Ушла из жизни кинодраматург Наталья Рязанцева. Ей было 84 года; будучи профессором ВГИКа, а до того педагогом Высших сценарных и режиссерских курсов, она воспитала несколько выпусков сценаристов.
Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости
Фото: Екатерина Чеснокова / РИА Новости
Как-то, говоря о кинематографической смене, Наталья Борисовна посетовала: «Я столько смотрю дипломных работ, и все как-то мне…» Она не сказала «плохо», «не нравится», и, однако, было понятно чувство неудовлетворенности. Ей было с чем сравнивать. Талант расцветает, когда тому способствует дух времени и конкуренции.
Рязанцева сама училась во ВГИКе у мэтра сценарного дела Евгения Габриловича. Там же учились Владимир Валуцкий, Павел Финн и Геннадий Шпаликов, ставший ее первым мужем. Это была очень красивая пара. Рядом — Лариса Шепитько и Элем Климов (еще одна культовая пара), Андрей Тарковский и другие: генерация «детей войны» и «цветов оттепели». Их брак со Шпаликовым оказался «экспериментальным», студенческим: он быстро распался при столкновении с бытом, но при этом были любовь и, что не менее важно, чувство товарищества и поколенческой общности. Они вели богемную жизнь, а параллельно шла творческая: одно подпитывало другое. При этом смягчение общей атмосферы не исключало и доносов, и политических дел. Курс, на котором училась Рязанцева, разогнали. Ее сверстники мужали и закалялись не в тепличных условиях, и все же в кинематограф хлынула мощная новая волна.
В фильмографии Рязанцевой 18 фильмов, из них три выдающихся. Два из них сняты режиссерами-женщинами — «Крылья» Ларисы Шепитько и «Долгие проводы» Киры Муратовой. Третий — «Чужие письма» — поставил Илья Авербах, второй муж Рязанцевой и утонченный мастер «ленинградской школы». Во всех трех — пронзительные женские образы. Сегодняшний бум феминизма словно бы и не замечает сделанного женщинами в кинематографе еще несколько десятилетий назад. Тогда «женский взгляд» не обсуждался как альтернатива мужскому, критерием был талант, и только он. Рязанцева отвечала этому критерию стопроцентно.
Значение ее работы для кино, не только российского, не только оттепельного, чрезвычайно. Ее чуткость к реалиям, ее жесткая и точная манера письма, ее моральная непреклонность («Нельзя читать чужие письма!») во многом определили художественный стиль времени. Казалось, что в последние годы она существует незаметно, ведь ее эпоха — шестидесятые-семидесятые, Шпаликов, Шепитько, Авербах, Муратова — прошла. Но именно верность эпохе и ее культам стала ее формой независимости.
Когда радикально менялись время, культура и стиль, Рязанцева хранила благородный консерватизм. Мы оказались с ней на Венецианском фестивале 1988 года. Она была членом официального жюри, которое наградило за сценарий фильм «Женщины на грани нервного срыва» Педро Альмодовара. Он еще не был классиком, и Рязанцева назвала его «Бунюэлем для бедных». И еще сказала: «В этом фильме есть один гениальный эпизод, но у нас же нет такого приза, пришлось отдать за весь сценарий…»
Ей ничего не стоило признаться в том, например, что ей чужд и несимпатичен общий любимец Сергей Параджанов, с которым оказалась в непосредственной близости на том самом Венецианском фестивале. Но это она могла сказать в интервью, когда ее спрашивали, поскольку была человеком прямым. Однако мнений своих никому не навязывала. Она могла многое оценить, но полюбить — это совсем другое дело: «Я не слишком люблю американское кино… То есть его никогда не хочется пересматривать, оно очень хорошо сделано, но поскольку сразу все знаешь… Но они замечательно превратили это в индустрию. У нас такого, конечно, не будет, но, может, и слава богу».
С Натальей Рязанцевой ушла аура «ленинградской школы» и того кино, которое было советским и антисоветским одновременно. Может, потому оно и живет, и даже сейчас, когда все, кажется, потеряло ценность, хватает за душу.