Обращенные неволей

Что есть и как мыться в душе, если ты мусульманин и оказался в тюрьме

Александр Аничкин

У терроризма появилось какое-то новое лицо. Вместо тщательно законспирированной, заидеологизированной организации, долго и тщательно готовящей свои акции, выскакивают, будто ниоткуда, озверевшие одиночки.

В Лондоне на улице убили солдата. В Бостоне взрывают бомбы на марафоне. В Тулузе стрелок на мотороллере убивает детей, солдат и раввина.

В этот новый терроризм вглядываются, пытаются понять, откуда он.

— Когда молодые люди, родившиеся и воспитанные в нашей стране, радикализируются и превращаются в убийц, мы должны задать себе трудный вопрос о том, что происходит у нас,— говорит британский премьер-министр Дэвид Кэмерон.— Словно некий конвейер работает на то, чтобы отравлять умы молодых людей извращенными идеями.

Среди мест, где особо стремительно распространяется зараза экстремизма, называют тюрьмы. Понятно почему: изоляция преступника от общества — это еще и его изоляция вместе с другими преступниками. Вопрос о местах заключения как об академиях преступного мира, конечно, не нов. Новое — в значительном росте исламского сообщества внутри тюрем за последние 10 лет. При том что в Англии, например, лишь 4,6 процента населения исповедуют ислам, в местах заключения доля мусульман доходит до 11 процентов, а в тюрьмах для особо опасных преступников, включая террористов, еще выше. В тюрьме "Уайтмоор" — 41 процент, в "Белмарше" — 19. Мусульмане стали наиболее многочисленной религиозной группой в местах заключения. Схожая ситуация складывается во Франции и некоторых других европейских странах.

Само по себе формирование мусульманских сообществ, или джамаатов, ожидаемо: свои тянутся к своим. Но, как отмечает доктор Питер Нойманн из лондонского Кингс колледжа, опасность заключается в том, что тюрьмы могут стать местом, где рекрутируются экстремисты.

Тактика выживания

Можно подумать, что рост джамаатов в тюрьмах связан с ростом радикального исламизма. Однако это не совсем так или, может быть, совсем не так. Есть еще и материальная сторона.

Еще в начале 1990-х никаких особых привилегий мусульмане, оказавшиеся за решеткой, не имели.

— Когда я первый раз попал в тюрьму, еще подростком, меня спросили о вероисповедании,— рассказывает британец пакистанского происхождения Данни Афзал, бывший преступник-рецидивист, а ныне дипломированный ученый.— Я сказал, что я атеист, хотя вырос в глубоко верующей мусульманской семье. Причина этого интереса тогда, вначале 1990-х, была простая: мусульман сажали на вегетарианскую диету, потому что мяса халяльного просто в тюрьмах не было. Рамадан тоже нельзя было отмечать. Так что я променял бога на сосиски и шкварки с картошкой. Если мне придется предстать пред высшим судией, я так и скажу: "Виноват, голоден был".

Позже, в середине 1990-х, британские власти решили, что к мусульманам и другим религиозным заключенным нужно относиться гуманнее. Устроили так, и чтобы халяльное мясо было, и чтобы рамадан можно было официально отмечать.

— Как только это случилось, я тут же снова стал мусульманином,— продолжает Данни.— Это была просто техника выживания. Но очень скоро понял, что если бы не отказывался от веры вначале, то, может, избежал бы одиночек и других наказаний, не был бы таким озлобленным и всего боящимся.

Причины активного формирования джамаатов — сообществ мусульман — в местах заключения проанализировала недавно главный инспектор тюрем Англии и Уэльса Энн Оуэрс. В докладе, опубликованном в июне, Оуэрс отмечает, что этот процесс является реакцией на отношение тюремного персонала. Несмотря на то, что лишь примерно 1 процент мусульман находится в заключении по обвинению в правонарушениях, имеющих отношение к терроризму (по категории ТАСТ — Terrorism Act), к ним такое отношение, будто все они террористы.

— Мы проанализировали множество свидетельств из разных мест заключения,— говорит Оуэрс.— И результат везде один и тот же — мусульмане чувствуют к себе более негативное отношение со стороны персонала, чем немусульмане.

А такое отношение вызывает обратную реакцию. Во-первых, заключенные обращаются к исламу в поиске поддержки, которая, разумеется, необходима каждому, кто оказался за решеткой, тем более в первый раз. Во-вторых, когда на тебя смотрят как на потенциального экстремиста-террориста, то это просто со зла, из чувства противоречия может привести к радикализации. Молодежь, известное дело.

— Понятно, что персонал мест заключения учитывает в первую очередь соображения безопасности,— отмечает Энн Оуэрс.— Но смотреть только через призму безопасности недостаточно. Нужно подходить к заключенным как к индивидуумам. Для этого необходимо соответствующим образом обучать персонал, прежде всего тюремных капелланов — имамов.

К похожим, но более тревожным выводам пришли специалисты Кембриджского института криминологии, изучавшие положение в тюрьме строгого режима "Уайтмоор" (Whitemoor).

Выяснилось, что рост доли мусульман среди заключенных — это результат давления со стороны "авторитетов" — исламских экстремистов, включая тех, которые осуждены за терроризм и связаны с "Аль-Каидой". Для таких новообращенных принадлежность к исламу — это своего рода крыша. Известно, например, что к насильникам или педофилам в тюрьме отношение обычно враждебное, но если такой вступает в мусульманское братство, то оно его берет под защиту.

В этой ситуации неверующим приходится туго.

— Я даже перестал жарить на коммунальной кухне любимую яичницу с беконом. Страшновато,— рассказывал один.

— Я душ всегда принимал голым. Но как эти появились — так только в семейных трусах,— сокрушался другой. И все это, чтобы не оскорблять чувств верующих мусульман.

Конечно, эти случаи можно списать на неловкости тюремного бытия, но главное, что беспокоит власти,— это возможность превращения тюрем в гнезда радикалов-исламистов.

Охрана "Уайтмоора" оказалась в растерянности перед новым соотношением сил среди заключенных и просто проводила политику умиротворения в отношении мусульманских авторитетов. Именно они теперь занимают верхушку в иерархии тюремных авторитетов, признаются работники тюрьмы. Молодежь к террористам относится с благоговением.

Обычные уголовники сначала отступились.

— Попробуй поконфликтуй! С одним сцепишься, а уже рядом шестеро стоят,— рассказывал один. Но потом уголовная братия начала находить общие интересы с исламскими экстремистами. Часть матерых уголовников, физически крепких и агрессивных людей, перешла в ислам, чтобы укрепить таким образом свой авторитет. По мнению работников тюрьмы, религия тут на втором плане. Нужно говорить об организованных группировках, которые лишь эксплуатируют страх перед "подвигами террористов".

"Имам от правительства"

Это не означает, что ситуация пущена на самотек. В тюремной системе Великобритании разработана и недавно начала осуществляться уникальная, как считается, программа противодействия экстремизму, сочетающая теологию и психологию.

Отдел по борьбе с экстремизмом британского Министерства юстиции включает три основных элемента в эту программу. Первое: усиление безопасности и обмен разведывательной информацией между тюремной службой, полицией и контрразведкой МИ-5. Второе: участие тюремных имамов, да и священников других конфессий, в структурированной теологической борьбе против идеологии экстремизма. И третье: привлечение психологов для так называемых интервенций, когда с заключенными индивидуально разбирают их убеждения или, часто, предубеждения.

Детали первой части программы засекречены, поскольку речь идет о разведке. Однако из того, что все же стало известно, можно сделать вывод: речь идет об идентификации наиболее опасных рекрутеров — пропагандистов радикального исламизма. После такой идентификации пропагандиста-рекрутера уже можно изолировать, перевести в другую тюрьму или подвергнуть другим санкциям.

По второму направлению имамы в тюрьмах проводят с заключенными религиозные семинары и читают проповеди во время пятничного намаза. Имам Тарик Махмуд, руководитель капелланской службы в тюрьме "Уайтмоор", специально для осужденных по TACT ведет занятия по программе "аль-Фуркан" ("Различение"). Ее цель — спокойно, с использованием священных текстов разобрать и опровергнуть исламистские оправдания терроризма, научить, так сказать, различать добро и зло.

— Это каждодневная битва,— признается Махмуд.— Некоторые заключенные всегда ко мне будут относиться с недоверием, я же "имам от правительства". Конечно, я не могу гарантировать, что изменил в корне человека, который готов был себя взорвать. Но что я показал ему другой путь и что его теологические аргументы неправильны — это я могу утверждать. А дальше, если быть честным и молиться, можно прийти к самосовершенствованию.

И наконец, работа психологов. Перед ними ставится задача определить индивидуальный портрет заключенного, чтобы знать, кто перед тобой: действительно ли закоренелый террорист или есть надежда. Информации о путях, которые приводят просто верующего к джихаду и "Аль-Каиде", накоплено много. Но до сих пор никто не знал, что с этой информацией делать. И отношение к заключенным мусульманам было недифференцированное.

— До самого последнего времени отношение у тюремного персонала было такое: раз осужден по ТАСТ — следовательно, враг,— говорит один из заключенных "Уайтмоора".— А раз враг, значит, если просто сел с кем-то за стол, сразу подозрение — банду организуешь.

Предубеждение такое понятно, но только с ним в борьбе с радикалами далеко не уедешь. Вот тут как раз и требуется психолог. Его оценка включает в первую очередь три позиции: во-первых, что побудило человека к экстремистским действиям, во-вторых, как далеко он готов пойти в джихаде, в-третьих, чему он уже обучен (например, изготовлению взрывных устройств). Программа комплексного тестирования заключенных стала результатом четырехлетней работы психологов-криминалистов. Она получила название ERG22+, что расшифровывается как Extremism Risk Guidance — руководство по оценке риска экстремизма, а 22+ — примерное число факторов, которые оценивает психолог. Планируется, что через нее пройдут все осужденные по террористическим статьям.

Кто-то может возразить, а не много ли чести и не слишком ли трудоемко? Но ведь на самом деле настоящих террористов не так уж много.

Дает ли программа какие-то результаты? Пройдут месяцы, прежде чем можно будет об этом говорить определенно. Но уже сейчас есть кое-какие наблюдения.

— Я была поражена, насколько они раскрываются в разговорах,— говорит психолог Наташа Сарджент.— И одно это уже позитив. Многие из заключенных — это молодые люди с травмированным сознанием. Они попали под влияние извращенной идеи, что если ты настоящий мусульманин, то должен быть джихадистом. Если с ними не говорить, то такое убеждение только укрепится.

Работа психологов переплетается с беседами имамов. А наличие программы действий позволяет увереннее поступать сотрудникам тюрьмы. Начальник "Уайтмоора" Пол Коуквелл сообщает, что число столкновений с применением физической силы упало до рекордно низкого уровня.

— А чтобы кто-то не мог себе яичницу с беконом пожарить или под душем голым стоять, такого мы теперь не позволяем,— заверяет он.