На всякого мудреца довольно сироты

2 июня, на следующий день после Дня защиты детей, Владимир Путин принял в своем кабинете в Кремле уполномоченную по правам ребенка Марию Львову-Белову и благословлял ее на преобразование Всероссийской инспекции системы профилактики социального сиротства во Всероссийскую службу помощи семье. Но не только этим запомнилась специальному корреспонденту “Ъ” Андрею Колесникову эта встреча. А и тем, кто пришел, как и в чем.

Встречались, надо понимать, не просто президент и уполномоченный по правам ребенка, а два странника, две жертвы Международного уголовного суда, которых в правах ограничили, настаивая на попранных правах детей.

Мария Львова-Белова, без сомнения, украсила собой рабочий кабинет Владимира Путина. Она вошла — и рассиялось, россиялось в кабинете, засветлело, засинело все вокруг, а не только на ней самой.

А на ней-то было длинное, какое-то былинное, именно что исконное белое платье с синими цветами, и стеблями, вьющимися по спине и груди, да такими, что синь та глаза слепила… В волосах ободок, больше похожий на кокошник… Льняные локоны, выбивающиеся из-под него…

Нет, не было таких в этом кабинете. Русская, небесная, протоязыческая красавица посетила его. Такая не могла не то что сделать, а сказать ничего плохого.

И она говорила только хорошее.

— Владимир Владимирович,— произнесла Мария Львова-Белова,— на нашей последней встрече вы поручили мне провести Всероссийскую инспекцию системы профилактики социального сиротства, для того чтобы понять, почему у нас дети при живых родителях попадают в приюты и становятся сиротами, и что сделать, чтобы этого избежать.

Без бумажек говорила (не в счет презентации, раскиданные на столе пред нею, не до них ей было). Все в голове и на сердце.

— Собственно, 89 регионов проехали, посетили, отработали, я была в каждом субъекте Российской Федерации…— сказала ему она.— Во время инспекции было важно поменять сознание, как у нас обывательски говорят, от «сиротпрома» на семьесберегающий подход.

А что ж, и поменяли.

— И когда мы только начали эту работу, ко мне на личный прием пришла женщина, лишенная родительских прав, которая изменила свою жизнь и хочет восстановиться. Этот личный прием со мной проводила зампред регионального правительства. И она в ней, представляете, узнает свою подругу, с которой они одного мальчика делили в школе. Она, конечно, в ужасе, потому что, говорит, та молодая девушка совсем о другом будущем мечтала.

Видно, о мальчике том и мечтала. Да не ей достался мальчишка-то. Нет, не ей. Вот и жизнь пошла, видать, под горочку.

И поняла Мария Львова-Белова:

— И это стало для меня, знаете, ключевым, потому что я поняла, что все эти семьи — это наши бывшие соседи, это наши одноклассники, знакомые! Но что-то у них пошло не так, где-то поломалось, и мы, как государственные служащие, как люди, которые могут повлиять, должны стать костыликом и помочь этой семье справиться с этими сложностями.

Костыликом, как раз костыликом стремилась стать она:

— Проверили почти полторы тысячи учреждений разных, о которых я вам сейчас сказала. Но самое главное, Владимир Владимирович, это личные дела детей! — продолжала она.— То есть ты приезжаешь в детский дом, ты берешь — вот он, малыш! И по личному делу сразу понятно, что там с семьей, какая работа была проведена, почему он туда попал, что дальше планируется с ним… И мы 7 тысяч личных дел, выборку сделали, посмотрели, и, представляете, 3,2 тысячи дел, которые мы взяли на свой контроль, потому что там недостаточно была проведена работа, там возможно было помочь семье, сопроводить семью и даже в каких-то случаях не разлучать ребенка с семьей, а оказывать ему помощь вместе.

А вот и к важному пришли. Возможно было не разлучать. Да почему же разлучали-то?

— Так получилось, что когда стали этим всем заниматься, то с 1 июля 2024 года по 1 апреля, за десять месяцев, нам удалось сократить на 10,2% одномоментное нахождение детей в детских домах и приютах,— призналась Мария Львова-Белова.— То есть был 60 061 ребенок, стало 53 900 — это очень большой разрыв. Вы должны понимать, что в течение года детей-то было гораздо больше, то есть это одномоментное нахождение. Так, конечно, приходили, работали, возвращали… И только при нашем личном еще участии более 7 тысяч детей вернулись в кровные семьи… Основной вывод, что 25% детей, Владимир Владимирович, в детских домах и приютах находятся необоснованно! То есть можно было оказать помощь без разлучения, можно было поработать с семьей.

Цифра производила впечатление, и еще как.

— Это очень важно,— подчеркнул и президент.

— Понимаете, мне кажется, что это ключевое! — жарко говорила Мария Львова-Белова.— 25% — это точно!

Но почему же точно-то? Считали как? А не половина отчего? Не 60%?

Она, наверное, расскажет сейчас. Так казалось тогда.

Тем более что и Владимир Путин не уставал подчеркивать:

— Большая цифра. Четверть!

И как поспоришь? Четверть — большая цифра.

— Это четверть, да! — воскликнула и она.

Да не саму ли себя убеждала? Что ж более ничем не подкрепляла?

— Например, не было принято достаточных мер для жизнеустройства ребенка в замещающую семью. Есть возможность, но этого не происходит! 25% по стране! — еще раз воскликнула она.

И правда что-то языческое в этом было, теперь уж точно так. Языческие заклинания так и звучат, многажды повторить надо, и услышится, и так и будет.

— Что увидели, какие точки роста, Владимир Владимирович? Кто у нас ключевые игроки вокруг семьи? Опека, КДН (комиссии по делам несовершеннолетних.— А. К.), МВД (Министерство внутренних дел.— А. К.)… Но у них не стоит задача вытащить семью из кризиса. У них другие задачи: безопасность, опека, какие-то административные наказания. Поэтому и меры: штрафы, профилактические рейды, профилактические беседы, разлучение — тогда, когда этого могло бы не быть… Как следствие, лишение родительских прав.

И разве не так?

— А если вперед у нас выходят социальные службы, кураторы по работе с семьей, реабилитационные центры без разлучения, кризисные центры для мам с детьми… Мы вообще сейчас активно эту тему продвигаем!.. Зачем забирать ребенка и разлучать? — спрашивала Мария Львова-Белова президента, и риторическим был этот вопрос.— Привезите его вместе с мамой и работайте сразу! Потому что в учреждение попасть легко, а забрать ребенка оттуда очень сложно.

Когда надо было признаться в чем-то, так и признавалась:

— Я, честно могу вам признаться, скептически к этой теме относилась. Но это одна из причин социального сиротства. И тогда, когда у родителей есть желание побороть эту зависимость, то нужно выстраивать эту работу! Мы сейчас на полях Калуги собрали большой всероссийский форум,— эпическим был заход Марии Львовой-Беловой,— эти практики все собрали, врачей-наркологов, Министерство здравоохранения, социальные службы, некоммерческие организации, самих родителей, кто преодолел зависимость…

Но вот в чем было главное дело:

— Представляете, в Тюменской области опять-таки на личный прием приходит папа. 20 лет зависимости, одна ходка в тюрьму за кражу. И в какой-то момент ему жена говорит: либо ты завязываешь, либо я от тебя ухожу. И — бывает стержень у человека — он прекращает! Они рожают ребенка, а через полтора года трагедия: у жены отрывается тромб, она умирает. Естественно, что он слетает с катушек, запивает, ребенка забирают. И когда он приходит в себя, он понимает, что ради ребенка готов на все.

Если бы такой истории не было, следовало бы выдумать ее.

Но она была:

— И в Тюменской области как раз есть одна из таких интересных практик, когда реабилитацию проходят вместе с детьми. То есть не кладут отдельно, разлучая, а вместе с детьми на протяжении года проходят реабилитацию. Дети ходят в школу, в сад общеобразовательный, а с родителями работают. Так вот он прошел реабилитацию, остался там работать. И когда мы с ним встречались, он мне говорит: «Вы знаете, мне дочка рассказывала, что другие ребятишки ей завидуют. Потому что в основном мамы проходят реабилитацию, а пап нет. Он говорит: я папой стал для них для всех, я с ними и на рыбалку, и в футбол, и на велосипеде». И недавно мы узнали, что он женился на воспитательнице детского сада с двумя детьми и теперь воспитывает троих!

Ахнуть оставалось. Что ж, ахнем.

И таких, как тот папа, 25%, надо полагать. А 75%, значит, тех, кто жил так, что угрожал жизни и здоровью своего ребенка — а то бы по закону не разлучили. Или все-таки 50 на 50? Или больше? Как считали? Нет ответа…

Но хорошо ведь, что Мария Львова-Белова хочет бороться за 25%. Ведь 25 — это много.

— Еще важный момент — лишение и ограничение. Как у нас в стране? Лишили, ограничили — про семью забыли! А жизнь-то, она же многогранная,— объяснила Мария Львова-Белова, и разве не исчерпывающе? — Течет, меняется, справляются с зависимостями (ох, тонкий лед…— А. К.), выстраивают свой быт, выходят замуж второй раз, рожают, а как восстановиться — непонятно! Раньше это были единичные случаи — восстановление, скорее, вопреки!..

Казалось, до Марии Львовой-Беловой никто и не занимался детьми-то.

— В регионах не было никаких служб, адвокатов, которые этим занимаются,— без устали поясняла она.— У нас же ведь, даже если человек совершил правонарушение, преступление, ему предлагается государственный адвокат. А тут семья, представляете, рушится — сразу у нескольких человек рушится жизнь, и у нас нет никаких защитников, у нас нет никаких поддерживающих помощников семьи!

А вроде же были. Говорят, были. Но теперь уж не было. Ведь теперь уж вот что:

— Тут, конечно, мои уполномоченные прекрасно сработали в регионах: они представляли интересы семьи в судах и участвовали. И за три месяца 2025 года 430 семей восстановились в родительских правах! Для сравнения: за прошлый год, весь год, по всей стране — 800, а это за три месяца. Это только начало, потому что действительно потенциал там есть!

Разница, кстати, не такая уж непомерная, но главное, что есть.

— Один детский дом мы посещали, там директор такой интересный, в Мордовии,— рассказала Мария Львова-Белова, пока молчал президент.— Он говорит: «Вы знаете, я так вдохновился вашим подходом. Я личные дела всех детей просмотрел и увидел, где есть потенциал — где родители приходят, звонят. Я их пригласил с проактивной позиции: давайте буду вам помогать вместе со специальными службами»! Он восстановил за полгода десять родителей в родительских правах. Говорит: «Тот ресурс, который у меня освободился, воспитатели, я из них сделал службу, которая патронирует эти семьи, сопровождает, присматривает, и в параллель еще взяли на себя обязательства по ряду семей».

А примерно в это же время помощник президента России Владимир Мединский в самом центре Стамбула отстаивал не только права детей, но и права двух взрослых, Владимира Путина да Марии Львовой-Беловой, пострадавших из-за детей всех. Или за детей? И как отстаивал:

— По поводу детей прозвучало, что эта тема была центральной… Эта тема звучала…— говорил Владимир Мединский после переговоров с украинской делегацией.— Мы все время пытались документально подтвердить — какие это «украденные РФ» дети?.. Списков не было! Звучало, что полтора миллиона украинских детей похищены. Потом стало 200 тысяч… Теперь официальная цифра 20 тысяч… Мы пытались как-то документально подтвердить… Списка не было! Мы наконец получили полный список — как видите, здесь 339 фамилий! Дети, которые оказались в ситуации между двух огней… Их эвакуировали, но, если есть семья, их возвращают обратно. В списке таких детей 339 фамилий, не миллионы и не тысячи, по каждой из них будем отрабатывать. Как только находятся законные представители — сразу проходит воссоединение. Из темы похищения детей Украина делает шоу для европейцев! Нет ни одного похищенного ребенка. Есть дети, спасенные нашими солдатами.

Вот так сказал.

Мария Львова-Белова добивала из рабочего кабинета Владимира Путина:

— Когда мы провели инспекцию (Всероссийскую инспекцию.— А. К.),— досказывала Мария Львова-Белова,— мы решили не останавливаться только на, скажем, осмотре, анализе, а взять 14 регионов, где самая высокая численность детей в детских домах, и начать это все уже внедрять, дополнительные ресурсы туда направлять.

Неравнодушна она, матушка, это надо понять и, если надо, простить.

— И представляете, за несколько месяцев там такой прорыв! — воскликнула она.— И ты понимаешь, что исторически как бы социальное сиротство там уже закоренелое: климатические условия, протяженность территории, дотационные бюджеты и так далее. А здесь, когда эти меры начинаются, они не требуют дополнительных существенных каких-то вложений — просто контроля, внимания, семьесберегающего подхода! И у нас стартанули Красноярский край, Иркутская область, Свердловская область! То есть я считаю, что это регионы-прорывы реально!

И не просто так было сказано, а чтобы вот что добавить:

— Поэтому, Владимир Владимирович, инспекция сейчас прошла, регионы начали что-то внедрять. Но очень важно сохранить это внимание, эту координацию, это сопровождение, обучение. И я очень прошу вашего решения преобразовать Всероссийскую инспекцию, которую вы поручили провести, во Всероссийскую службу помощи семье.

Что ж, новая федеральная служба будет в России-тоже-матушке?

— Не потребуется дополнительных ресурсов: ни финансовых, ни кадровых,— убаюкивала она.— Эту работу мы сможем организовать из тех финансов, которые выделяются на мои проекты... Мы перераспределим!.. Я подготовила вам письмо, проект, я согласовала это с нашими профильными министерствами… И я уверена, что если мы эту работу продолжим дальше, то к 2030 году сократим вполовину детей в детских домах за счет семьесберегающего подхода.

И уж не на 25% наконец-то, а на все 50%. Долго ждали этой цифры и дождались ведь.

— И если бы вы благословили меня на эту работу, я была бы очень вам благодарна, потому что экспертиза по всей стране!.. Теперь мы разобрались в этом во всем! — говорила Мария Львова-Белова уж, кажется, нараспев.

— Очень нужная, кстати говоря, интересная и, судя по всему, результативная работа,— благословил Владимир Путин.— Спасибо вам большое.

И добавил он:

— Давайте документы!

А, нет, еще не благословил.

Посмотреть захотел.

Андрей Колесников