди работают в самых разных сферах, а свободное время тратят на поиск пропавших людей.
Регионы у нас небогатые, люди имеют небольшие зарплаты и приехать на обучающий форум в Москву за свой счет не могут. Они тратят на форум часть своего отпуска, а мы оплачиваем им дорогу и проживание.
Половина участников, живущих в соседних с Москвой регионах, приезжает на своих машинах. Остальным надо купить билеты. Живем мы все во время форумов в бюджетном месте, там достаточно залов для обучения и рядом лесной массив для практических занятий.
Мы максимально сократили всю расходную часть этих мероприятий: например, раньше у нас три техника запускали одновременно демонстрацию экрана в трех залах, сейчас мы сократили этих специалистов до одного. Сократили помощников, которые расклеивали метки на деревьях или выполняли роль статистов во время обучающих занятий в природной среде. И все равно после всех этих сокращений бюджета каждый форум стоит 6 млн руб. Без этих денег мы такое мероприятие провести не можем.
Кроме того, мы проводим курс молодого спасателя — он состоит из теоретического заочного 30-дневного курса и 9-дневного практического курса, во время которого отрабатываются навыки в природной среде. Его проходят добровольцы, которые уже год работают в поисковом отряде, набрались какого-то опыта, понимают, чем именно хотят заниматься — связью, беспилотниками, работать с собаками, но практических знаний им пока не хватает.
Каждый курс рассчитан на 100 человек, мы их проводим дважды в год. Один заочный курс обходится в 1,4 млн руб., очный — в 4 млн руб. Чем бы вы в этой жизни ни занимались, рано или поздно все сводится к деньгам. Вроде бы мы учим людей, как бабушку или ребенка из леса вывести, а наталкиваемся на финансовые проблемы.
— Вам не кажется, что, когда ценность человеческой жизни в государстве низкая, странно рассчитывать, что государство даст денег на спасение этих жизней?
— До сих пор у нас получалось. Просто в этот раз не получилось. В любом случае мы найдем способ, как обучать людей, и будем это делать, потому что для нас это важнейший инструмент эволюции.
Волонтеры отряда «ЛизаАлерт», жители и полиция Семилукского района во время поисков пропавшего трехлетнего мальчика
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
Волонтеры отряда «ЛизаАлерт», жители и полиция Семилукского района во время поисков пропавшего трехлетнего мальчика
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
«Поисково-спасательные отряды денег не берут»
— Вы руководите поисково-спасательным отрядом «ЛизаАлерт». Почему нельзя было на его базе обучать добровольцев?
— В России более 200 поисково-спасательных отрядов. Только у нашего отряда «ЛизаАлерт» есть поисково-спасательные группы в 64 регионах. Центр поиска пропавших людей создан для того, чтобы помогать всем, а не только «ЛизаАлерт».
В «ЛизаАлерт» мы, конечно же, обучаем своих собственных добровольцев, проводим региональные учения — дальневосточные, северокавказские, северо-западные, но это локальные трехдневные учения, которые никак не пересекаются с длительным учебным процессом. Поисково-спасательные отряды денег не берут, у них нет счетов, нет юридического лица.
Мы хотим сделать в Центре поиска пропавших людей системное обучение, удобное для всех, чтобы все поисковики разговаривали на одном языке, понимали друг друга с полуслова, умели пользоваться современными средствами поиска.
Это профессиональное обучение, здесь с волонтерской энергией уже ничего не сделаешь. Волонтерская энергия нужна для того, чтобы искать людей; а передавать знания, придумывать сервисы для добровольцев, создавать для их работы нормативную базу — это профессиональная работа, которую нельзя сделать бесплатно. Я как доброволец еду в лес или в горы, где ищу человека, и мне для этого не нужны никакие президентские гранты, мы там все сами умеем и знаем, как делать. А вот для того, чтобы обучить людей, нужны ресурсы.
Нам читают лекции лучшие специалисты, например, врач рассказывает об особенностях работы с людьми с деменцией, о том, чем опасно переохлаждение или обезвоживание. Мы приглашаем специалиста, который годами изучал поведение медведей в живой природе. Коммерческие лекции стоят дорого, а эти люди берут с нас минимальную оплату, понимая важность такого обучения.
— Государству было бы выгодно финансировать обучение добровольцев?
— Я не могу посчитать, насколько меньше людей мы найдем из-за того, что нам не дали денег на обучение добровольцев. Но могу точно сказать, что если прервать наш учебный цикл, то поисковые отряды в России будут медленнее становиться сильнее и лучше. Мы будем хуже искать тех, кто пропал.
То, что мы делаем,— это благо и для общества, и для государства. На поиск одной бабушки, которая ушла в лес за грибами, требуются десятки человек и тысячи так называемых человеко-часов, а еще дорогущая техника. Если каждый поиск человека измерять в деньгах, то это миллионы рублей. А с нами этот процесс государству ничего не стоит. Потому что это делают просто люди. И во всем мире так. Во многих странах — в Германии, США — даже пожар в небольших населенных пунктах тушат добровольцы. В мегаполисах тушат профессионалы, а в малых городах это делают бухгалтеры, журналисты, экономисты. У человека пейджер запищал, он сел на велосипед и поехал туда, где загорелось. Единственный человек, который там получает зарплату,— тот, кто привезет к месту происшествия пожарную машину и раздаст всем боевки (форма и снаряжение для пожарных и спасателей.— “Ъ”). Они постоянно тренируются, они уважаемы в обществе, но это добровольцы.
— А если никто не приедет? Если никто не смог?
— Кто-то точно приедет, потому что жизнь человека важнее всего. И общество на этом стоит. У нас один из важнейших элементов поиска — работа при помощи малой авиации, то есть вертолетов. Стоимость такой работы — безумная. Вертолетчики — это люди, которые купили себе вертолеты для передвижения или развлечения. И они участвуют в поиске, несмотря на то что для них это не дешево, и на их счету каждый год десятки спасенных жизней. Они вытаскивают тех, кого мы без них бы не спасли. И они прекрасно понимают, насколько они нужны.
Поисково-спасательный отряд «ЛизаАлерт» появился в октябре 2010 года. С тех пор он поучаствовал в поиске и спасении более 115 тыс. человек. Всего за это время отряд принял более 159 тыс. заявок, было найдено более 136 тыс. человек (живыми и мертвыми).
«Пропавший человек — это проблема всего общества»
— Как поисковые отряды существуют, если у них даже счетов нет? Где они берут оборудование для поисков, еду, воду для добровольцев?
— Это все передают люди, общество, бизнес. Кто-то фонари передаст, кто-то квадрокоптеры, кто-то бутылки с питьевой водой и бутерброды. «Билайн» обеспечивает работу нашей горячей линии, передает сим-карты в отряд, чтобы мы звонили и не думали о том, сколько это стоит. То же самое делает «МегаФон». Нам всегда нужны фонари, навигаторы, батарейки, бумага для ориентировок.
Пропавший человек — это проблема всего общества. Тут нельзя сказать: «Пусть полиция ищет, это ее обязанность».
Она, конечно, ищет. Но представьте себе — район, в который входит 30 деревень и 1 маленький город, и на весь этот район 2 или 3 оперативных сотрудника и 3–4 спасателя. И вот человек пропал. У них просто нет физических ресурсов его искать. Поисковые мероприятия очень затратные — не хватает людей, техники, времени. Поэтому мы считаем, что поиск пропавших людей — это задача добровольческая.
— Сколько волонтеров у «ЛизаАлерт»?
— Мне всегда сложно отвечать на этот вопрос, потому что я не знаю, кого считать,— только тех, кто участвует непосредственно в поиске на местности, или всех, кто нам помогает? Есть люди, которые не выезжают на поиск, но печатают нам ориентировки. Или просматривают фотографии, сделанные с беспилотников, и ищут пропавших на этих фотографиях. То есть мы отлетали, отфотографировали болото, у нас 3 тыс. снимков, на которых может оказаться наш пропавший, и мы можем успеть его спасти. И сотни людей по стране помогают нам — отсматривают эти снимки. Есть добровольцы, которые работают на нашей горячей линии,— они принимают сообщения о пропавших. Есть люди, которые прозванивают больницы. В России не существует базы неизвестных пациентов, хотя мы очень надеемся, что она появится. Сегодня в больницы надо звонить с вопросами: «А нет ли у вас пациента с такими-то приметами? В такой-то одежде?» В этом задействованы сотни человек.
У нас есть добровольцы, которые выезжают на поиск два раза в год.
В итоге получается, что в поисковом отряде «ЛизаАлерт» больше 30 тыс. добровольцев,— это актив, но мы считаем только тех, кто выезжает на поиск больше двух раз в год. Если же посчитать всех, кто задействован в разных сферах помощи, то, наверное, можно умножить это число на два. Но совершенно очевидно, что нам нужно намного больше людей.
В Великобритании в поиске пропавших людей задействованы 5 млн человек.
В прошлом году мы получили около 43 тыс. поисковых заявок. Официальные данные полиции о количестве пропавших в прошлом году — 208 тыс. У нас каждый год растет количество заявок. О нас больше узнают — нам чаще звонят. И рано или поздно мы дойдем до этой цифры — 208 тыс. человек в год.
Для того чтобы обработать заявку, нужно десять человек — сделать карту, подготовить оборудование и так далее. Только после этого разворачивается поиск на местности. Сейчас эту работу может выполнять небольшое количество людей. Чем больше мы занимаемся обучением, тем больше людей смогут это делать.
Поиск пропавшего мальчика в Семилукском районе Воронежской области
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
Поиск пропавшего мальчика в Семилукском районе Воронежской области
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
«Есть регионы, где до места поиска надо ехать 700 км или 1 тыс. км»
— Вы как-то взаимодействуете с госструктурами? Ведь без их помощи искать людей очень сложно. Или тут главное — чтобы не мешали?
— Мы относимся к себе как к функции поиска пропавших и терпящих бедствие людей. Большей части граждан в государстве понятно, что это нужная, важная и эффективная работа. Мы получаем данные о пропавших от службы 112 — не во всех регионах, но в большинстве. Это помогает нам быстро реагировать. Мы сотрудничаем с МЧС и Следственным комитетом, а также часто — с полицией. Практически везде мы встречаем понимание, но все зависит от личности человека, с которым приходится работать.
Есть регионы, где до места поиска надо ехать 700 км или 1 тыс. км, есть северные регионы, где нужно сменить несколько видов транспорта: машина, катер, вертолет. И каждый конкретный руководитель какой-то службы или какого-то бизнеса может включиться и помочь. Но мест, где все работает, как часы, крайне мало.
— Где у вас проводится больше всего поисковых мероприятий?
— Там, где живет больше всего людей,— в Московском регионе. Тут мы быстро получаем заявки, эффективно взаимодействуем со всеми государственными службами. У нас есть разные инструменты, которые мы можем использовать в регионе: например, электронные билборды в пригородном транспорте могут показывать ориентировку с пропавшим.
Было бы здорово, если бы в каждом регионе у поисково-спасательных отрядов был пункт хранения необходимого оборудования, которое поисковики могли бы получать быстро и без бюрократии. В таком пункте должны быть навигаторы, рации, фонари, беспилотники. Это, конечно, дорого, но сильно дешевле, чем снабжать этим местные службы — у них никогда не будет достаточного количества людей и профильного обучения.
Одно дело — учить добровольцев, а другое — убедить службы, что им это тоже нужно. Думаю, что это задача следующего десятилетия.
В некоторых регионах мы уже проводим обучение для местных служб. Вот в Карелии недавно провели обучения для МЧС по работе с беспилотниками.
Во время больших поисков четко видна разница между тем, как мы искали десять лет назад, и тем, как ищем сейчас. Когда мы искали Лизу Фомкину (отряд «ЛизаАлерт» назван в память об этой девочке.— “Ъ”), то никак не могли побудить людей к действию, сделать так, чтобы в СМИ появилась информация о том, что нам нужны люди на поиск. Каждый день у нас было по 20 добровольцев, а в последнюю ночь, когда вышел сюжет в СМИ, к нам приехали 300 человек, и мы нашли Лизу, но поздно. Сейчас пропажа ребенка — это новостной повод, на его поиски мобилизуются все службы, появились алгоритмы взаимодействия между службами. И когда мы приезжаем на такие поиски, в большинстве случаев местные администрации помогают нам разместить добровольцев в актовом зале школы, открывают Дом культуры, чтобы мы организовали там штаб, то есть люди максимально идут навстречу.
Да, некоторые смотрят с глубоким непониманием: «Вы что, серьезно из Москвы сюда приехали?» Недавно мы искали в Бурятии — 30 км от границы с Монголией, Саянские горы, пропал ребенок. Местный бизнес предоставил гостиницы, администрация помогала. Из Москвы приехала команда десять человек, приехали наши команды из Бурятии и Иркутска. Ребенка нашли поздно. Он пропал 28 апреля, а заявку мы получили только 1 мая, на четвертые сутки. Нашли — 8 мая.
Поиск пропавшего мальчика в Семилукском районе Воронежской области
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
Поиск пропавшего мальчика в Семилукском районе Воронежской области
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
«Люди не говорят, куда направляются, чтобы не раскрыть грибные места»
— Существует ли связь между развитостью страны, уровнем жизни и количеством пропавших людей?
— По всему миру на 100 тыс. населения пропадает 200 человек в год. Другое дело, что традиция ходить за грибами в лес мало где еще встречается, кроме России. Несколько лет назад я видел сюжет на телеканале «Евроньюс»: человек выпал из вертолета, летевшего над лесом. И глава полиции Бельгии объяснял, что они не могут его найти, потому что он упал в лес. А для нас это обычная ситуация, когда человек потерялся в лесу. При этом наши люди не думают о том, что с ними что-то может произойти, они относятся к выходу в лес, как к походу в парк.
Как-то я был на пресс-конференции, посвященной грибному сезону, там врач-токсиколог рассказал, что за сезон два человека погибли, съев ядовитые грибы, и ваши коллеги-журналисты задавали очень много вопросов по этому поводу. А мы с представителем МЧС слушали это и думали о том, что в тот месяц более 150 человек потерялись в лесу, и мы не успели их спасти. 2 отравились, а 150 умерли от того, что заблудились.
— От чего умирают люди в лесу?
— От переохлаждения. Даже сейчас в сильную жару в лесу можно умереть от переохлаждения. Ночью температура воздуха опускается ниже 14°С, одежда промокает от росы, от контактов с водой, организм быстро охлаждается. В редких случаях — обычно в южных регионах — человек может умереть от обезвоживания.
— Какие советы вы бы дали людям, которые идут в лес?
— Обычно люди не говорят, куда направляются, чтобы не раскрыть грибные места. Самая дешевая одежда, к сожалению, камуфляжная, сделанная для войны, чтобы человека, который ее носит, нельзя было различить. Люди идут в лес, никому об этом не сообщая, в зеленой одежде, которую невозможно увидеть. Мы можем пройти в пяти метрах от человека, и если он без сознания, то мы просто не заметим его.
Так что советы очень простые. Если вы идете в лес, сообщите кому-то из близких, куда идете и когда планируете вернуться. С собой возьмите минимум литр воды, спички или зажигалку в закрытом пакете, заряженный мобильный телефон, а ваша одежда должна быть яркой.
По поводу яркости одежды расскажу случай. Это было несколько лет назад в начале ноября человек пошел за клюквой на болото в Шатурском районе Московской области. Поиск идет пять дней, температура воздуха около нуля, наш доброволец, который одновременно является и сотрудником Мособлпожспаса, с дельталета видит белое пятно на болоте, дает нам координаты, мы приходим — это белое пластиковое ведро, а в 50 метрах от ведра мы находим человека живым. Он весь в зеленом, и не будь этого ведра, не было бы и шансов на спасение.
Если вы идете в лес с ребенком, то он всегда должен быть в поле вашего зрения. Дети должны знать, что нельзя подходить к воде и что, если потерялся, надо стоять на этом месте и ждать, помощь придет. Задача родителей — заявить о пропаже ребенка сразу же — не через день, не через два, а в первые сутки. Благодаря нашему опыту мы пришли к такой статистике: если мы узнаем о заблудившемся в подмосковном лесу человеке в первые сутки, то в 96% случаев пропавший выживает. А в случае, если мы узнаем об этом на третьи сутки, то шансы на выживание — 50%.
«В нынешнем году катастрофически мало денег и техники»
— Экономические санкции западных стран в отношении России отразились на вашей работе?
— С дарителями ситуация не сильно изменилась. Когда началась пандемия, резко упало количество людей и организаций, которые хотели помогать. Потом COVID-19 начал отступать, и помощи стало больше. По количеству добровольцев — все так же, как было. Пока люди продолжают приходить. Возможно, в следующем году я скажу что-то другое.
У нас возникли сложности с заочным обучением, потому что онлайн-платформы, на которых мы работали, ушли из России. Нам помогли российские партнеры, и мы осваиваем обучение на их платформе.
В нынешнем году катастрофически мало денег и техники. Пропали важнейшие инструменты для поиска, которые в России не производятся,— навигаторы, беспилотники, пока их негде купить. Может быть, что-то появится при помощи параллельного импорта. Проблема с техникой у нас есть всегда, мы очень недооснащены. Если мы ищем человека в природной среде, нам на каждую группу нужен навигатор, у каждого человека в группе должны быть фонари, а к каждому фонарю в запасе несколько аккумуляторов. Фонарь стоит 5 тыс. руб., аккумулятор — 1 тыс. руб., рация — от 2 тыс. до 20 тыс., навигатор — от 20 тыс. до 50 тыс. Еще нужен компас на группу. Я уже не говорю о том, чтобы добровольцы купили себе специальную одежду, в которой удобно и безопасно ходить в лесу.
Техника, необходимая волонтерам для поиска пропавших людей
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
Техника, необходимая волонтерам для поиска пропавших людей
Фото: Александр Сайганов, Коммерсантъ
В некоторых поисках задействовано 5 групп, а в некоторых — 100. И для каждой группы должно быть вовремя подвезено оборудование. Кроме того, нам надо печатать большие карты, нужны ноутбуки, принтеры, стационарная радиосвязь (мы разворачиваем антенны), болотоходы, внедорожники, штабные машины — целая инфраструктура. Я считаю, что все это должно быть в каждом регионе. У нас в Москве есть два хороших болотохода, один мы передали нашим коллегам в Брянск, и он будет задействован в поисках во всех регионах, находящихся недалеко от Брянской области.
Существуют современные беспилотники, которые позволяют поднять качество поиска на принципиально другой уровень, особенно если мы говорим про поиски в полях и в холодное время года.
Это беспилотники, оснащенные тепловизорами, один стоит порядка 4 млн руб., и такой нужен в каждом регионе. Нам в январе нынешнего года три таких беспилотника подарил «Билайн», и один аппарат нашел столько же людей, сколько весь наш отряд в январе.
Тогда мы поняли, насколько эта важная вещь, особенно зимой, когда срок выживания человека в природе исчисляется часами.
— А зачем люди ходят в лес зимой?
— Лыжники, туристы, любители рыбалки, сельские или городские жители навеселе. В последние два года мы столкнулись с новой группой пропавших — это люди, которые употребляют наркотики и идут в лес искать закладки. Раньше такой проблемы не было — все происходило в городах. Эти люди с измененным сознанием, неподготовленные, в легкой одежде и кроссовках, они себе помочь не могут, заявку мы получаем поздно, потому что их знакомые боятся сообщать о пропаже. Минувшей зимой такое происходило практически ежедневно.
Присоединиться к отряду «ЛизаАлерт» может любой желающий старше 18 лет. За появлением новых поисков можно следить на форуме сайта www.lizaalert.org или подписавшись на бесплатную смс-рассылку на lizaalert.beeline.ru. Заявки на поиск, информация от свидетелей и предложения о помощи круглосуточно и бесплатно принимаются операторами горячей линии «ЛизаАлерт» по номеру 8(800)700–54-52.