размышляет Григорий Дашевский
Вышедший в начале лета очерк врача Максима Осипова о провинциальной больнице "В родном краю" не только читали сами, передавали товарищу и потом с товарищем обсуждали, но и перепечатывали и до сих пор перепечатывают в Живом Журнале (интернет-дневниках) и в газетах. Читатели так волновались, словно встретились с кем-то долгожданным, с тем самым рассказчиком и героем, о котором они долго и безнадежно мечтали. Важно тут было не содержание очерка, а то, что он написан врачом, а не пациентом, и мужчиной, а не женщиной.
В современной русской литературе есть загадочное половое разделение. Как в стихах, так и в прозе социальный, внешний, реальный мир убедительно изображают женщины — Линор Горалик, Мария Степанова, Елена Фанайлова, Александра Маринина, Людмила Петрушевская, Людмила Улицкая и т. д., а писатели, в отличие от писательниц, убедительно пишут только о мире невидимом. Прозаики пишут или о мире будущем, как Владимир Сорокин, или об оккультном, как Виктор Пелевин, или о мирах вымышленных, как очень многие, а поэты — о таких нездешних сущностях, как роботы, инопланетяне или собственная душа. И даже совершенно реальное вроде бы Подмосковье, по которому разъезжает торговец чаем, под пером Дмитрия Данилова приобретает прозрачность и невесомость какого-то сонного царства.
Дело в том, что для любого реализма нужен реальный мир, в котором бы выживала героиня или действовал герой. В России же героини выживают в реальном мире, а герои действуют в мнимом. Мир семейных ценностей, в котором живут — выживают сами и воспитывают детей — женщины, для всех вполне реален, а вот мир патриотического капитализма, большой символический мир, в котором добиваются (или не добиваются) успеха мужчины, воспринимается как выдумка. И капиталистический успех, и патриотическое служение до того неубедительны в качестве базовых ценностей, что кажутся лишь прикрытием для архаического насилия, поэтому единственный реалистический жанр мужского мира — "как тюрьма (армия, банда, секта и т. п.) сделала меня человеком". (Все попытки создать реалистическое произведение о бизнесмене-герое давно провалились, а о новом герое, работнике спецслужб, разумные спонсоры заказывают только сказки). Чтобы изобразить нереальный мужской мир достоверно и целостно, авторам и приходится писать о вампирах или опричниках.
Но женщины выживают на той самой территории, где мирно или яростно спят — зарабатывают и тратят деньги, бьются на машинах, убивают друг друга, пьют и т. п.— погруженные в капиталистический и патриотический сон мужчины. Потому-то женский реализм почти всегда изображает нашу территорию как территорию сплошного абсурда — все смыслы и ценности мужской половине только снятся, а постороннему наблюдателю (наблюдательнице) видна только бессмысленная активность мужчин или их необъяснимая апатия.
Из этой дилеммы (в реальном мире — женское выживание, а мужской активизм — в мире мнимом) для мужского, активистского, реализма остается единственный выход — перейти из условного мира мужских фантазий в реальный мир женского выживания, но при этом не менять пол, а овладеть необходимой в этом мире мужской профессией, например врача или школьного учителя. Но поскольку степень недоверия ко всему мужскому вообще крайне высока, надо не просто писать о враче или от имени врача, а самому быть врачом, чтобы тебе поверили. Вот такого невыдуманного героя-рассказчика — живущего в реальном, то есть женском, мире и по-мужски меняющего этот мир,— и ждал читатель. Потому-то он так обрадовался, когда появился Максим Осипов.