Взрослый, но не уставший от жизни, сексуальный, но не развратный, умный, но не важничающий, спортивный, но не зацикленный на спорте, и, главное, европеец до мозга костей — таков современный мужчина "comme il faut". Возвращение в моду европейца как идеала мужчины и Европы, как модели вселенной приветствует Анна Наринская.
Приятно осознавать, что в нынешние нестабильные и предрасполагающие к неопределенности времена существует предмет, который можно описать устойчивым набором определений. Предмет этот — современный мужчина, каким он должен быть. Причем эту четкость очертаний он, в отличие от большинства других предметов, чьи контуры прямо на наших глазах становятся все более и более расплывчатыми, приобрел именно в последние годы. Так вот, теперешний мужчина должен быть — взрослым, но не усталым от жизни; сексуальным, но не развратным; умным, но не важничающим; спортивным, но не зацикленным на спорте. Все это, а также многое другое, из этого вытекающее и к этому прилегающее, описывается воспетым Пушкиным выражением "comme il faut". Забавно, но нынешнее "comme il faut" если и отличается от пушкинского, то не кардинально. Потому что теперь, как и тогда, для того, чтобы воплощать собою "то, что следует", во-первых и в главных, необходимо обладать одним качеством — европейскостью. То есть нужно быть человеком, не только насквозь пропитанным европейскими ценностями, но и встроенным в европейскую культуру, вернее, в европейскую цивилизацию.
В цивилизацию в том модном смысле слова, которое означает весь рельеф окружающей среды: от автобусного билета до мусорного ящика, спроектированного, скажем, Фрэнком Гери, установленного на площади у готического собора, некогда запечатленного, скажем, Моне. От фильма, к примеру, Годара, который демонстрируют по телевизору, до рекламного ролика автомобиля, снятого, к примеру, Джоном Франкехеймером, заполняющего рекламную паузу. Но при всей своей сегодняшней замусоренности эта цивилизация предлагает довольно четкую систему координат, некий ареал, внутри которого должен существовать европеец.
Так что можно сказать, что в моду вернулся не столько даже сам европеец как личность, а сама Европа — как географически, так и культурно. Европа вновь стала восприниматься как модель вселенной. И при этом лучшей вселенной, вселенной "comme il faut".
Эту вернувшуюся на новом витке моду на Европу со всей яркостью эпохи тотальной цветокоррекции демонстрирует даже такая небыстрая машина по перерабатыванию трендов, как кинематограф. Причем кинематограф массовый — потому что не только тонко чувствующий мир Вуди Аллен делает Лондон своим новым Нью-Йорком, но и массовая воля продюсеров "Основного инстинкта-2" заставляет психически не уравновешенную писательницу Кэтрин Траммел заниматься совращением мужчин в столице туманного Альбиона. А апокалиптические заключительные сцены последнего "Бонда" с уходящим под воду венецианским палаццо не оставляют сомнений: европейская история, безусловно, "наше все", но и ею приходится иногда поступаться, находясь "On Her Majesty`s Secret Service" — на секретной службе ее величества королевы главной европейской страны.
То, что Англия безраздельно заняла место "главной европейской страны", точно так же, как Европа вернула себе имя "главного места в мире", не подлежит никакому сомнению. Выдвижение на "Оскар" Хелен Мирен, сыгравшей Елизавету II в фильме Стивена Фрирза "Королева", как будто фиксирует победу настоящих европейских ценностей (и, кстати, самой идеи "comme il faut"), которые представляла королева, над ценностями джет-сетторскими, которые представляла принцесса Диана.
На вопрос, почему Англия так безусловно и бесповоротно in, можно отвечать по-разному: в практическом ключе — что так дальнобойно сработала знаменитая PR-кампания могула брэндинга Уолли Олинза "Cool Britania"; или в философском — что, будучи островом, Англия сконцентрировала в себе "европейскость", которая на континенте в большей мере поддается внешним влияниям.
На вопрос, почему jet set c его агрессивной антиевропейскостью так безусловно и бесповоротно out, ответ более очевиден. Потому что расстояния разочаровывают, а экзотика приедается. Потому что стало очевидно: в режиме jet set Нассау не отличается от Бали, а собор Парижской Богоматери, фонтан Треви и Вестминстер сохраняют узнаваемость и уникальность и, несмотря на нападки престарелых модников, ну никак не могут оказаться провинциальными.
И подобно им, несмотря ни на какие нападки, провинциальным не может оказаться европеец. В первую очередь европейский мужчина, потому что современному мужчине с точки зрения "comme il faut" предоставлено куда меньше свободы, чем женщине, а следовательно, он обладает куда большим количеством формальных признаков. Некоторые из них перечислены в начале этого текста. Ну и конечно, не последнюю роль играют покрой его костюма, круг его чтения, его интонации и, главное, его отношение к себе — сдержанное и непреувеличенное. Европейское.