В прокате «Здоровый человек» Петра Тодоровского — история успешного телеведущего Егора (Никита Ефремов), который случайно спасает незнакомую женщину от насильника, после чего решает помогать людям. Сначала Егор становится волонтером в детской онкобольнице, а потом присоединяется к команде «Лиза Алерт». Но чем больше он уходит в волонтерство, тем дальше он отрывается от своей прошлой жизни — и в конечном счете теряет работу, друзей и семью. Об образе волонтера в российском кино и привилегиях потомственного кинематографиста Петр Тодоровский рассказал Константину Шавловскому.
Петр Тодоровский
Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости
Петр Тодоровский
Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости
Сюжет «Здорового человека» основан на реальной истории или это чистый вымысел?
Замысел, можно сказать, основан на реальной истории. Вот точно так же, как герой Никиты Ефремова, однажды ночью я проснулся от криков о помощи, доносящихся со двора. Первой моей мыслью было встать, одеться и выйти, но потом то ли я испугался, то ли заленился, в общем, никуда не пошел. Мы с женой просто вызвали полицию, и я так и не узнал, что же там на самом деле произошло. А на следующий день я начал испытывать чувство вины и какое-то недоумение по поводу самого себя: что же я за человек такой, что в этих обстоятельствах ничего не сделал. И стал думать, а что могло бы произойти, если бы я вышел. Было бы это опасно или не опасно? Зря или не зря? И вообще — что такое зря и не зря, какие последствия могли бы быть у этого поступка?
То есть сюжет «Здорового человека» — это еще и такая терапия: если бы вышел, то и работу потерял бы, и друзей, и жену?
Да нет, конечно. Вопрос о том, нужно ли выходить во двор, если там кричат о помощи, для меня не стоит. Конечно, надо было спуститься. Просто, наверное, я в душе обыватель, как это ни печально прозвучит, поэтому я никуда не вышел. Герой Никиты Ефремова в этом смысле поступил абсолютно правильно.
В работе над фильмом вы общались с настоящими волонтерами?
Конечно, этот сценарий было бы невозможно написать без подробного исследования. Нам помогали волонтеры «Лизы Алерт», за что им огромное спасибо, и нас консультировал один из благотворительных фондов, который занимается помощью детям с онкологическими заболеваниями. Мы брали интервью у врачей, у родителей, говорили с их волонтерами. Но они попросили не называть их фонд в нашем фильме. Потому что когда они прочитали сценарий, то сразу сказали: да, в принципе, такое бывает и все, что там написано,— это правда. Но им показалось, что наш фильм может отпугнуть людей от того, чтобы вступить в ряды волонтеров. А это не в их интересах.
А как, по-вашему, можно ли прочитать «Здорового человека» как критику волонтерского движения?
Ни в коем случае. И в этом фильме я довольно четко даю понять, что не все волонтеры такие, как герой Никиты Ефремова. Егор плохо приспособлен к волонтерской работе, и все вокруг ему об этом говорят. Наверное, его можно даже назвать плохим волонтером. Хотя человек он хороший. Поэтому я очень надеюсь, что «Здоровый человек» не будет восприниматься как антиреклама волонтерского движения. А финал картины, думаю, можно считать, наоборот, рекламой. То, что делает Егор, несмотря на то, что волонтер он плохой,— это вообще-то и есть то, что делает нас людьми.
Что именно?
Неравнодушие к страданиям других и умение увидеть рядом с собой кого-то еще, кроме самого себя.
Но Егор же помогает незнакомым ему людям в ущерб своей семье, и это в фильме тоже довольно однозначно показано.
Я на это так скажу — иногда люди разводятся из-за того, что кто-то открывает форточку, а кто-то закрывает. И считать, что у героев Ефремова и Старшенбаум был счастливый брак, который разрушило волонтерство, по-моему, неверно. Те проблемы, которые у них существуют, существовали, скажем так, до начала фильма, и дело тут не столько в волонтерстве, сколько в каком-то их глобальном несовпадении друг с другом.
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Фото: 1-2-3 Production; Место силы
Если посмотреть, как активизм и волонтерство представлены на российском экране, то кажется, что кино не может этот образ никак ухватить без того, чтобы не подвергнуть сомнению саму идею благотворительности.
В нашем случае все-таки намного проще: рассказать о герое, у которого не существует внутреннего или внешнего конфликта, довольно сложно. А если наш герой — волонтер, то внешние и внутренние конфликты естественным образом связаны с его родом занятий.
Но почему волонтерство обязательно нужно показать как что-то, за чем стоит личная выгода, детская травма или желание заполнить внутреннюю пустоту?
Я стремился к тому, чтобы у фильма был некоторый объем, и, если вы заметили, монолог о том, что волонтеры — это нездоровые люди, произносит нетрезвая гостья на вечеринке. И это точно не авторский взгляд на проблему. Или, например, тема внутренней пустоты героя — да, так думают его друзья, так в какой-то момент думает его жена и, наверное, так думает и он сам. Потому что он боится этого, как и мы все. Не знаю, все ли,— но я иногда боюсь того, что у меня внутри пустота и я ничего не чувствую. Но это же неправда. И в герое Никиты Ефремова никакой пустоты, с моей точки зрения, нет. Это точно не главная проблема этого героя и этого фильма.
А какая — главная?
Главная его проблема в том, что он взял на себя ответственность, которую не может нести. С одной стороны, все его устремления замечательные, и то, что он вообще начал заниматься волонтерством, говорит о том, что внутри у него не только пустота. Но, с другой стороны, почти весь фильм, не считая финала, он говорит: «Я, я, я, я». Я спасу, я поменяю, я возьму кредит и так далее. Мне кажется, что это вообще свойство современного человека. Все время говорить и чувствовать вот это «я, я, я, я», что бы ни происходило вокруг. И поэтому мне хотелось привести его к тому, чтобы он осознал, что по большому счету он сделать ничего не может, никакое «я» на самом деле не работает.
А что работает?
А работает вот то, что он пришел к этому мальчику и они вместе спели эту песню, и мальчик смеялся. И значит, все было не зря.
В фильме звучат композиции ВИА «Натоптыши» и Антохи MC — это ваш музыкальный вкус?
Это, безусловно, мой музыкальный вкус, особенно «Натоптыши»! (Смеется.) Как-то я их сразу придумал, еще в сценарии, я просто много раз ее слышал на детских праздниках во Дворце пионеров: «Я смотрю на помидоры, помидоры смотрят на меня…» Хорошая песня, и, по-моему, она там на месте. А вот в финале картины была другая песня, которую мы не смогли купить. И наверное, это к лучшему, потому что на монтаже выяснилось, что Антоха работает лучше.
И особенно сейчас звучащая в финале песня «Плыли, плыли и приплыли» считывается определенным образом.
О да. Но этого мы, разумеется, в кино не закладывали.
Почему вы решили дать героям профессию телеведущих — чтобы еще больше подчеркнуть, что они живут ненастоящей жизнью?
А я вот не считаю, что они живут ненастоящей жизнью. Я дал им эту профессию, потому что сам работал журналистом в разных редакциях, в том числе и на телевидении, и знал этот мир, мне проще было его описать. И еще мне хотелось, чтобы они работали вместе, а в журналистике это довольно часто происходит.
Но они работают в спортивной журналистике, а это очень специальная среда. Если бы они были журналистами-расследователями, фильм наверняка был бы совсем другим.
Знаете, поскольку сам я по профессии журналист, то если бы в сценарии всерьез была затронута тема современной журналистики в России, я думаю, что фильм по нему просто не был бы снят.
Вы знали, что параллельно со «Здоровым человеком» Ефремов и Старшенбаум сыграли семейную пару в «Сестрах» Ивана Петухова?
Не знал — и когда узнал, то немного даже расстроился. Я точно знал, что хочу снимать Иру и Никиту, а они до «Сестер» еще сыграли вместе в фильме Романа Васьянова «Общага», и у продюсеров были сомнения, не повторяемся ли мы. Но я ничего с собой сделать не мог, потому что видел в этой истории именно их. Потому что Никита очень подвижный и эмоциональный, и он как никто может сыграть такого невротика, взрослого ребенка. А в Ире я видел, наоборот, сильную и влюбленную в своего мужа женщину, которая пытается спасти свой личный мир.
Почти вся часть, посвященная совместной жизни героев, снята в стерильных, безликих интерьерах, которые говорят не о конкретных героях, а скорее об их принадлежности к среднему классу. Работая с пространством, вы хотели подчеркнуть типичность, а не уникальность своих героев?
Я просто хотел, чтобы все выглядело правдоподобным. Вот я живу в своей московской квартире, она, правда, не моя, а бабушкина, мы с супругой ее обустроили немного, купили икеевскую мебель, сделали ремонт в ванной. Но я не могу сказать, что эта квартира говорит что-то обо мне или о моей супруге. И в квартирах моих друзей и знакомых, как правило, все то же самое. Мне кажется, очень мало в нашей жизни — и я себя не отделяю сейчас от типичного горожанина — чего-то по-настоящему живого. И стремление что-то живое, пусть и через боль, найти и почувствовать и увидеть в этом все-таки какие-то смыслы, потому что в нашей жизни смыслы отсутствуют, абсолютно,— наверное, все это имеет отношение к нашему фильму. В том числе и поэтому мне хотелось, чтобы их квартира, и то, во что они одеты, и то, чем они живут, контрастировали с тем, куда так тянет Егора.
Почти в каждой рецензии на «Здорового человека» пишут о преемственности поколений: внук и сын Тодоровского снимает внука и сына Ефремова. Собственно, и в «Полете» у вас тоже играл Никита вместе со своим отцом. Вы вообще задумываетесь о том, как читаются ваши имена на афише?
Честно скажу, у меня не было никогда цели как-то это подчеркнуть. Например, в пилоте «Полета» вообще играл другой артист, а потом, слава богу, появился Никита, который, с моей точки зрения, сыграл эту роль в тысячу раз лучше. Но появился он вовсе не потому, что в фильме играл его папа и мне очень было важно, как иногда шутил Миша на площадке, «сделать так, чтобы эту картину снимали одни мажоры».
А часто вы думаете о своей, скажем так, привилегированности?
С моей привилегированностью у меня отношения трагические. Потому что если бы эта привилегированность как-то сильно мне помогла в начале моей карьеры, то я бы, наверное, все равно мучился из-за того, что меня сравнивают с отцом и дедом, но зато бы я снимать стал пораньше и мою первую картину не положили бы на полку. А сейчас получается так, что я не в полной мере вкусил эту привилегированность, а при этом все равно все мне о ней говорят.
Недавно мы говорили с Петей Балабановым, который пошел учиться на художника кино, потому что не представлял себе, как с такой фамилией он пойдет в режиссуру.
Может быть, в чем-то он и прав. Пока ты боишься, что кто-то скажет: «А-а-а-а, у тебя папа Тодоровский», этим, наверное, лучше не заниматься. Потому что ты будешь не снимать кино, а оглядываться.
То есть вы — смелый человек?
Не думаю. Просто желание снимать кино сильнее страхов, которые, конечно же, живут и во мне тоже.
В прокате со 2 марта
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram