Русский музей открыл в Мраморном дворце юбилейную ретроспективу знаменитого сценографа Эдуарда Кочергина, с 1972 года — главного художника БДТ имени Г. А. Товстоногова. На открытии побывала ЕЛЕНА ГЕРУСОВА.
Сам художник к устроенной в честь его 70-летия ретроспективе "Эдуард Кочергин. Сценография" отнесся скептически. На открытии он просил считать ее не столько художественной, сколько биографической, "потому что декорация живет только тогда, когда в нее входит актер".
Экспозиция и выстроена как биография, хронологически. От ранних работ к последней премьере товстоноговского БДТ — выпущенному минувшей зимой спектаклю Темура Чхеидзе "Власть тьмы". Показывают в Мраморном дворце макеты, эскизы декораций и костюмов. Собственно, мастерство Эдуарда Кочергина в столь массированных — а выставка занимает несколько залов — доказательствах явно не нуждается. Даже вне театрального контекста. Одних черно-белых эскизов к спектаклям по Достоевскому или к товстоноговской "Истории лошади" (1975) хватило бы для представления отличного графика.
Так что сюжетом здесь оказывается вовсе не юбилейный отчет художника. Плоть экспозиции — материальная память спектаклей, в большинстве своем не так уж давно вышедших из репертуара, но уже занявших прочное место в истории. Работы из мастерской театрального художника осторожно разбавлены архивными кадрами легендарных постановок. Этот фотоальбом, конечно, усиливает мемуарный эффект. В общем-то, именно воспоминания и становятся фантомным героем выставки, своего рода оживляющими пустые макеты актерами.
Впрочем, и тем, кто ищет на выставке именно художника Кочергина, есть на что посмотреть. Например, макет к спектаклю по Маяковскому "Высокий". Его собирался поставить в 1979 году Марк Розовский. В формах и цвете декорации четко проведена формула супрематизма. К образам 20-х годов прошлого века Эдуард Кочергин возвращался и в начале 1990-х в спектакле брянцевского ТЮЗа "Дракон". Спектакль был, признаться, слабым. Но, разглядывая эскизы костюмов к нему, сожалеешь, что они не имели достойной сценической участи.
Вообще-то, в Мраморном это обращение к раннему советскому театру зрелого Кочергина не столь удивительно, если помнить про спектакль "Маклена Грасса", поставленный в 1964 году легендарным и полуподпольным Евгением Шифферсом. На сцене только медный круг солнца и два геометрических полотнища — бархатное и холст. Но тогда для пережившего сталинский ампир советского театра это было даже революционно.
Остальное на выставке — хрестоматийная театральная классика, то, из чего во многом сложилось целое направление в сценографии. В макетах — любимые фактуры Кочергина: дерево, мешковина. В поэтике — борьба живого с неживым и их взаимное прорастание. Кочергин не только в макете, но и в построенных декорациях остается очень четок, немногословен, даже графичен. Он умеет выстроить на сцене мир какого-то поэтического реализма, где скворечники тянутся прямо из деревьев, а дома зимой обрастают мехом. Кочергинская сценография не только поддерживает идею, но и выступает своего рода комментарием. А уж лирическим или сатирическим, зависит от материала.
В Мраморном дворце свидетельством тому товстоноговские "Дядя Ваня" и "Три сестры". Булгаковский "Мольер" Сергея Юрского. Поставленные Львом Додиным в БДТ "Кроткая" и "Господа Головлевы" в МХТ. И уже на собственной сцене — "Живи и помни" и "Бесы". Даже нежное "Насмешливое счастье мое" молодого Камы Гинкаса и Рубена Агамирзяна в Комиссаржевке. Список можно продолжить. В любом случае патриарх отечественной сценографии оказался прав. Эта выставка, конечно же, документ совсем недавней, но уже великой театральной истории. Просто для Эдуарда Кочергина она оказалась личной.