«На словах "Россия будет свободной" омоновец меня ударил дубинкой»

Я уже несколько лет занимаюсь политической деятельностью. Все началось в моем родном городе Видном, где я случайно попал на молодежный форум, который проводила «Единая Россия». Начал всем этим интересоваться, «Молодая гвардия Единой России» предложила к ним присоединиться. Я согласился, но потом я же их и развалил у себя в городе. Попутно создал свою организацию. Потом ушел в коммунистическую молодежную организацию, а потом вступил в Либертарианскую партию. В итоге я в 10 классе ушел из школы, сейчас я занимаюсь протестом в принципе, без каких-либо партий.

На акцию в поддержку Ивана Голунова я пришел как фотограф — ничего такого не делал, ходил, фоткал. Но когда начали всех задерживать, то полицейский просто показал на меня пальцем — и меня тоже взяли. Уже в автозаке полицейские потребовали отдать телефон, но я отказался. Тогда один из сотрудников потребовал отдать рюкзак, в котором лежала камера. А когда я отказался — начал отнимать силой. Он повалил меня на пол автозака, бил ногами и руками по животу, один раз заехал по челюсти. Все это видели другие задержанные.

Мне долго не разрешали подняться — на полу автозака я пролежал минут 20. Тот полицейский меня снимал на свой телефон и комментировал: «Он сам упал, он сам себя побил». В отделении я сказал, что несовершеннолетний — до этого про возраст никто не спрашивал. Адвоката не пускали в ОВД, отца не пускали. Я попросил вызвать скорую — врачей тоже долго не пропускали, потом они все-таки зашли.

После осмотра медики решили меня госпитализировать. Даже сделали мне капельницу. Пришла женщина-полицейская, попросила подписать протокол — но так как не было адвоката, я отказался. В больнице я пролежал около трех дней, у меня зафиксировали сотрясение мозга и легкие побои. Пока я был в больнице, отца вызвали в наше местное отделение полиции — и перед ним извинились за весь этот беспредел.

С адвокатами мы подали жалобу через неделю после задержания. Меня вызвали на опрос, спустя месяц вынесли постановление об отказе. Я прекрасно понимаю, что этого полицейского не посадят и даже не уволят. Но собираюсь дойти до ЕСПЧ — там я хотя бы получу денежную компенсацию.

Этим летом я почти во всех акциях участвовал как фотограф — кстати, 27 июля меня тоже задержали. Буквально месяц назад я получил пресс-карту от движения «За права человека». Я бы хотел полноценно работать в каком-то СМИ, но пока ничего не предлагают. Но меня очень интересует политика — потому что мне в этой стране жить. Когда крутишься во всей этой сфере, чувствуешь, как что-то меняется. От этого непередаваемые эмоции, конечно.

Мы с женой часто ходим на акции протеста, иногда даже берем с собой ребенка. Но нельзя сказать, что активно митингуем — скорее просто гуляем по городу. Нам важно увидеть все своими глазами, а не в интернете. 27 июля я поначалу даже не собирался приезжать на акцию, но меня отпустили пораньше с работы. Погода была хорошая, и мы с женой решили все-таки прогуляться.

В начале Камергерского переулка была толпа, с которой мы смешались. На Тверской все было перекрыто, поэтому люди развернулись и пошли в обратную сторону. И вот мы с женой идем, разговариваем, вдруг слышим команду: «Стоп!» Росгвардейцы разворачиваются и идут на нас. Я успеваю только немного повернуться левым боком, чтобы отойти в сторону, и тут же получаю удар шокером, а затем и дубинкой. Левая сторона тела сразу онемела, я упал на землю. От удивления я очень громко сказал: «Вы видели? Меня ударили шокером!» Человек, который стоял рядом, посоветовал мне взять справку в травмпункте. Это оказался адвокат из «Комитета против пыток» Петр Хромов, мы с женой взяли его визитку и не зря — уже через час она очень пригодилась.

Мы пошли в сторону Трубной площади. Там было много людей, выступали не допущенные к выборам кандидаты. Мы остановились послушать. Чуть позже омоновцы взяли нас в кольцо, при этом кричали в мегафон: «Расходитесь». А расходиться-то было некуда, поэтому в толпе начали шутить, что «расходиться можно только в автозак». Полиция выборочно задерживала людей, их просто скручивали и паковали в автозак. Мы встали возле памятника, жена начала снимать происходящее на телефон, отвернулась, и в этот момент меня схватили двое в масках, скрутили и потащили. Жена даже не успела понять, что происходит, а я уже в автозаке.

Нас повезли в Зеленоград. Телефон сел, один из задержанных разрешил сделать звонок жене, чтобы сказать ей, куда я еду. Она сразу связалась с адвокатом Петром Хромовым, а потом поехала в ОВД — но ее не пустили.

В отделении все камеры были заняты, поэтому нас посадили в актовом зале — перед большой фотографией Владимира Путина. В зале мы просидели на стульях до семи утра. Уже утром нам дали протоколы о задержании, составленные задним числом. Люди начали возражать, полицейские сразу достали камеру, чтобы зафиксировать отказ на видео, появились понятые какие-то — в общем, началось психологическое давление. В итоге нас перевезли в ОВД Западное Дегунино, меня там держали еще целые сутки. Я сидел в камере один, было тяжело: не было света, у меня не было часов, еще и вентиляция гудела. Я спрашивал полицейских, зачем меня держат в таких условиях, вроде бы не расстрельную статью вменяю. Объяснять ничего не стали, но позже все-таки пустили жену ко мне.

Около двух часов дня 29 июля меня и других задержанных снова погрузили в автозак и привезли обратно в Зеленоград — на суд. Все продвигалось очень медленно, в итоге я прождал заседания суда до восьми вечера — и в этот момент истек установленный законом срок в 48 часов после задержания. Поэтому меня отпустили, выдав повестку в суд на 31 июля. Я сразу отправился в травмпункт, у меня зафиксировали ссадину на грудной клетке и ушибы мягких тканей.

Суд оштрафовал меня на 10 тыс. руб., при апелляции ничего не изменилось. В «Комитете против пыток» мне помогли написать жалобу на полицейское насилие, мы подали ее в Следственный комитет 21 августа. Пока пришел ответ о передаче моего заявления в другое отделение.

Я уже ветеран — хожу на митинги с 2008 года: участвовал в «Марше несогласных», в «Стратегии 31», ездил на Болотную площадь 6 мая 2012 года. Меня задерживали на акции «Он вам не царь», которая проходила в прошлом году 5 мая. А в этом году меня задержали поздно вечером 27 июля, когда все практически закончилось. Мы шли маленькой группой 30–50 человек на Страстном бульваре, хотели уже расходиться по домам, ничего не скандировали. Вдруг увидели, что на нас бежит толпа полицейских. Убежать не получилось — меня догнали, я почувствовал удар в шею, после этого немного помутилось в глазах. Меня повалили на землю, заломили руки, потом двое схватили еще за ноги. Когда тащили к автозаку, один полицейский заломил мою руку так, что сломал ее. Я закричал так сильно, как никогда в жизни не кричал. Но омоновец мне сказал: «Не работай на камеру»,— хотя ни камер, ни журналистов я не видел.

В автозаке отняли телефон, отвезли в ОВД «Тверское», там я потребовал сразу скорую помощь, но сотрудники не отреагировали. Ребята, которых уже давно задержали, увидели, что мне плохо, рука распухла. И устроили маленький бунт: «У вас человек здесь фактически помирает, мы требуем скорой помощи ему». Пришел какой-то начальник, посмотрел на меня и вызвал скорую. Врачей пустили через минут тридцать, меня госпитализировали в Первую городскую больницу, где диагностировали перелом надмышечника верхнего плеча. Наложили гипс и в три часа ночи отправили домой. Дальше я обследовался у своего врача-травматолога.

21 августа был суд, у меня была ч. 8 ст. 20.2 КоАП, то есть повторное участие в несанкционированном митинге. По этой статье могут либо посадить на 30 суток, либо оштрафовать на 150–300 тыс. руб. Я честно сказал судье, что мне нельзя садиться на 30 суток, потому что надо обследоваться у врачей. И суд сменил мне ч. 8 на ч. 6 и присудил 10 тыс. руб. штрафа.

В день суда мы с адвокатом поехали подавать жалобу на действия полицейских в Следственный комитет. СК перенаправил заявление в МВД, а в МВД попросили направить жалобу в СК. Замкнутый круг получается. Сейчас готовим обращение к Тамаре Москальковой, уполномоченной по правам человека, и думаем про ЕСПЧ. Гипс уже сняли, я прохожу физиотерапию, ЛФК делаю, чтобы разрабатывать руку.

Изначально я ставил подпись за Юлию Галямину, но ее не допустили. Все-таки 8 сентября я ходил на выборы, воспользовался «Умным голосованием» Навального. Я знаю, что в следующий раз мне могут вменить уже уголовную статью, но все равно намерен выходить на следующие митинги. Что будет, то будет. Потому что то, что сейчас творится в стране, я не могу так просто оставить.

Я пришел на акцию 27 июля с другом, из интереса. Это был наш первый митинг. Я слежу за политической ситуацией — не то чтобы активно, но интересуюсь происходящим в стране. Вот и на акции я видел, что люди мирно стояли, никто не хотел причинять зла.

На пересечении Страстного бульвара и Тверской улицы Росгвардия начала наступление и мы с другом оказались в толпе. Один росгвардеец ударил меня кулаком в глаз, я согнулся, меня повели за руку в автозак. Я просил его представиться, спрашивал, за что меня задержали, но мне ничего не отвечали. В ОВД на меня составили акт об учете несовершеннолетнего. После я попросил вызвать скорую и на ней меня увезли в детскую больницу. Врачи, конечно, удивлялись, когда я рассказал про обстоятельства получения травмы. Мне поставили диагноз: «гематома орбитальной части левого глаза». В больнице я пролежал трое суток.

Потом мы с мамой давали объяснения, причем в трех ОВД: Нагатино-Садовники, Тверская и Марьина Роща. Нам никто не ответил, зачем нужно было давать объяснения трижды. Комиссия по делам несовершеннолетних поставила меня на учет. Какое-то время я никуда не обращался за помощью — думал, что со всем этим можно сделать. Потом я написал в «Медиазону», они опубликовали мою историю и помогли найти адвоката. 5 сентября мы обратились с жалобой в Следственный комитет, я даже нашел на Youtube видео, на котором запечатлено, как меня ударили. Но ответа до сих пор нет.

Кстати, на прошлой неделе к нам в школу пришла инспектор, она проводила беседу о походах на митинги. Сказала, что в нашей школе трое учеников — я, мой друг и еще кто-то — участвовали в акции и были задержаны. Она запугивала учеников, угрожала уголовными делами. Я думаю, что многие действительно испугались.

Я и раньше ходил на акции протеста: выходил на пикеты в поддержку Голунова, был 14 июля среди тех, кто пошел к МГИК; присутствовал на нескольких встречах с незарегистрированными кандидатами на Трубной. Вел себя аккуратно, никогда меня не задерживали. И на акцию 27 июля тоже собирался — одной из причин стал обыск у Даши Бесединой, тогда еще кандидата в МГД, а теперь уже депутата. Дашу я знаю давно, новость про обыск просто взбесила, и я окончательно решил выходить на этот мирный протест. Ну а как иначе?

Я каждое утро бегаю по пять километров — либо в небольших парках рядом с домом, либо по центру Москвы. Утром 27 июля, как всегда, вышел на регулярную пробежку и решил в этот раз пробежаться в районе Тверской — ну и заодно посмотреть, что там происходит за несколько часов до акции. Во время бега сделал несколько фотографий колонн автозаков. Уже под конец я выбежал на Тверскую — и внезапно меня повалили на землю. Полицейских было, наверное, пять-шесть — они стали заламывать руки, кисти, наступать ногами, потом вообще сели на меня. Потом зачем-то оттащили меня подальше, и там опять начали заламывать и наступать. В этот момент мне и сломали ногу — положили ее на бордюр коленом и наступили сверху.

Потом меня кинули в автозак, причем несколько раз пересаживали из одной машины в другую. При первой возможности я позвонил в «ОВД-Инфо», рассказал о происшедшем, о поврежденной ноге. Правозащитники записали мои данные и сказали, чтобы я попросил вызвать скорую. Но полицейские отвечали: «Ждите», или «Уже вызвали», или опять «Мы ждем главного, чтобы вызвать». Я понял, что никто и не собирался вызывать мне врача.

Спустя два-три часа нас с другими задержанными повезли в ОВД Аэропорт, и только там я уговорил сотрудников вызвать скорую. Врач меня осмотрел и сказал полицейским, что меня надо госпитализировать или как минимум отвезти на рентген. Ему ответили: «Нога же не синяя, значит, перелома нет». Потом один из полицейских отвел врача в сторону и начал с ним разговаривать. Когда врач вернулся ко мне, то сказал только: «Завтра к вам по прописке приедет участковый терапевт». И поставил мне укол в плечо, от которого у меня онемела рука.

Боль в ноге не проходила, и через полтора часа я сам вызвал скорую. На этот раз врачи сразу положили меня в машину — но полицейские еще полчаса не отпускали скорую с территории ОВД. Требовали, чтобы я подписал документы с их версией происшедшего. Я сослался на 51-ю статью Конституции и отказался. Тогда они просто расписались за меня, после этого скорую выпустили.

Меня отвезли на рентген в травмпункт, а оттуда уже направили на госпитализацию в 67-ю больницу. Там поставили диагноз «закрытый внутрисуставный перелом межмыщелкового возвышения правой большеберцовой кости». Врачи говорят, что в этом году я, скорее всего, не начну полноценно бегать. Четкого прогноза по моему лечению нет, но ногу понемногу начинаю нагружать упражнениями в клинике. Могу сказать, что лечение мне уже обошлось почти в 100 тыс. руб. в общей сложности.

В середине сентября меня вызвали в суд разбирать административное дело о якобы участии в несанкционированной акции — хотя я был задержан за несколько часов до ее начала. Я лежал в больнице, прийти не мог, о чем уведомил суд телеграммой и электронным письмом. Тем не менее суд все равно прошел — и меня оштрафовали на 10 тыс.

А вот по поводу моей сломанной ноги Следственный комитет даже уголовное дело возбуждать не хочет. Также нам отказал в этом Тверской районный суд. Как будто сломать ногу человеку в порядке вещей. Конечно, я этого так не оставлю.

При этом мы знаем, что сейчас людей сажают за то, что они шлем полицейского потрогали или урну в их сторону кинули. Это какое-то издевательство, полицейским стыдно должно быть. Знаете, я думаю, что когда полиция жалуется на подобное «насилие», это как если шахтеры бы жаловались, что на них маленький камушек упал.

По профессии я художник. Но десять лет назад вышло так, что мне пришлось отказаться от спокойной жизни — я начала помогать людям, которые сами не могли себя защитить. Начала с профсоюза художников в родном институте, потом стала муниципальным депутатом. Конечно, у мундепа не так много полномочий, но мне все равно удается помогать жителям района в самых разных ситуациях — например, не допустить строительство во дворе, спасти от вырубки сквер или даже защитить человека от «черных риэлторов».

В тот день я пришла к зданию мэрии Москвы ради своих избирателей. Москва гибнет на наших глазах: варварски уничтожается природа, город загромождается ненужными объектами в интересах власти и бизнеса. Все больше появляется новостроек, в город приезжают тысячи людей — а рабочих мест нет. Это может привести (и уже приводит) к страшным последствиям: к уничтожению инфраструктуры города, к его криминализации. И если в городе происходят такие волнения, как этим летом, это ведь не случайно. Это показатель того, что градоначальник не справляется со своими обязанностями.

Мэрия была оцеплена Росгвардией, на улице стояли избиратели, которые требовали, чтобы к ним вышли мэр и председатель Мосгоризбиркома. Никаких агрессивных действий со стороны людей я видела. Журналисты начали брать у меня интервью — я говорила, что людей должны услышать, что властям надо не ОМОН вызывать, а разговаривать с гражданами. В этот момент Росгвардия без объяснений стала оттеснять людей в Брюсов переулок. Началась давка. Росгвардейцы, размахивая дубинками, клином врезались в толпу. И даже тогда люди вели себя мирно. Я увидела, как в толпе упала пожилая женщина, пыталась ей помочь и упала сама. С трудом поднялась, шагнула в сторону — и увидела, как омоновец замахнулся на меня дубинкой. Сжавшись от страха, я закрыла глаза, почувствовала резкий и тупой удар по голове — и на некоторое время потеряла сознание.

Очнувшись, я почувствовала сильную боль и звон в ушах. Я провела рукой по волосам — вся ладонь в крови. Кто-то закричал: «Зачем вы бьете депутата?» Полиция вывела меня за оцепление, потом люди вызвали скорую и меня госпитализировали в Склифосовского. У меня зафиксировали сотрясение головного мозга и ссадину правой теменной области. Я отказалась от госпитализации, но потом пожалела об этом, потому что в следующие дни почувствовала себя хуже. Голова до сих пор регулярно болит, появляется тошнота, слабость.

Я считаю, что действия тех, кто управлял росгвардейцами,— это преступление против конституционных прав и свобод граждан. Это возмутительная попытка насильственно удерживать власть, запугивая дубинками собственный народ. Я подала жалобу 5 сентября — до этого плохо себя чувствовала. Никакого ответа до сих пор нет. Полагаю, что чиновники, организовавшие жесткую расправу над невиновными, должны быть наказаны.

Я давно интересуюсь политикой: закончил бакалавриат международных отношений МГИМО и магистратуру в Ягеллонском университете в Кракове в Польше. Закончил курс политологии при Совете Европы в Европейской академии дипломатии. Несколько лет я был международным наблюдателем на выборах на Украине, в России был членом избирательной комиссии с правом решающего голоса. В общем, своими глазами видел все нарушения, всю лживость этой системы «выборов».

На митинги хожу с 2010 года, но меня впервые задержали только в этом году, на акции 27 июля. Это произошло уже ближе к вечеру — основное действие завершилось, мы с друзьями шли по Большой Дмитровке и тут встретились с сотрудниками Росгвардии. Они начали с нами препираться, слово за слово, мы развернулись и собрались уйти в переулок. Как вдруг внезапно сзади на меня набросился сотрудник Росгвардии, схватил меня за шею — и своей амуницией, вот этими «доспехами», нанес мне телесные повреждения. Потом меня еще с размаху ударили об автозак. Следом задержали моих друзей.

К счастью, у меня не отобрали телефон, я связался с «ОВД-Инфо», передал им информацию по всем сидящим в автозаке, держал с ними связь. Потом нам очень повезло — в наш автозак попал Илья Азар (муниципальный депутат, журналист «Новой газеты».— “Ъ”). Он посоветовал квалифицированного адвоката Дмитрия Джулая.

В автозаке нас продержали минут сорок, потом в отделении Чертаново Северное мы пробыли часов пять — то есть больше положенного срока. Про наше задержание сделали абсолютно одинаковые рапорта, указали адрес «Тверская,13» — хотя мы там не были.

На следующий день в травмпункте на Беговой я зафиксировал все свои ушибы. Вот выписка из документа: «линейная поверхностная ссадина лба до 4 см., линейная ссадина до 2 см., ссадина в проекции верхнего левого предплечья, ссадины под струпом без признаков воспаления». Адвокат Джулай помог написать жалобу на полицейских, ответа пока нет. Я, конечно же, собираюсь идти до конца — мне интересно, как эта система работает.

8 сентября я ходил на выборы в Мосгордуму. К сожалению, у меня в округе изначально не было таких кандидатов, которым я симпатизировал бы. Поэтому я просто последовал рекомендации «Умного голосования».

Моя активная политическая деятельность началась с Майдана. Я тогда училась на Украине и присутствовала при всех этих событиях. Это полностью перевернуло мою жизнь. Я увидела, как люди погибали за свободу, и поняла, что больше не могу стоять в стороне, когда творится несправедливость.

Понятно, что я не призываю устраивать Майдан в России или еще где-то. Есть много способов принести пользу стране. Я прошла обучение в организации «Голос», стала наблюдателем на выборах. Я ездила на Кавказ и сама видела, как пачками закидывают бюллетени. Показываю видео — а мне говорят, что нарушений нет.

Потом я решила пойти дальше, выдвинула кандидатуру в муниципальные депутаты — и люди меня выбрали. Вместе с коллегами мы вытаскивали попавших в ОВД ребят, потому что у каждого муниципального депутата есть право беспрепятственно входить в территориальные органы местной власти. Я занималась проверкой ОВД на «комфорт пребывания» — к сожалению, не все шли на контакт. Помимо этого, я была на всех митингах, на так называемых несогласованных акциях. Я — оппозиционный муниципальный депутат, было бы нелогично, если бы я не ходила на митинги.

27 июля мы шли по Большой Дмитровке в сторону Лубянки, там перекрыли силовики дорогу. Мы удивились, почему нас не пускают, ведь дорога пустая. Юрий Терехов, мой бывший молодой человек, предложил все-таки попытаться пройти, но нас развернули. Мы спокойно пошли назад — и буквально через несколько секунд они совершенно необоснованно схватили Юрия за шею и поволокли. Я отреагировала очень эмоционально — побежала за силовиками, которые тащили человека по земле. Меня повалили на землю, протащили какое-то количество метров, потом подняли и швырнули в автозак. Честно говоря, я боялась сломать шею.

Юрий написал в «ОВД-Инфо» сам, потому что я пребывала в некотором шоке. С нами еще был Илья Азар, он-то нам и помог с адвокатом. Нас отвезли в ОВД Чертаново Южное, забрали паспорта. Очень медленно оформляли протоколы — хотя они все были под копирку. Написали, что мы гуляли возле мэрии, хотя это неправда. В отделении мы провели часов семь, причем адвоката Дмитрия Джулая долго не пропускали, а это серьезное нарушение. Потом я поехала в травмпункт, там зафиксировали ушибы ног, спины, руки, левой скулы, ссадины на грудной клетке.

2 августа суд оштрафовал меня на 10 тыс., я уже подала апелляцию. Тогда же и написала жалобу на насилие со стороны полицейских. Ответа от Следственного комитета никакого нет.

Я и раньше ходил на митинги: был на Болотной, посещал марши памяти Немцова. Первый раз меня задержали на акции в День России, 12 июня 2017 года. Тогда на улицах играл гимн — и под него полицейские винтили людей. В моем протоколе было записано среди прочего, что я «пел гимн России». А в 2018 году меня задержали за попытку чтения Конституции на Триумфальной площади — хотя я тогда даже не успел ничего прочитать. На площадь пришли провокаторы из движения SERB, начали задирать нас. Я попросил сотрудника полиции принять меры против них, но они задержали меня. Меня оштрафовали на 150 тыс., записали в должники государства. Буквально вчера ко мне приходили судебные приставы, они описали имущество моей бабушки, так как я проживаю с бабушкой и дедушкой. Изначально родные переживали, а сейчас они смирились и даже поддерживают меня.

Когда я шел на митинг этим летом, я понимал, что могут и уголовную статью вменить. Но в нашей стране это может произойти в любой момент, по любому поводу. Так что отсиживаться просто глупо. А без нормального будущего моей страны невозможно и мое будущее.

Задержали меня в Брюсовом переулке возле мэрии, когда я встал в одиночный пикет с плакатом «Долой тиранию Путина». Ко мне сразу подбежал корреспондент «Дождя» — и это было самое короткое интервью в моей жизни, 20 секунд где-то. Росгвардейцы отогнали корреспондента, заломили мне руки и потащили к автозаку. Меня со всего размаху — как боевым тараном вышибают ворота — приложили ровненько об косяк автозака. С этого момента я помню происходящее уже с трудом: голова очень болела, кружилась, тошнило. Тем более что в автозаке было очень душно.

Я связался с «ОВД-Инфо», их адвокат Светлана Байтурина приехала ко мне в отделение Дорогомилово. Ее, конечно, не пускали туда. С третьего раза полицейские согласились вызывать скорую. Мне диагностировали ушиб, полицейские долго меня удерживать не стали. Я сразу отправился в местный травмпункт в Королеве, где мне сказали: «Молодой человек, мы вам помощь, конечно, окажем, но фиксировать травмы будем только с разрешения полиции». На следующий день я отправился в Мытищинский травмпункт — там мне диагностировали ушиб мягких тканей головы, ушиб плеча и отправили к неврологу. Тот с порога спросил, сколько мне платят за участие в митингах. Я опешил, конечно. Он прописал какие-то простые таблетки, которые не помогли. Около недели у меня кружилась голова и тошнило. В итоге я пошел в частную клинику, где мне зафиксировали острое сотрясение мозга.

Я написал в Следственный комитет заявление о преступлении — а они в ответе обвинили меня: якобы мой пикет кому-то помешал и задержали меня законно. В начале августа мы с адвокатом составили жалобу, нам ответили отказом. Мы, конечно, будем идти до конца, вплоть до ЕСПЧ.

Самый первый мой митинг был 26 марта 2017 года, после этого я уже регулярно ходил на акции. Меня дважды задерживали: 12 июня 2017 года в День независимости и 10 марта на санкционированном митинге против суверенного интернета — я был одним из волонтеров с шариками, полиции они не понравились.

А этим летом меня избили на акции 27 июля. На пересечении Камергерского переулка и Тверской улицы полицейские поставили ограждение на выходе, и толпа решила прорвать это оцепление. Мы встали в сцепку, держались за руки и пошли на полицейских. Омоновцы стали бить нас дубинками, я был во втором ряду, но и мне прилетело несколько раз по голове и по рукам. Затем я отошел, однопартийцы из Либертарианской партии вызвали скорую, потому что у меня была кровь на голове. Мы подошли снова к ограждениям, попросили сотрудников полиции пропустить нас, потому что должна приехать скорая. Они пропустили.

Врачи осмотрели рану, обработали ее. У меня было рассечение на голове — 1 см. На руке тоже была ссадина.

На следующий день я пошел в травмпункт и получил справку о побоях. Для меня очевидно, что нужно подать жалобу. Я связался с адвокатами из «Зоны права», они помогли написать заявление, которое я 5 августа подал в Следственный комитет. Ответа нет, они просрочили все процессуальные нормы, потому что месяц уже прошел. Я подал 11 сентября в суд на бездействие СК.

На самих выборах я был наблюдателем. Вообще, я ставил подпись за Андрея Бабушкина, но его не зарегистрировали. К «Умному голосованию» я со скепсисом относился, потому что системная оппозиция — не оппозиция. Но я был не прав — оно все-таки сработало, посмотрим, что будет дальше.

Я хожу на митинги с декабря 2011 года. Не могу сказать, что мне нравится митинг как времяпрепровождение, я бы с удовольствием занялся чем-то другим. Но я не вижу другого способа как-то повлиять на происходящее в стране, да и в целом выразить свою позицию по поводу того, что делается у нас неправильно — а неправильно делается у нас многое. После митинга «Он вам не Димон» 12 июня на Тверской меня задержали, в отделении даже побили, потому что я начал качать права. В общем, опыт есть.

Перед выборами в Мосгордуму я оставлял подпись за Александра Соловьева, настоящего. Но его, как известно, не допустили. И 27 июля мы с моей девушкой пошли на акцию. Ближе к шести вечера мы оказались на Рождественке — свернули туда со всеми, потому что ОМОН перекрыл Театральный проезд. Никто не знал, куда дальше идти. И вдруг прямо передо мной очень жестко крутят человека, руки за спину заламывают и голову ниже в землю отпускают. Я в общем-то рефлекторно этого парня потянул на себя — мне показалось, что хорошо бы его вытащить из этой передряги.

Это очень не понравилось товарищам из Росгвардии. Один мне тут же мне по уху заехал дубинкой, довольно сильно. Мы упали вместе с этим парнем, потому что я его все еще держал. Потом меня стали избивать. Я думаю, этого омоновца разозлило, что такая ситуация сложилась, и он решил выместить на мне свое расстройство. Поэтому он меня сильно побил дубинкой: по голове, по спине. Я потом смотрел видео — оказывается, это все происходило очень быстро. Мне-то казалось все очень медленным, возможно, это какой-то эффект адреналина. Было очень больно, я попробовал отползти, меня снова стали крутить, бить. И кто-то стал по моей спине прыгать. В какой-то момент я подумал, что сейчас меня убьют. Я помню такую мысль, что я не должен трогать омоновца ни в коем случае, потому что за такое точно могут посадить. Потом меня потащили в автозак — и на входе приложили несколько раз об дверь.

В автозаке мне стало совсем плохо. Я попросил полицейских вызвать мне скорую, они сначала согласились. Потом нас начали перегружать в другой автозак и тогда уже сказали, что ничего вызывать не собираются и меня якобы никто не бил. Про меня к тому времени написали в Twitter — тогда позвонил «Комитет против пыток», они пояснили, что я имею право сам себе скорую вызвать. Когда я узнал, в какое ОВД нас везут, я позвонил в скорую — и врачи приехали прямо вместе с автозаком.

Врач меня осмотрел и сказал, что с сотрясением мозга должны госпитализировать. Полицейские начали возмущаться — они даже не успели меня оформить. Мои друзья уже адвоката прислали, он тогда ломился в отделение, а его не пускали. Тут начался диалог между двумя ведомствами. Скорая объясняла, что она вообще-то скорая и у нее время. А полицейские говорили, что они привезли человека в ОВД и поэтому должны отчитаться. В итоге меня завели в скорую, туда зашел полицейский и попросил написать объяснение, почему я оказался на территории ОВД. Я написал, что меня полицейские избили, а все остальное — 51-я статья. На меня даже протокол оформлять не стали.

Дальше меня отвезли в Боткинскую больницу, я там пролежал до понедельника, потом меня выпустили. Клали меня с сотрясением, а потом еще зафиксировали тупую травму грудной клетки, множественные подкожные гематомы и ушибы мягких тканей в области головы, шеи, задней стенки грудной клетки, правой верхней конечности. В истории болезни врачи написали: «Со слов больного, был избит полицейским на митинге».

2 августа я подал жалобу в СКР. Я думал, конечно, отмолчаться о том, что попытался оттащить человека. Но решил написать все как было. И никакого ответа нет до сих пор. Даже обидно — какой-то ответ лучше, чем ничего. Недавно мы вместе с «Зоной права» подали жалобу в суд на бездействие СК.

В начале августа у меня была запланирована поездка на Украину — там живет моя бывшая жена с ребенком, я часто их навещаю. Поездка должна была продолжаться три дня, но продолжается до сих пор. Я бы хотел сначала получить ответ от Следственного комитета, а состояние неопределенности мне не очень нравится. Поэтому я решил, что пока мне лучше быть вне юрисдикции России.

Поначалу было страшно — в интернете начали появляться фотографии моего задержания со словами «его точно надо забрать». Потом в передаче у Соловьева кто-то из гостей заявил, что мы с девушкой работаем на Ходорковского — что неправда, конечно. Сейчас давления поменьше, но я смотрю новости и вижу, что людей до сих пор сажают. Я, конечно, очень сильно скучаю по Москве. Но пока лучше подожду ответ от СК.

Я много раз себя спрашивал, зачем я сижу здесь, может, там дома ничего со мной и не будет. Но я одну вещь понял: я очень боюсь тюрьмы. И если у меня есть риск того, что я могу туда попасть, я бы хотел его минимизировать. Притом что у меня есть из-за этого огромное чувство вины перед людьми, которые уже сидят и которые ни в чем не виноваты. Я думаю о том, смогу ли я сделать что-то для них. Но я решил, что мне пока не нужно садиться в тюрьму.

Я никогда не участвовал в митингах. Но история с подписями на этих выборах в Мосгордуму меня очень встревожила. Так что 27 июля я встал возле мэрии Москвы в одиночный пикет с плакатом «Допускай». Простоял меньше минуты — на меня сразу накинулись шестеро омоновцев. Они повалили меня, хотя я не сопротивлялся, понесли к автозаку, потом опустили на ноги и толкнули. Я не успел увернуться и с размаху ударился головой об автозак. Они меня обыскали, после чего я долго сидел в автозаке, ждал, когда он заполнится.

Нас повезли в ОВД Дорогомиловское, там заставили написать объяснительную. Мне стало плохо, я попросил вызвать скорую помощь, но мне ответили, что скорая уже едет к другому задержанному. Через 10 минут я позвонил в скорую сам. Врачи приехали, но не стали фиксировать ссадину на лбу — сказали, что у меня все в порядке. В протоколе написали, будто я скандировал лозунги — но это неправда, я ничего не кричал и ни с кем не разговаривал. Когда у меня брали показания, я рассказал про полученный удар — и меня полицейские начали убеждать не давать этой истории ход, иначе, мол, хорошие сотрудники полиции могут пострадать. Я ответил, что если не обращать внимания на такие вещи, то в следующий раз эти же люди толкнут какую-нибудь девушку и сделают ее инвалидом.

Когда меня отпустили, я пошел в травмпункт, где диагностировали подозрение на сотрясение мозга. Невропатолог меня осмотрел, дал рекомендации и отпустил домой. Три дня мне было плохо, я снова пошел к врачам — и мне подтвердили сотрясение мозга легкой степени тяжести. Вместе с адвокатом я написал заявление о преступлении и подал его в Следственный отдел по Тверскому району. Но мне прислали отписку — мол, я участвовал в несанкционированном мероприятии, поэтому полиция вправе была применять силу. Планируем бороться за справедливость дальше.

Что касается выборов — очевидно, что власти хотели сфальсифицировать результаты. Но благодаря «Умному голосованию» все прошло хорошо.

Я на митинги хожу редко — только по очень важным поводам. Этим летом такой повод был. Я видел избирательную кампанию не через СМИ или блоги, а лично. В моем округе не допустили Любовь Соболь, хотя все мои соседки — взрослые женщины — ставили подписи за нее. Но потом их подписи признали недействительными.

27 июля меня непонятно за что задержали у памятника Долгорукому — тогда мне повредили связки на правом колене. Но 3 августа я снова вышел на улицы, потому что чувствовал несправедливость всего происходящего вокруг выборов.

Я пришел сразу после физиопроцедур, хромал сильно. У памятника Пушкину людей не было вообще, зато автозаков было много. И тут меня сзади берут двое омоновцев — причем не так грубо, как 27 июля. Даже сказали: «Пройдемте». Я спросил, в чем, собственно, дело — потому что митинга как такового не было. После этого меня согнули и потащили к автозаку. Всю дорогу к ОВД полицейские обсуждали, как именно им нравится бить людей. Один из задержанных сказал, что хочет в туалет — ему пообещали, что скоро он под себя начнет ходить.

В ОВД Печатники меня прижали к стене и без объяснения начали обыскивать. Я спросил: «Где понятые?», но они не ответили. Когда я повторил вопрос, два полицейских прижали руки к стене, а остальные начали меня бить. Я закричал остальным задержанным: «Берегитесь, тут избивают», после чего мне прилетел удар чуть выше правой почки. И, получается, я выдохнул, а вдохнуть не могу.

Дальше как в кино: я вспомнил, как с другом в детстве делал фейерверки, как в кружке радиоэлектроники с высоким напряжением работал, и как на велосипеде падал на опасных трассах, и все равно оставался жив — а сейчас вот на задворках ОВД где-то умру глупой смертью. И на этих мыслях удалось чуть-чуть вдохнуть. Тогда я подумал, что меня сейчас реально убьют — и побежал. С двумя висящими на мне полицейскими. Меня, конечно, догнали, повалили, стали гнуть и крутить, кто-то сверху сел. Надели наручники и понесли. Пока меня несли, один залез мне в карман и забрал телефон. Но у меня остался второй, поэтому в камере я кое-как смог набрать номер своей девушки и крикнуть, что я избитый сижу в ОВД. После этого у меня забрали и второй телефон.

Я просил вызвать скорую, просил дать протокол. Но меня игнорировали, даже воды не дали. Через пару часов от меня потребовали сдать отпечатки пальцев, я отказался. Тогда один полицейский сказал, что я слишком дерзкий и, если бы не камера в отделении, он бы меня убил. Через пару часов мне предложили сделку — я заполняю опросный лист, а они мне дают воды. Я согласился.

Где-то уже в 22 часа (а задержан я был в 14:45) я взял пустую бутылку и стал бить ей по стене — сказал, что не перестану, пока не составят протокол и не пропустят защитника. Стучал так без остановки полтора часа, пока не пришел адвокат из «Апологии протеста», он вызвал мне скорую помощь.

Приехала скорая, мне сделали укол обезболивающего и сказали, чтобы я потом сходил в травмпункт. На ночь меня оставили в камере — и еще специально поставили лампу, чтобы она светила в глаза. Вечером второго дня меня перевели в другую камеру, где был только вонючий матрас, даже лавок не было. Мне предложили заполнить протокол под диктовку — мол, никаких повреждений у меня нет и телефон я не просил. Но я все начал заполнять по-своему, так что бумагу у меня быстро отобрали.

В понедельник пришла новая смена — они подготовили рапорт, что в девять утра я выкрикивал лозунги на бульваре. Хотя в это время я был еще в больнице. В этот же день меня привезли в Люблинский суд и пообещали, что меня посадят на 15 суток. Мой адвокат Петр Хромов подал ходатайство о переносе заседания, мне дали подписать обязательство о явке и отпустили. Мы сразу вызвали такси до травмпункта. Там у меня зафиксировали многочисленные ушибы и ссадины, а также повреждение пальца левой руки — и наложили гипс.

В суде меня оштрафовали на 15 тыс. Судья даже согласился вызвать полицейского, который составлял протокол, тот постоянно врал, но суду было все равно.

21 августа я подал заявление в СК, но ответа еще нет. Честно говоря, теперь я жалею, что раньше не на все протестные акции ходил. Я раньше не понимал, что у нас в стране все настолько плохо.

Я почувствовал, что власти меня обманывают, еще в 2008 году — когда по телевизору нас убеждали, что Грузия напала на Россию. Мы с мамой дня два возмущались, а потом решили послушать альтернативное мнение на «Эхе Москвы» — и поняли, что нас разводят. Я тут же выключил телевизор, с тех пор не смотрю его вообще. В те же дни я случайно проходил мимо Триумфальной площади, где проходила политическая акция, и увидел, как под звуки гимна полицейские тащат женщину за волосы. Вот после этого я уже не мог оставаться равнодушным к тому, что происходит в стране.

3 августа друзья позвали меня на прогулку по центру Москвы. Я взял зонт, собаку, и мы пошли. Мирно гуляли, как и все, но полиция постоянно перекрывала дороги, забирала людей. На Трубной площади схватили меня — сломали зонт, чуть не задавили собаку. Хорошо, я успел быстро передать ее подруге. В протоколе сказано, что я хлопал в ладоши, махал руками и своими телодвижениями призывал к чему-то граждан. Но я никак не мог этого делать, потому что у меня руки были заняты: в одной собака, в другой зонт. Меня ударили несколько раз головой об автозак, жестко хватали за лицо, трижды били ногами перед тем, как запихнуть в автозак. Мои друзья сняли на видео мое задержание, однако судья отказалась его смотреть. В автозаке я оказался один. Минут через 15 зашли полицейские, я попробовал им задать вопросы — и зря. Меня завалили между лавок и начали бить по почкам с левой стороны. Потом скрутили, повели в другой автозак, где было больше десятка задержанных. Нас отвели в ОВД Кунцево, там я начал давать советы молодым людям, пытался рассказать, как себя вести при допросе. Из-за этого меня приняли за «старшего», поэтому завели в отдельный кабинет и держали там часа полтора. Скорую полицейские долго не хотели вызывать, потом она все-таки приехала, врачи сняли какие-то показания и быстро удалились. Даже документов мне никаких не дали.

В итоге меня продержали в отделении до 11 вечера, выпустили самым первым — вмешался мой знакомый муниципальный депутат Денис Шендерович. Но еще в ОВД я чувствовал себя все хуже и хуже, появились сильные боли, стало тяжело ходить. Через день я пошел в травмпункт, меня осмотрели и зафиксировали ушибы, кровоподтеки в области грудной клетки, ссадины. До сих пор мне больно спать на левом боку. Хотя я делал снимки, ничего там серьезного нет, синяки и сильные ушибы. Я считаю, что еще легко отделался. Суд по моему задержанию состоялся 16 августа, фотографии и видео судья отказалась приобщать к делу. Только допустила двух свидетелей — моих друзей. Но не приняла их доводы, потому что мы якобы в сговоре. Мне присудили штраф в 20 тыс. 21 августа при помощи «Комитета против пыток» я написал жалобу в Следственный комитет. Ответа до сих пор нет. А на выборах в Мосгордуму я был наблюдателем — я ведь член УИК с правом решающего голоса. Изначально я ставил подпись за Дмитрия Гудкова, но его к выборам не допустили, как известно. Поэтому голосовал по системе Навального.

Я давно начал ходить на митинги — с 2017 года, когда вышел фильм Навального «Он вам не Димон». И хотя я зарегистрирован в Московской области, все равно посчитал важным поддержать борьбу за честные выборы в Мосгордуму. Поддержать незарегистрированных кандидатов, которых пачками снимали с выборов. У меня нет конкретного фаворита, но меня возмутила система, подход к допуску кандидатов.

3 августа была акция за допуск не зарегистрированных кандидатов в Мосгордуму. Я пришел к Трубной площади — а там творился хаос, расхаживали группы силовиков по три-четыре человека и задерживали людей. Одна из таких групп задержала и меня, хотя я никаких лозунгов не выкрикивал. Просто сотрудник подошел ко мне и потребовал «убраться». Я ответил: «Почему я должен убираться? Мы живем в свободной стране». Они с другим силовиком схватили меня и поволокли к автозаку, там начали бить меня по ногам. Удары были болезненными — они же носят берцы. Я упал, начал кричать: «Зачем вы бьете?» Один из них ответил: «Чтобы не ходили больше на митинги!»

Автозак был переполнен, задержанным пришлось стоять всю дорогу до ОВД Чертановское. Там я попросил вызвать скорую помощь, врачи диагностировали ушибы и вкололи обезболивающее. Полицейские почему-то не считали нужным указать в протоколе факт избиения — и я отказывался подписывать документ, пока туда не добавили эти подробности. Когда меня отпустили, я опять вызвал скорую — мне было тяжело передвигаться, а я знал, что нужно попасть в травмпункт и зафиксировать повреждения. Кстати, водитель скорой очень впечатлился моей историей. Он рассказал, что работал в правоохранительных органах и «никогда бы не позволил себе так обращаться с задержанными». А вот дежурный врач никак не комментировал обстоятельства, при которых я получил травму. Просто поставил диагноз: «ушиб мягких тканей правой голени». Почему-то на левой ноге он ничего не увидел, хотя били меня по обеим ногам.

В «ОВД-Инфо» мне дали защитника. Но административные дела заводились под копирку и слушались так же. Мне столько приписали — что я лозунги кричал и чего только не делал… Я пытался рассказать на суде о том, как полицейские меня избили, но это судью не интересовало. В итоге мне назначили штраф 10 тыс. Подал апелляцию — она длилась пять минут, ничего не изменилось.

Я написал заявление с требованием найти и наказать сотрудников полиции, которые меня били. Но ответ так и не пришел до сих пор.

Мне кажется, что тема выборов важна для всех граждан, неважно, где они прописаны. Мы видим, что власть имущие чуть ли не по наследству передают власть. А из-за этого у нас в стране кризис в правоохранительной системе и в системе управленческих кадров вообще.

Первый осмысленный поход на митинг у меня произошел в 1991 году, это был августовский путч. Потом ходил и на «Марши несогласных», и на антивоенные пикеты, и на «Стратегию 31». В 2011 году был знаменитый митинг в декабре, я тогда не вышел и до сих пор себя корю за трусость. Теперь, когда начинаю чего-то бояться, вспоминаю тот стыд и иду.

В день акции 3 августа я решил покататься на велосипеде по Бульварному кольцу. В Новопушкинском сквере все было перекрыто, полиция многих задерживала. Меня не трогали, думали, что я журналист — у меня был ярко-желтый жилет на рюкзаке. Потом полицейские все-таки спросили пресс-карту. Я сказал, что ее нет. И после этого они меня повалили и начали бить: по ногам, по голове. Я был в шлеме, только поэтому все обошлось. Потом они потащили меня вместе с велосипедом, потому что я от него не хотел отцепляться. Потащили до автозака, там дали все-таки подняться, осмотрели рюкзак, меня обыскали и отпустили. Видимо, автозак был полный, и меня не стали туда запихивать, потому что я сказал, что без велосипеда никуда не пойду: «Вы меня можете убить, но велосипед у меня только у мертвого отберете». Потому что он для меня большая ценность.

«ОВД-Инфо» нашли меня сами и подсказали зафиксировать побои. Поэтому на следующий день я пошел в травмпункт. У меня были большие гематомы, царапины на руках, ушибы и кровоподтеки на ногах. Потом я связался с «Зоной права», там мне уже помогли написать жалобу. Сейчас мне пришла первая отписка, что я якобы сам во всем виноват. Я сомневаюсь, что в России удастся добиться наказания для полицейских. Думаю, Европейским судом все и кончится.

Я считаю, что граждане должны сами выбирать, за кого голосовать, а не какой-то дядя. Я постоянно за политикой слежу. Этим летом ставил подпись за Гудкова, которого потом не зарегистрировали. 8 сентября ходил на выборы, действовал по «Умному голосованию».

Меня уже били полицейские на митинге в 2017 году. Тогда я тоже был на велосипеде, случайно въехал в машину и завалился на землю. Меня поколотили, когда в автозак пытались засунуть, я дверь не давал закрыть за собой. Меня по шлему били, по ногам. Они пытались велик отобрать, но я не отдавал. В итоге оформили не как протестующего, а как участника ДТП.

Политикой я начал интересоваться в 2017 году, посмотрев несколько сюжетов ФБК. Я понял, что нынешняя власть — это не очень хорошие люди. И если сначала я думал, что у нас в стране все круто, то сейчас я так не считаю, так как меня в прямом смысле избило государство.

До этого я не участвовал в акциях протеста. Я вышел на улицу 3 августа, потому что увидел, как полиция и Росгвардия до этого избивала людей, которые всего лишь выразили свое мнение, свое недовольство властью. Как только я пришел на Тверскую, то достал Конституцию — чтобы все знали, что есть такая книжка. Только я хотел начать зачитывать Конституцию, как со спины на меня налетели четверо сотрудников правоохранительных органов. Я получил несколько ударов дубинкой по голове, еще по ребрам, потом меня схватили, книга выпала. У меня есть фото, где видно, что страница с 31-й статьей Конституции вся перепачкана следами от ботинок полицейских.

Они меня взяли за руки-ноги и понесли в автозак. Пока несли, еще несколько раз ударили по ребрам и ногам, а возле самого автозака ударили головой о корпус машины. По телефону я сообщил родителям, что меня задержали на акции протеста. Мой младший брат сразу дал маме контакт «Зоны права», они созвонились, и в мое отделение тут же направили адвоката. В ОВД нас везли полтора часа, при этом включили печку, хотя на улице и так было жарко и душно. Уже в ОВД я спросил у сотрудника: «Является ли Конституция запрещенной литературой?» Он ответил, что я должен молчать.

Пришла инспектор по делам несовершеннолетних. Мы спросили, нравится ли ей такая работа. Она ответила, что работать любит, вот только детские трупы ее пугают. Дальше разговор прекратился. Я к тому времени чувствовал сильные боли в голове, попросил инспектора вызвать скорую. Она ответила, что вызвать можно только после приезда родителей, хотя это не так.

Когда приехала мама, они действительно вызвали скорую, которая диагностировала черепно-мозговую травму и травму шеи. После этого полицейские наконец пропустили адвоката в ОВД. Он сразу предложил мне два варианта: либо я говорю, что заплачу штраф, и все от меня отстают, либо я признаюсь, что участвовал в митинге, но ничего плохого не совершал. И мы с такой формулировкой идем вплоть до ЕСПЧ. Я выбрал второй вариант, и мама была со мной солидарна. Она не хотела терпеть такого произвола от полиции, вся семья меня поддержала.

Скорая меня отвезла в НИИ неотложной детской хирургии и травматологии, там я был три дня, дальше лечился уже дома. У меня зафиксировали сотрясение головного мозга, ушибы мягких тканей и многочисленные ссадины.

Жалобу в СК на полицейское насилие подала моя мама с моих слов. Через три дня пришел отказ, где сказано, что я сам нарушил закон. Мы подали заявление в Тверской районный суд, но они тоже отказали в возбуждении уголовного дела. Дальше мы вместе с адвокатом и родителями дойдем до ЕСПЧ, чтобы добиться признания факта нарушения со стороны полиции.

Я работаю в «Комитете против пыток», на летних акциях я был наблюдателем от Московской Хельсинкской группы. Мы заранее подали уведомление в МВД, что будем наблюдать за проведением публичных мероприятий и действиями сотрудников правоохранительных органов. На нас были специальные бейджи, яркие и заметные. Разумеется, мы при этом не участвовали в этих акциях — не держали плакатов, не выкрикивали лозунги. Вообще старались сохранять нейтральную позицию и к митингующим, и к сотрудникам полиции.

3 августа я и мои коллеги из «Комитета против пыток» шли от Чистопрудного бульвара к Трубной площади. Около 15:30 часть бульваров уже была перекрыта, а Трубная оцеплена. Мы наблюдали, как проходят задержания с применением насилия, никому не мешали. Вдруг я заметил, что ко мне приближаются два сотрудника Росгвардии. Ничего не объясняя, не выдвигая никаких требований, они заломили мне руки, нагнули корпус вперед и повели в сторону автобуса. Краем глаза я заметил, что точно так же они поступили с моим коллегой. При этом они не могли не заметить бейджей у нас на груди.

Я начал спрашивать, на каком основании меня задержали и применяют физическую силу — ведь я не сопротивляюсь. После этого один из росгвардейцев нарочно завел мою левую руку за спину и начал тянуть ее вверх. Кроме того, мне давили на затылок, чтобы я смотрел только вниз. Вот в такой позе меня подвели к автозаку, где один из сотрудников осмотрел мой рюкзак — кстати, не представив никаких оснований. Омоновец, который сильно заламывал мои руки, начал бить меня по левой ноге, чтобы я раздвинул ноги шире. Это вызывало болевые ощущения в области паха. После этого меня посадили в автобус.

Полицейских, которые приняли нас в автозаке, конечно, смутили наши бейджи. Я сказали, что мы наблюдатели и нам непонятны причины задержания. В ответ услышал: «Разберутся в отделе». Тогда я позвонил нашему руководителю Светлане Астраханцевой и сообщил о задержании, она связалась с Управлением информации и общественных связей ГУ МВД. Где-то через полчаса нас без объяснений выпустили из автозака, не составив никаких протоколов.

Рука побаливала и тянула, поэтому я пошел в травмпункт и сделал рентген. Мне оказали первую помощь, диагностировали растяжение связок и ушиб левого локтевого сустава. Болевые ощущения дня за два-три прошли. Но сам факт незаконного задержания и необоснованного применения физической силы доставили неприятные ощущения. Поэтому я обратился за помощью в наш же «Комитет против пыток». Для объективности мои интересы представляет другой адвокат, а не я сам. 21 августа мы подали заявление о преступлении в центральный аппарат Следственного комитета. Потом я получил уведомление, что из Центрального аппарата мое заявление перенаправлено в Главное следственное управление СК по Москве. Оттуда никаких уведомлений пока не проходило.

…27 июля 2019 года я намеревался принять участие в мирном и без оружия собрании граждан у мэрии Москвы с целью выразить свое несогласие с планами правительства Москвы вывозить в течение 20 лет по 500 тыс. тонн мусорных хвостов ежегодно на полигон «Экотехнопарк» на станции Шиес Архангельской области (…)

Около 14 часов 35 минут сотрудники полиции и ОМОН начали вытеснять мирно стоящих вместе со мной и идущих мимо граждан от здания правительства Москвы (…). В 15 часов 40 минут я поднялся на ограждение, возле которого оказался, с целью фотографирования линии соприкосновения мирных граждан и сотрудников полиции. При этом я каких-либо лозунгов, угроз или призывов не высказывал.

Сразу после того, как я сделал в 15 часов 42 минуты один снимок общего плана, к ограждению подбежал сотрудник ОМОН и ударил меня дубинкой в область правой боковой поверхности живота. Несмотря на то что я не оказывал сопротивление, указанный сотрудник полиции незаконно применил ко мне спецсредства. От боли я упал с ограждения.

(…) Рядом со мной стоял мужчина и вел видеосъемку. Я спросил его, был ли он свидетелем нанесения удара. Он ответил утвердительно и указал на омоновца, нанесшего удар, и я его сфотографировал. Позже этот свидетель прислал фрагмент видеозаписи, на которой этого омоновца старший по званию после нанесения мне удара отводит назад от линии соприкосновения. (…)

27–28 июля в месте удара сохранялась боль и появился синяк. В ночь на 29 июля боль в месте удара в правом боку усилилась, поэтому я обратился в отделение травматологии городской поликлиники №22. Машиной скорой помощи был доставлен в хирургическое отделение ГКБ им. В. М. Буянова. 29–30 июля проходил обследование с целью исключения травмы внутренних органов. Выписан с дигнозом: «Тупая травма живота. Гематома поверхности брюшной стенки размером 15х6 см».

При этом я не совершал никаких противоправных действий, никаких требований ко мне сотрудники полиции не высказывали, в связи с чем, основания для применения физической силы и специальных средств ко мне у сотрудников полиции отсутствовали. (…) Тем самым указанный сотрудник полиции совершил действия, явно выходящие за пределы своих полномочий, что повлекло существенное нарушение моих прав и законных интересов, (…) а также повлекло за собой подрыв авторитета и престижа полиции, поскольку данный случай необоснованного применения насилия со стороны сотрудников полиции получил существенный резонанс и распространение в СМИ.

* — общаться со СМИ не стал, предоставил редакции свое заявление в Следственный комитет

Я интересуюсь политикой еще со школы, ходил на олимпиады по обществознанию. В учебнике все так красиво было написано, «Конституция — высший документ». Но потом я увидел, что в реальности политическая система у нас не работает, как и система права. А потом посмотрел фильм «Он вам не Димон» — и вот после этого начал свою активистскую деятельность.

На выборы в Мосгордуму я не ходил, потому что не прописан в Москве. Но участвовал в мирных акциях, потому что недоволен общей ситуацией в стране. Ее можно поменять только выборами, но, как оказалось, и выборов у нас тоже нет. Поэтому остается только выходить на улицы — ну просто быть там, показать, что мы недовольны происходящим. 3 августа я боялся, что меня задержат. Но задержали в итоге 10-го.

После согласованной акции 10 августа на Сахарова мы с друзьями поехали на Китай-город. Там был ОМОН и Роcгвардия: они площадь на Китай-городе перекрыли, и нам пришлось перейти на Маросейку. Я начал снимать, как за одним молодым человеком побежало десять омоновцев, это показалось интересным — вроде не преступник, а за ним бегут. Его задержали. По тротуару шли еще омоновцы, один из них показал на меня пальцем, и двое крепких сотрудников подскочили ко мне. Они не представились, жестко остановили, сильно заломили руки и повели к автозаку. Я попросил их взять за другое место или ослабить хватку. Тот, что справа, сказал: «Да кто тебя знает, может, ты убежишь», и ослабил руку. А омоновец слева взял и еще сильнее надавил, прямо больно было.

Когда меня притащили к автозаку, я попросил их сказать полицейским, что я не сопротивлялся, не кричал — чтобы меня отпустили и не везли в отделение. В итоге сотрудник справа сказал им: «Ну вроде не хулиганил». Тихо сказал, не знаю, услышали ли его.

Полицейские сказали, что просто проверят документы — а потом берут и затаскивают в автозак. Дальше повезли в ОМВД Даниловское, там всем составили совершенно одинаковые протоколы: один и тот же адрес задержания, время, одинаковые лозунги. А ведь в автозаке были люди, которые вообще никак не связаны с акцией. И адрес указали, где меня вообще не было. Есть видео, доказывающее, что меня задерживают на другой улице.

Когда нас отпустили, я поехал сначала домой. Но у меня с момента задержания болела шея, потом в голову начало отдавать. И я поехал в травмпункт в три часа ночи. Мне зафиксировали побои, синяки и травму грудной клетки.

14 августа был суд. Я связался с «ОВД-Инфо», они предоставили защитника. Но суд отклонил все наши ходатайства — а ведь со стороны полицейских была как минимум ошибка в адресе задержания. Мне выписали штраф на 12 тыс. руб.

Я рассказал «ОВД-Инфо» о травмах, и они посоветовали мне написать в «Зону права», которые занимаются такими делами. Там мне помогли составить заявление с жалобой на полицейских. Мы подавали примерно 27 августа — до сих пор ответа нет. Я хочу по этому вопросу идти до конца — если надо, вплоть до ЕСПЧ.

Я сам из станицы Тбилисская в Краснодарском крае. В первый раз я участвовал в оппозиционной политической акции 26 марта 2017 года в Краснодаре. И тогда меня посадили на 15 суток за неповиновение сотрудникам полиции. Хотя даже по видео видно было, что это полная неправда. Так вот, после того задержания меня начали запугивать полицейские — мол, если в следующий раз возьмут на акции протеста, то обязательно подкинут наркотики или патрон, и я получу уже уголовный срок. Из-за этого я решил переехать в Санкт-Петербург — подумал, что там с правами человека как-то посерьезнее обстоят дела.

10 августа я специально приехал из Санкт-Петербурга, чтобы поучаствовать в самой многочисленной акции протеста в новейшей истории России. Потому что у нас отсутствует свобода слова в стране, потому что у нас фабрикуют дела, подкидывают наркотики. А я хочу жить в нормальной стране.

Когда полиция стала оцеплять Маросейку, я оказался внутри — ходил, снимал. Один омоновец схватил меня за руку, я попытался ее убрать. Тут уже подключились его коллеги, начали применять ко мне грубую физическую силу — пытались меня принудить к земле склониться, по ногам били, чтобы подогнуть колени. Я, естественно, начал вырываться, кричать. Тогда один из омоновцев приказал: «Возьмите его ласточкой». А я как раз накануне посмотрел на Youtube видеоролики про пытки в российских колониях. Конечно, я еще громче закричал. В какой-то момент я начал выкрикивать лозунги — и на словах «Россия будет свободной» омоновец меня ударил дубинкой по телу. Потом сильно придушили — я чуть не задохнулся, пока меня несли к автозаку. Там лицом прижали к решетке радиатора, ударили несколько раз по ногам посильнее, руки пытались заламывать, телефон забрать. Было очень неприятно, больно. В отделе продержали около четырех с половиной часов, потом отпустили, я успел на поезд домой.

На следующий день в Санкт-Петербурге я пошел в частную поликлинику, сдал анализы. Травматолог зафиксировал ссадины на шее, гематомы на голове, гематомы лопатки и самое серьезное — травмы обоих менисков. Потом я пошел уже в государственную травматологию, и там мне зафиксировали те же травмы. У меня есть все эти документы, потом я их пытался на суде показать. Не стали изучать, назначили штраф 12 тыс. руб. Ну, хоть не арест. Правозащитники от «Зоны права» помогли мне написать заявление о побоях, это было 14 августа, пока ответа нет. Я собираюсь пойти до конца и подавать потом жалобу в ЕСПЧ.

…10 августа 2019 года я принимала участие в санкционированном митинге на площади Сахарова. После его окончания я спустилась в метро «Красные Ворота», добралась до метро «Китай-город». Выйдя из метро, я направилась в сторону Покровского бульвара. (…) Примерно в 20 часов 10 минут, выйдя из магазина, я продолжила движение по ул. Забелина, и увидела как сотрудники полиции волокут человека с признаками инвалидности, выворачивая ему руки. Я сделала замечание, сказала: «Отпустите инвалида!» На мое замечание сотрудники не отреагировали, а я пошла дальше. Пройдя несколько шагов, я обернулась и увидела, что на меня бегут сотрудники полиции в шлемах, масках, касках, бронежилетах и с дубинками. Я остановилась и прижалась спиной к стене дома 3 строения 8 по ул. Забелина. Сотрудники полиции подбежали ко мне и, не представившись, не предъявив мне своих служебных удостоверений, не предъявляя каких-либо требований, схватили меня за обе руки, в одной из которых был зонтик, и закрутили их резкими движениями за спину. От этого я испытала очень сильную боль, с меня на землю упали, надетые на мне очки. Я крикнула, чтобы мне подняли мои очки. Сотрудники полиции поволокли меня в сторону автозака. В какой-то момент у сотрудника полиции, который выкручивал мне правую руку, упала на землю резиновая дубинка. Несмотря на то что я не оказывала никакого сопротивления, указанный сотрудник полиции незаконно применил ко мне физическую силу, нанес удар кулаком руки в область живота справа. Предполагаю, что он разозлился от того, что у него выпала дубинка. От этого удара я испытала очень сильную боль и нехватку воздуха. Сотрудник полиции, который находился справа от меня, поднял дубинку, и меня продолжили волочить к автозаку.

Подойдя к автозаку, меня стали засовывать в него, хватая за шею сзади, и в этот момент сотрудники полиции нанесли мне удар по голове. От данного удара я также испытала сильную физическую боль. Погрузив меня в автозак, сотрудники полиции доставили меня в ОМВД России по Таганскому району г. Москвы. Из ОМВД меня отпустили примерно в 00 часов 30 минут.

11 августа в месте удара в живот сохранялась боль, а также очень сильно болела голова и тошнило. Поэтому я обратилась в травматологическое отделение городской поликлиники №219 города Москвы, где был поставлен диагноз: «ушиб мягких тканей волосистой части головы, ушиб грудной клетки справа».

* — общаться со СМИ не стала, предоставила редакции свое заявление в Следственный комитет