«Космос уже обжит для туризма»

О новых горизонтах космических полетов «Огонек» поговорил с Самантой Кристофоретти, первой побывавшей на орбите итальянкой

24 ноября 2014 года корабль «Союз ТМА-15М» доставил международный экипаж в составе Антона Шкаплерова (РФ), Терри Вертса (США) и Саманты Кристофоретти на МКС, где итальянка пробыла 199 дней — тогда это был рекорд на орбите женской командировки. В прошлом году у космонавта Кристофоретти родилась дочка, к появлению которой она готовилась особо — написала детскую книжку «В космосе с Самантой».

— Вы первая и пока единственная в Италии женщина-космонавт. Расскажите, как это получилось, почему выбор пал на вас?

— В 2008 году — в ту пору я только начинала свою карьеру военного летчика и была пилотом легкого бомбардировщика — пришло известие о том, что Европейское космическое агентство объявляет набор в отряд космонавтов. Надо сказать, что космосом я грезила с детства, и это была возможность, которую нельзя упустить. Ведь если Россия и США проводят такие конкурсы регулярно каждые два-три года, то в Европе подобная возможность предоставляется нечасто. Во всяком случае, после 2008 года и до сих пор такого набора больше не было. Нас было восемь с половиной тысяч кандидатов, из которых отобрали шесть человек, в том числе меня и Луку Пармитано (итальянский космонавт.— «О»), который теперь тоже уже побывал на МКС и в будущем году вернется на орбиту в звании командира.

Я прошла базовое обучение в европейском центре в Кёльне и потом больше года проходила подготовку в России.

— Расскажите о своей жизни в России.

— Время тренировок в России было незабываемым. Одно то, что я жила и работала в легендарном месте — Звездном городке (Саманта произносит это название по-русски, который освоила достаточно хорошо), где проходили подготовку легендарные космонавты — Юрий Гагарин, Герман Титов, Валентина Терешкова,— было потрясающе. С Терешковой я, к сожалению, не смогла встретиться, но мне рассказывали, что еще несколько лет назад она приезжала в Звездный городок работать. Сказочное место, окруженное лесами, в часе от которого — Москва с ее бурным ритмом. И эта жизнь — с одной стороны, сосредоточенная на напряженной подготовке к полету, а с другой — со множеством праздников, новых впечатлений, друзей — была восхитительной. У меня такое ощущение, что в этом городе можно не бывать много лет, а потом вернуться и чувствовать себя как дома.

Как бизнес осваивает околоземное космическое пространство

Потом был Байконур, не менее легендарное место. Тем более что ракеты «Союз», которые запускали с Байконура, стали для всего нашего поколения единственным способом достичь космической станции и вернуться на Землю. В местной роще, которую сажают космонавты, подрастает и мое дерево. В этой роще есть и огромные деревья, и совсем еще юные.

На корабле нас было трое — русский командир Антон Шкаплеров, американский коллега и я. Мы прибыли на станцию через 6 часов после старта. Чтобы достичь орбиты, достаточно 9 минут, но программа полета построена так, что перед стыковкой ракета делает четыре круга вокруг Земли.

Станция представляет собой гигантскую структуру, которую можно сравнить с футбольным полем. После часов, проведенных в сжатом пространстве корабля, это фантастическое ощущение. На борту нас ждал горячий прием находившихся там космонавтов. Там было еще двое русских и американец, которых мы должны были заменить.

— Чем вы занимались на станции?

— МКС — это огромная лаборатория, действующая в условиях отсутствия силы тяжести (не земного притяжения, которое на орбите остается еще весьма сильным, а именно отсутствия веса). И потому это идеальное место для экспериментов из области физики, медицины, биологии. Кроме того, МКС — это сложная машина, которая требует постоянного наблюдения и технической поддержки, как запланированной, так и нештатной. К этому экипаж тоже должен быть готов. Иногда эти работы требуют выхода в открытый космос, за время моего пребывания на станции было три таких случая. Но тогда в космос выходили два моих коллеги, а для меня это осталось мечтой.

Потом на станции много работы, связанной с логистикой, когда на станцию прибывает корабль и надо принять груз, а потом переместить на него то, что должно быть отправлено на Землю. Все это должно быть исполнено в точном соответствии с четко проработанной на Земле инструкцией. Меня часто спрашивают, не бывает ли страшно при нештатных ситуациях, нет ли ощущения тоски и отчаяния. Отвечу: нет. И не потому что мы такие крутые, просто мы хорошо мотивированны и подготовлены.

— Какой вид деятельности на орбите вам нравился больше других и какой, наоборот, меньше?

— Может быть, по контрасту с моей обыденной жизнью, но мне нравилось заниматься на станции ручным трудом. В общем-то таковой является большая часть работы на МКС. Ведь когда ты ставишь научный эксперимент, это не значит, что ты обрабатываешь и анализируешь данные,— этим занимаются ученые на Земле. Твоя обязанность — собрать прибор и обеспечить его работу. Это приходилось делать каждый день. Меньше всего мне нравилось поддерживать порядок на станции. А в первые дни работы на станции это вообще было определенным вызовом, мне приходилось быть очень внимательной, ведь если что-то вдруг сломаешь, в невесомости это становится проблемой. Но со временем движения отрабатываются и это превращается в рутину. А вообще, невесомость — это потрясающее ощущение, как потрясающе расширение жизненного пространства, которое она предоставляет.

— Как сказывается на организме эффект невесомости?

— Невесомость очень сильно влияет на организм. Несмотря на то что мы каждый день занимались и гимнастикой, и тренажерами, происходит потеря мышечной массы и, что еще неприятнее, костной. Ты этого не замечаешь, как не замечаешь изменений, происходящих в иммунной системе и составе крови, которые фиксируют аппараты. Некоторые космонавты отмечают ухудшение зрения, что объясняется связанными с невесомостью изменениями кровяного давления. В космосе я сразу же почувствовала себя комфортно: меня не тошнило, не было головокружений, как это случается с некоторыми. А вот возвращение на Землю было скорее тяжелым. Мне потребовалось несколько дней, чтобы прийти в себя. У меня были повышенные сердцебиения и пульс, я чувствовала сильную боль в спине, болели мышцы, которые позволяют нам стоять прямо и которые было трудно тренировать в условиях невесомости, болели колени. Но потихоньку я вышла из этого состояния.

— Много говорят о том, что через несколько лет МКС может прекратить свое существование. Что будет потом?

— В 2022 году ожидается ввод в эксплуатацию космической станции, которую строят наши китайские коллеги. Они не раз говорили, что там будут работать не только китайские, но и международные экипажи. У Италии и у Европейского космического агентства есть большой интерес к такому возможному сотрудничеству.

В то же время околоземная орбита — пространство уже настолько изученное и обжитое, что не за горами появление частных орбитальных станций.

Уже сейчас есть немало частных инициатив, предлагающих создание небольших космических станций, которые могли бы предложить рынку проведение научных исследований и обслуживание космических туристов (Virgin Galactic Ричарда Брэнсона, Blue Origin Джеффа Безоса, а также российская компания «Космокурс».— «О»).

Мне это кажется целесообразным. Частные космические модули смогут снять нагрузку с государственных космических агентств, чтобы те сосредоточились на неизученном пока космосе.

— Вы имеете в виду полеты на Луну и на Марс?

— Да, именно. Но сначала на Луну. Луна нужна уже потому, что для полетов в дальний космос, и в частности на Марс, необходим промежуточный плацдарм, где мы могли бы в течение ближайшего десятилетия закрепить и отработать определенные технологии. И этот плацдарм должен быть более удаленным от Земли, чем МКС, которая расположена на так называемой низкой земной орбите.

Что касается полетов на Марс, вот уже несколько лет работает международная программа ExoMars (совместная программа Европейского космического агентства и госкорпорации «Роскосмос» по исследованию Марса.— «О»). Италия является активным участником этого проекта. И сейчас мы уже на середине пути, спутник (автоматическая межпланетная станция (АМС) «ЭкзоМарс-2016».— «О») выведен на орбиту, мы получаем от него сигналы, и, хотя высадка на Марсе спускаемого аппарата «Скиапарелли» (назван по имени итальянского астронома и исследователя Марса.— «О») пока не удалась, я надеюсь, через пару лет это может получиться (запланирован запуск АМС «ЭкзоМарс-2020».— «О»).

— Вы полагаете, там есть жизнь?

— Я все время об этом думаю. Поиск доказательств существования — в настоящем, а может быть, в прошлом — жизни на Красной планете входит в задачу экспедиций «ЭкзоМарс». Уже найдены молекулы воды, позволяющие предположить это. Я не исключаю, что в ближайшие десятилетия нас ждут открытия в этой области.

— Зачем нужны все эти дорогостоящие космические изыскания? Что вы ответите тем, кто предлагает сосредоточить усилия на земных проблемах?

— Космос всегда будет притягивать внимание, хотя бы уже потому, что многие люди испытывают эту идеалистическую страсть к познанию нового, к стремлению преодолеть границы познанного. И каждый раз, когда человек берет казавшиеся ранее непреодолимыми барьеры, это имеет и чисто практическое значение. Достаточно вспомнить, какие возможности дали космические спутники средствам связи. Так что космос — это огромное пространство, откуда мы можем брать ресурсы, где мы можем жить.

— Вы были на орбитальной станции в составе международного экипажа. Как ощущаются в космосе границы между странами и людьми?

— Когда смотришь на Землю из иллюминатора, поначалу, конечно, ты ищешь места, которые тебе знакомы и дороги. Но за долгие месяцы на орбите возникает чувство близости, почти родственности, со всей планетой. Со временем я научилась распознавать определенные места — пустыни, например, или горы — по присущему только им преломлению света. Понемногу вся планета становится как бы твоим домом.

Что касается обитателей станции, мы все были людьми определенного типа, отобранными по определенным критериям, с опытом, мотивацией, людьми, которые в течение многих лет ставили во главу угла подготовку к полету. И это нас объединило несравнимо больше, чем, скажем, могли бы разъединять культурологические различия.

— Каким было возвращение на Землю?

— Это очень интересный опыт. Если не знать, что тебя ожидает, можно умереть со страху. Отделившись от космической станции, «Союз» начинает притормаживать, но совсем чуть-чуть. Станция вращается вокруг Земли со скоростью 7–8 километров в секунду. На «Союзе» скорость уменьшается «всего» на 120 метров в секунду. Но этого достаточно, чтобы снизить орбиту и выйти в верхние слои атмосферы. И тогда начинается настоящий процесс торможения. Ты чувствуешь себя, как будто ты зажат в сплющившейся машине. Очень сильно ощущаешь возвращение веса. Я, например, ощущала себя тяжелой как слон, даже в тех слоях атмосферы, где мой вес еще не вернулся в норму. Когда торможение достигает пределов, освобождается огромное количество энергии — ведь ракета взлетает, потому что сжигается 300 тонн горючего и кинетическая энергия переходит в скорость, а при торможении происходит все то же самое, но наоборот. То есть скорость становится энергией, и «Союз» летит, охваченный возникающим при торможении пламенем, а ты видишь все это в иллюминаторе. Воздух вокруг становится плазмой, а потом иллюминатор затеняется и становится черным. За несколько минут до приземления поднимаются кресла, чтобы смягчить удар, и начинается обратный отсчет расстояния до Земли — 500 метров, 200 метров, 100 — на табло возникает надпись «мягкой посадки». Бах — и ты на Земле.

— Недавно у вас родилась дочка. Не изменило ли это ваши приоритеты, вы по-прежнему хотите вернуться на орбиту?

— Я никогда бы не решилась на этот шаг, если бы не была уверена, что смогу сочетать материнство с космосом. Я, как и раньше, хочу вернуться в космос.

Беседовала Елена Пушкарская