Ни к селу ни к пригороду

В прокате — «Материнский инстинкт», психопатологический триллер, поставленный французом Бенуа Деломмом в Голливуде. Посмотрев этот аккуратный ремейк бельгийского фильма, снятого Оливье Массе-Депассом в 2018 году, Михаил Трофименков в меру пугался, в меру недоумевал: замыслил ли режиссер фильм как социальную притчу, или он таковой просто кажется?

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Если в бельгийском кино любая психопатология повседневности наводит на мысли о грустном быте невеликой страны и вызывает отсылки к творчеству великих национальных сюрреалистов, то перенос действия в Соединенные Штаты непременно подталкивает к широким социально-культурным обобщениям. Сами масштабы страны неумолимо заставляют воспринимать любую локальную, казалось бы, историю как некую метафору. Вот так и тут.

Место действия «Материнского инстинкта» — страна сабурбия, то есть элегантные пригороды, заселенные первым в истории США уверенным в своей стабильности средним классом в 1950-х годах. Великий экономический кризис и война остались за плечами: все хорошо, прекрасная маркиза.

Время действия — начало 1960-х годов, то есть эпоха самого молодого и самого отвязного президента Кеннеди. Иными словами, время, когда сорокалетние мужчины носили шляпы, танцевали, не вынимая из зубов сигарету, и чувствовали себя «немножечко Джонами Кеннеди». Ну, а в своих любимых женах видели «немножечко Жаклин Кеннеди».

И при этом зарабатывали на своих непыльных товарно-денежных работах достаточно, чтобы искренне недоумевать, почему их «Жаклин» скучают по прерванным карьерам начинающих журналисток или, скажем, преподавательниц пения: дом-то полная чаша, чего им еще надо? Рожайте, пейте чай со льдом в обществе соседок на солнечных террасах. Радостно имитируйте изумленный восторг, когда соседи устраивают вам сюрприз-парти в честь дня рождения, кушайте тортик и не то чтобы молчите, но делайте вид, что всем довольны.

Две семьи, ставшие коллективными героями фильма Деломма, именно такие образцовые «стэпфордские супруги». Блондинка Элис (Джессика Честейн) и Саймон (Андерс Даниэльсен Ли), Дэмиен (Джош Чарльз) и брюнетка Селин (Энн Хэтауэй) — почти кукольные парочки, которые могли бы украсить собой любой плакат, прославляющий американский образ жизни. Ну, или стать моделями замечательного художника Нормана Роквелла, который со смешанными ужасом и восторгом создал миф той самой сабурбии.

Но что-то, как водится, не просто идет не так. А идет не так настолько радикально, что рушатся прекрасные декорации прекрасной эпохи, слетают счастливые маски, казалось бы приросшие к лицам далеко не счастливых, но не осознающих свою несчастливость людей.

У каждой пары по одному сыну. У Селин и Дэмиена — Макс. У Элис и Саймона — Тео. При нелепейших обстоятельствах Макс погибает, упав с крыши, несмотря на попытку Селин спасти его. Дальше — больше. При падении с лестницы погибает Джин, бабушка Тео.

Солидарность соседей, переживающих общее горе, стремительно сменяется приступами взаимной паранойи, водопадами обвинений, подозрений и стычек на грани физического насилия. Бенуа Деломм как режиссер, воспитанный в традиции французской синефилии, умело обыгрывает и одновременно разрушает одну из мифологем классического Голливуда.

В золотую эпоху американского кино блондинки и брюнетки воплощали соответственно светлое и темное начало человеческой природы. Противопоставив Джессику Честейн и Энн Хэтауэй, режиссер постоянно «меняет ставки», сбивает зрителей с толку.

Кто здесь ангел, а кто демон, кто искренне страдает от потери ребенка, а кто взрывоопасно сходит с ума, кто социально опасен, а кого надо погладить по головке и упаковать в смирительную рубашку — по большому счету все это не важно. И так понятно, что мартиролог фильма не ограничится беднягой Максом, тихое пригородное кладбище изрядно разрастется, а на победу голливудского Добра над голливудским Злом рассчитывать не приходится.