|
Истребители рекордсменов |
 |
| Фото: AP |
| Главе медицинской комиссии МОК принцу Александру де Мероду частенько доставалось за излишнюю пристрастность при выявлении допинговых случаев. Но по сравнению с нынешними борцами с допингом он кажется сущим агнцем |
Проблема пола
Александр де Мерод не любил, когда его называли принцем. Титул у него, действительно, был — достался по наследству; но с королевской семьей Бельгии он тесных отношений не поддерживал. В молодости де Мерод получил философское и юридическое образование, но главной его страстью всегда был спорт. Он занимался и велогонками, и виндсерфингом, катался на водных лыжах — вполне характерные для европейского аристократа хобби. Кроме того, принц был убежденным холостяком и до конца жизни так и не женился.
В Международный олимпийский комитет (МОК) де Мерод попал в 1964 году, когда ему было всего лишь 30. Но он уже успел стать у себя в Бельгии довольно известным спортивным чиновником, а МОК в ту пору как раз взял курс на омоложение. Спустя три года после избрания в члены главной олимпийской организации де Мерод выступил с инициативой создания в ее рамках новой структуры — медицинской комиссии. Вопросами медицины в МОК до сих пор занимались не очень серьезно, считая их маловажными. Заинтересовались там ими, по сути, лишь в 1960 году, когда на римской Олимпиаде во время шоссейной велогонки прямо на трассе умер один из ее участников. Тщательного расследования трагедии не проводилось, однако было фактически доказано, что велосипедист переборщил с медикаментами. Выяснили даже, препараты какой группы он принимал — амфетамины, существенно повышающие выносливость за счет резервных сил организма. Тогда-то и вошло в обиход это слово — "допинг".
Так вот, де Мерод убедил руководителей МОК, что спортивной медицине нужно уделять больше внимания. Но, надо сказать, на деле роль комиссии долгое время была крайне незначительной. В основном она давала материал для желтой прессы, которой очень нравилось, что де Мерод и его подчиненные одной из своих задач поставили проверку спортсменов на... подлинность пола. Вернее — спортсменок, потому что уже тогда на турнирах появлялись участницы с весьма, так скажем, неженской мускулатурой и, вообще, внешностью. Громких удач, когда удалось бы обнаружить подлог, зафиксировано так и не было. Да и любителей допинга не обнаруживалось. На Олимпиаде в Мехико в 1968 году, правда, отловили одного пятиборца, но оказалось, что атлет перед состязаниями перебрал алкоголя.
Все объясняется просто. С одной стороны, МОК на допинг в связи с упомянутой велотрагедией закрывать глаза вроде бы уже не мог. С другой — надежные методики допингового контроля оказались настолько дорогостоящими, что руководителям олимпийского движения показалось безумием расставаться с третью своего бюджета ради решения спортивной проблемы, выглядевшей отнюдь не самой главной.
Двойные стандарты
Де Мероду помогла ситуация, сложившаяся в мировом спорте в середине 70-х. Атлеты из ГДР, которые до сих пор находились на вторых ролях, вдруг начали выигрывать все подряд. Причем в ключевых олимпийских видах, легкой атлетике и плавании (немецкие пловчихи забирали до 80% медалей на континентальных и мировых первенствах). И ни для кого не было секретом, что восточногерманские успехи базировались не в последнюю очередь на достижениях тамошней спортивной фармакологии.
Видя такое, ведущие спортивные державы (США, СССР, ФРГ) решили действовать заодно: терять позиции не хотелось никому. Предложение де Мерода ужесточить борьбу с допингом (а значит, и с восточными немцами) было встречено с пониманием. И в 1977 году медицинская комиссия превратилась из заурядной структуры в мощную силу.
 |
| Фото: AP |
| Самым тяжелым ударом по незапятнанному имени спорта стало уличение канадского спринтера, рекордсмена мира Бена Джонсона в употреблении анаболиков. В 1988 году на Играх в Сеуле его наконец поймали за руку. Как выяснилось позже, все свои рекорды Джонсон устанавливал, крепко сидя на игле |
Поговаривали, что оба инструмента де Мерод и его коллеги использовали не только в благих целях охраны здоровья спортсменов. Что касается тестов, то тут все понятно: у комиссии, в чьи руки попадали их результаты, появлялась возможность действовать избирательно — одних казнить, других миловать, кому-то уделять больше внимания, кому-то — меньше. Аккредитация лабораторий казалась банальным средством выкачивания из национальных олимпийских комитетов и иных ведомств, курирующих спорт, побольше денег. Например, американцы в начале 80-х подняли грандиозный шум в связи с аккредитацией лаборатории Калифорнийского университета (Лос-Анджелес). Когда они подали заявку на ее прием в ряды избранных, в МОК им сказали: для того чтобы считать оборудование лаборатории соответствующим стандартам, не хватает одного прибора, с помощью которого легче обнаруживать анаболические стероиды. Прибором был спектрометр, придуманный профессором из ФРГ Манфредом Донике, приятелем де Мерода, и стоящий ни много ни мало $500 тыс. Заставляя приобретать его, МОК фактически помогал зарабатывать немецкому профессору. Американцы, к слову, несколько раз открыто обвиняли де Мерода в предвзятом к ним отношении, в том, что он, европеец, делает все, чтобы помочь спортсменам из Европы.
Сегодня коллеги де Мерода говорят, что все на самом деле было не так. Вспоминают, скажем, то, что произошло на лос-анджелесской Олимпиаде 1984 года. Там сразу у пяти спортсменов из США в организме были обнаружены следы эфедрина. Документы, свидетельствующие о положительных результатах теста, лежали на столе в гостиничном номере, где жил глава медицинской комиссии. И как признался сам чиновник, он просто... забыл о них. А горничная, убирая номер, видимо, выбросила их в мусорную корзину.
 |
| Фото: ДМИТРИЙ АЗАРОВ, "Ъ" |
| Лыжники Лариса Лазутина и Йоханн Мюллег(фото внизу) одними из первых испытали на себе новые технологии отлова пристрастившихся к запрещенным МОК субстанциям |
И еще один эпизод стоит обязательно упомянуть. В 1986 году на Играх доброй воли в московской лаборатории сдавал тест Бен Джонсон, сенсационно победивший на легкоатлетической стометровке. Недавно мир узнал правду: в пробе Джонсона тогда нашли допинг, но, чтобы не портить впечатление от соревнований, решено было не раскрывать результатов теста. Джонсона поймали спустя два года в Сеуле — этот первый по-настоящему громкий допинговый скандал мог случиться гораздо раньше. Что же, получается, де Мерод покрывал нарушителей?
Принц всегда старался обходить эту тему стороной, но однажды, на Олимпиаде в Сиднее, высказался весьма многозначительно. До Австралии не доехала треть китайской сборной, не прошедшая так называемые внесоревновательные проверки. А уже в непосредственно в Сиднее на допинге попался известный американский толкатель ядра Хантер, также была дисквалифицирована чемпионка по спортивной гимнастике румынка Андреа Радукан. В общем, продолжилась уже ставшая к тому моменту привычной череда допинговых инцидентов. "Я давно знал, что так обязательно будет",— с грустной улыбкой резюмировал де Мерод, когда у него поинтересовались, что он думает по этому поводу.
Близко знавшие его люди, например нынешний медицинский директор МОК доктор Патрик Шамаш, говорят, что принц в отличие от сегодняшних борцов с допингом никогда не действовал по принципу "главное — наказать", а напротив, как выразился доктор, "предпочитал найти решение, которое бы не шло вразрез с интересами спорта". Не имеется ли здесь в виду сокрытие неблаговидных фактов, касающихся той или иной спортивной суперзвезды?
Этого мы никогда не узнаем. Зато уже ясно, что принц де Мерод был прав, считая войну с допингом если не бессмысленной, то по крайней мере бесконечной — такой, в которой не может быть ни победителей, ни побежденных.
Началась она именно там, в Сеуле, с дисквалификации Джонсона и целой сборной Болгарии по тяжелой атлетике. Рассуждения о том, что огромные сроки дисквалификации должны вразумить спортсменов, а также их тренеров и врачей, доказывали свою несостоятельность ежегодно. Бегуньи Людмила Нарожиленко и Дайан Модал, прыгун в высоту Хавьер Сотомайор и лыжница Любовь Егорова лишь малая часть списка знаменитостей, которые в 90-е пострадали, попавшись на допинге.
Силовое ведомство
Известно, что после того, как с велогонки Tour de France в 1988 году была снята в полном составе одна из лучших команд мира Festina, в МОК сформировались две группы чиновников--сторонников абсолютно разных путей решения допинговой проблемы. Первая требовала максимально ужесточить методы борьбы, поскольку действующие не обеспечивали успеха. Вторая (довольно, надо сказать, многочисленная) вполне серьезно настаивала на том, чтобы... официально разрешить допинг, раз его, даже под угрозой пятилетней дисквалификации, все равно принимают. Де Мерод не присоединился ни к той, ни к другой группировке. Судя по всему, представляя реальную ситуацию, он не знал, где выход. Победили в итоге сторонники жесткой линии, у которых была сильная поддержка,— производители оборудования для обнаружения стимулирующих препаратов.
 |
В черном списке оказались также кофеин и эфедрин. Первый, как известно, содержится в кофе. А второй, и об этом прекрасно знают все спортивные медики, входит в состав многих лекарств от простуды.
Правда, МОК, перестраховываясь, уменьшил максимальный срок дисквалификации за первый прокол спортсмена до двух лет. Но это, по сути, мало что изменило: медали-то в любом случае продолжали отнимать.
WADA, если судить по количеству выявленных нарушений, со своей задачей справляется. О сиднейской Олимпиаде уже было сказано. В велоспорте звезд ловят каждый год пачками — добычей агентства становились, например, Марко Пантани, Джильберто Симони, Ян Ульрих. Можно упомянуть также скандал на лыжном чемпионате мира 2001 года, когда финская сборная потеряла полсостава. А на Олимпиаде в Солт-Лейк-Сити у Ларисы Лазутиной и Йохана Мюлегга (лыжные гонки) отобрали золотые медали. Но допинг продолжают употреблять. И новые его виды появляются так же регулярно, как в 80-е и 90-е: благодаря тем же Лазутиной и Мюлеггу мир узнал о существовании усовершенствованной разновидности эритропоетина — дарбепоетине. Появляются и новые методики выявления допинга. (Достоверных сведений об объеме допингового рынка не существует. Но ясно, что он внушительный. Например, по некоторым данным, немецкий фармакологический концерн Bayer тратит на спортивную медицину до $5 млн ежегодно.) В общем, прогресс не остановить.
Следует сказать, что МОК, создав независимую организацию--борца с допингом, сам постепенно попадает в зависимость от нее. Летом глава WADA Ричард Паунд потребовал от комитета участия в финансировании агентства — он хочет увеличить и так уже немаленький годовой бюджет WADA до $25 млн (сейчас — $18 млн). МОК, скорее всего, согласится — иначе ведомство Паунда, пользуясь правом на "случайные" проверки, может просто сорвать некоторые крупные соревнования.
Неудивительно, что многие олимпийские чиновники с тоской вспоминают те времена, когда борьбой с допингом руководил бельгийский принц де Мерод, предпочитавший тотальному напору дипломатию.
АЛЕКСЕЙ ДОСПЕХОВ