«Не имеет денег для большой войны»

120 лет назад, 24 января 1904 года, Япония прервала дипломатические отношения с Россией, что делало давно ожидавшуюся войну между странами практически неизбежной; российский МИД предсказывал, что японцы нападут без предупреждения, однако произошедшая два дня спустя атака вражеского флота оказалась внезапной и русской эскадре в Порт-Артуре был нанесен серьезный урон; но даже после этого российское командование продолжало оставаться в плену ложных представлений, мастерски внушенных ему противником.

«Тупость — их отличительная черта»

Задолго до начала войны, 17 июня 1901 года, российские представители в Токио отправили военному министру генералу от инфантерии А. Н. Куропаткину примечательный во многих отношениях документ. Именовался он «Извлечение из 2-го выпуска (апрель 1901 г.) "Известий Амурского общества"».

Общество Кокурюкай (от японского названия реки Амур — Кокурю) создал в январе того же 1901 года Утида Рёхэй, которого в Японии обоснованно считали одним из самых квалифицированных специалистов по России. Обостренный интерес к западному соседу возник у него после того, как Россия, Франция и Германия вынудили Японию отказаться от некоторых территориальных приобретений, полученных в результате японо-китайской войны 1894–1895 годов. Ярости японцев, считавших, что их ограбили и унизили, не было предела, и Утида Рёхэй писал:

«Я собираюсь изучить внутреннее положение России и отомстить».

А его биограф Танака Такэюки добавлял:

«Придя к выводу, что "изучающих дружественные Китай и Корею достаточно много, но нет ни одного изучающего Россию", Утида решил, что "займется этим сам", и поступил в школу русского языка».

В 1895 году Утида Рёхэй побывал во Владивостоке и вновь вернулся туда в следующем году. Формально он открыл там зал для занятий дзюдо, а на деле совершенствовался в языке и собирал информацию о России. К следующему лету он счел, что готов к длительному путешествию, о чем в его биографии говорилось:

«17 августа 1897 г. он выехал из Владивостока на запад и вернулся лишь в середине июня 1898 г.».

После возвращения в Японию он нашел немало единомышленников. И основанное им общество Кокурюкай вскоре после своего создания начало выпуск печатных изданий, одним из которых был информационный бюллетень, названный в докладе военному министру «Известиями Амурского общества». А представленные А. Н. Куропаткину «извлечения» были сделаны из опубликованной во втором номере этого бюллетеня статьи о России. Так, о российской экономике в ней говорилось:

«Россия — страна земледельческая. Поэтому в торговых оборотах ее первое место занимают продукты земледелия.

Судя по цифрам ее торговых оборотов, можно было бы предположить, что народ русский богат, но на самом деле он беден.

Происходит это потому, что народ работает на землевладельцев, которые пользуются всей выгодой; кроме того, причиной бедности служат частые неурожаи и невежество народа. Промышленность за последнее время несколько продвинулась вперед, но этому она исключительно обязана иностранцам, их предприимчивости и их капиталам».

Нелицеприятным стал и вывод из этой части обзора:

«Вообще в торгово-промышленном отношении Россия обнаруживает все признаки полумертвого государства».

Не лучше оценивалась в статье и российская финансовая система:

«Состояние финансов России по меньшей мере странно. Судя по цифрам бюджета на 1901 г., можно было бы предположить, что все обстоит благополучно, но на самом деле финансовое положение далеко не удовлетворительно… Ни одна держава не имеет в финансовом отношении никакого доверия к России».

А самой резкой критике подверглись правящие круги России:

«Высшие классы, господствуя вполне над низшими и пользуясь своим привилегированным положением, эксплуатируют последних, таким образом богатые делаются богаче, а бедные — беднее. Естественным последствием такого порядка вещей является появление нигилистов и социалистов, не прекращающих своей вредной деятельности. Недавние бунты рабочих и студентов во всех главнейших городах России могут служить тому примером. Всех сословий четыре: дворяне, духовенство, мещане и крестьяне. Правящий класс — дворяне; все они воспитываются для того, чтобы быть впоследствии чиновниками. Но подготовка их для будущей их деятельности весьма неудовлетворительна. Учатся они мало и кое-как; большую же часть своего времени они проводят в выездах в общество и в подыскивании себе протекции. Таким образом, еще до окончания учения они обыкновенно уже обеспечены хорошими местами. Тупость — их отличительная черта…

Принадлежащие к высшему классу, обеспеченные всем люди ведут самый пустой образ жизни, думают лишь об удовольствиях и наслаждениях, предаются разврату и часто доходят до крайнего нравственного безобразия; подчас они ведут себя прямо как животные».

В статье не было обойдено вниманием и чиновничество в целом:

«Тут царство взятки и произвола… Все русские чиновники злоупотребляют своим положением, все они торгуют своей властью; взяточничество поголовно… Вообще взяточничество в России убивает всякую деятельность и всякую предприимчивость, оно тормозит и торговлю страны, и развитие ее промышленности».

А в результате анализа этих и многих других сторон российской жизни был сделан следующий вывод:

«Тот, кто боится России, не знает ее и видит лишь надеваемую ею маску дьявола… Если нам придется сразиться, не может быть сомнений, что победительницей будет Япония».

Военный министр ознакомился с документом, на полях отметил и прокомментировал заинтересовавшие или возмутившие его места в цитатах из японской статьи, но не обратил никакого внимания на одно очень странное обстоятельство.

«Воля одного человека решает все»

Второй выпуск информационного бюллетеня общества Кокурюкай, как сообщалось в биографии Утиды Рёхэя, «подвергся запрету», был изъят японскими властями, и российские военные разведчики добыли его с немалым трудом.

С формальной точки зрения эта конфискация выглядела абсолютно логично. Японское правительство не хотело осложнения отношений с Россией и запретило издания, в которых «пропагандировалась идея войны против России». Но в той же биографии Утиды констатировалось:

«Уже в начале своей деятельности Кокурюкай не было тайной организацией, а в ее создании принимали участие люди, которые занимали высокие посты и играли ведущую роль в разных сферах жизни современного общества».

Так что изъятие бюллетеня было, скорее, похоже на желание устранить утечку информации о растущем в Японии желании воевать с Россией и о полной уверенности японцев в своей победе.

Отсутствие должной реакции на эти поступившие из Токио сведения объяснялось еще и особым отношением к Японии и японцам в российских правящих кругах. В России, как справедливо отмечалось в запрещенной статье, ввиду самодержавия «воля одного человека решает все». А император Николай II после одного крайне неприятного инцидента имел собственный взгляд на Страну восходящего солнца. На него, тогда наследника престола, совершавшего путешествие по Азии, 29 апреля 1891 года во время визита в Японию напал человек в полицейской форме, о чем цесаревич писал в дневнике:

«Я радовался, что удастся отдохнуть в Киото до вечера. Выехали в джен-рикшах и повернули налево в узкую улицу с толпами по обеим сторонам. В это время я получил сильный удар по правой стороне головы, над ухом. Повернулся и увидел мерзкую рожу полицейского, который второй раз на меня замахнулся саблей в обеих руках. Я только крикнул: "Что, что тебе?"... И выпрыгнул через джен-рикшу на мостовую. Увидев, что урод направляется ко мне и что никто не останавливает его, я бросился бежать по улице, придерживая рукой кровь, брызнувшую из раны».

Нападавшего задержали, рана оказалась не слишком опасной, и будущий император тогда уверял:

«Я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика».

Но генерал А. Н. Куропаткин после совещаний у императора отмечал в дневнике, что самодержец называл Японию «варварской страной», а ее императора «довольно странной и неприятной фигурой». При этом веру Николая II в то, что мощная русская армия безусловно победит примитивную японскую, старательно укрепляла элита Японии.

К примеру, служивший военным атташе в Токио в 1900–1902 годах полковник Г. М. Ванновский под влиянием тех сведений, которые ему давали возможность получить в стране пребывания, «утверждал и в разговорах, и в своих донесениях правительству, что войска Японии не заслуживают никакого внимания и будут уничтожены при первой с нами схватке».

А в мае—июне 1903 года с той же целью был эффективно использован визит в Японию военного министра России. Японские генералы показывали А. Н. Куропаткину армейские подразделения, военные учебные заведения и некоторые заводы. И он отмечал, например, образцовый порядок во время проведенного для него смотра:

«Войска были очень хорошо выровнены, хорошо одеты. Салютовали при объезде знаменами. Тишина в строю полная».

Но основное внимание российский военный министр уделял недостаткам. Причем о многих из них ему рассказывал министр армии Японии генерал-лейтенант граф Тэраути Масатакэ:

«Тераучи считает, что довольствие рисом, главное в японской армии, где рис заменяет хлеб и мясо, имеет свои недостатки, ибо приготовление риса требует довольно значительного времени… Военный министр сказал мне, что они не очень довольны обувью, неудобною в грязь, и что предполагают заменить ее родом нашего, с небольшими голенищами, сапога».

Японский министр рассказывал российскому коллеге и о других проблемах. В числе прочего он сообщил А. Н. Куропаткину и очень важную информацию:

«Он откровенно признавался, что Япония не имеет денег для большой войны».

Об этом же говорили и другие японские генералы. Слова министра армии подтвердил и военный агент (атташе) Франции, единственной в тот момент страны—союзницы России:

«Французский военный агент в Токио,— писал А. Н. Куропаткин,— очень толковый офицер, живущий в Токио 4-й год, говорил мне следующее:

Финансовое положение Японии очень затруднительное. Замедляются даже срочные платежи. Что, не получив денег на стороне, Япония воевать не может».

От него же российский военный министр получил дополнительные сведения, в основном совпадавшие с его собственными наблюдениями:

«Японцы воинственны и будут в делах храбры. Их пехота отлична, вынослива. Материальная часть артиллерии неудовлетворительна. Конский состав слаб, но принимаются меры к улучшению его».

А. Н. Куропаткину показали судостроительные заводы, об одном из которых он писал:

«Вчера осмотрел подробно кораблестроительный частный завод, основанный Мацукатою. Большое дело. Дает 12% дивиденда. Разрастается. 4000 рабочих. Все японцы. Прекрасно оборудован один док. Есть свой канал. Будут строить другой для судов большого измерения. С прошлого года получили правительственный заказ на два миноносца. Видел их в работе».

К концу визита пришло время подводить итоги. И военный министр констатировал:

«Я без ложного стыда могу признать, что виденные мною японские выдающиеся генералы не хуже наших.

Осторожнее признавать японскую военную силу по своим достоинствам равною европейским. Отнюдь не хуже, напр., турецкой (при равной численности)».

Уверенность в том, что японская армия слабее русской, позволяла военному министру размышлять даже о высадке в Японии и оккупации страны, но на пути к осуществлению этого плана, как он считал, могло возникнуть серьезное препятствие:

«При вторжении нашем в Японию там нас встретит народная война. Японцы — горячие патриоты, мужественны и в своих школах ведутся ныне в военно-патриотическом направлении».

А убежденность в том, что у Японии нет денег, а потому она воевать не будет, позволила генералу не обращать особого внимания на тревожные сообщения российского военного агента в Токио подполковника В. К. Самойлова:

«Самойлов сообщил мне также, что военный министр Тераучи начал собирать ночные совещания. В каком-то приморском пункте происходит сбор резервистов флота».

Мало того, когда вскоре А. Н. Куропаткину представили доклад о необходимости усилить российские войска на Дальнем Востоке и в Китае, он категорически возражал, написав:

«Военное Министерство делало свое дело совершенно правильно, и ошибок не было».

Он так и не понял, что информацией о финансовых проблемах, не позволяющих воевать, японцы заманили его и все российское командование в классическую ловушку.

«Война безусловно невозможна»

Японское командование неукоснительно выполняло проверенные веками правила достижения успеха в войне китайского мыслителя и стратега Сунь Цзы, который учил:

«Война — это путь обмана. Поэтому, даже если ты способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным».

Вера в то, что войны не будет, сохранялась у российского руководства даже после того, как 11 декабря 1903 года были получены сообщения разведки о том, что японские министры решили начать боевые действия, а военные корабли Японии вышли в море. Ведь японцы продолжали переговоры об урегулировании спорных вопросов. А в российской столице хотели верить, что боевых действий удастся избежать. Больше всех этого желал император, слова которого записал военный министр:

«Война безусловно невозможна. Время — лучший союзник России. Каждый год нас усиливает».

И даже после того, как приближение войны стало очевидным, у военного министра не исчезла созданная японцами уверенность в слабости их армии. 15 декабря 1903 года он записал в дневнике:

«Теперь, быть может, уже и не в ваших силах,— сказал я государю,— остановить войну.

История учит, что даже слабейшие государства начинали войны».

В превосходстве российского флота были уверены и в Морском министерстве, представившем на утверждение Николаю II различные варианты плана разгрома японцев на море. Правда, министр иностранных дел граф В. Н. Ламсдорф предупреждал о том, что японцы могут напасть внезапно, без формального объявления войны. Но одновременно дипломаты просили военных никакими действиями не давать повода для начала боевых действий.

Вера в то, что Япония не решится воевать, сохранялась даже после разрыва 24 января 1904 года дипломатических отношений, о чем А. Н. Куропаткин писал:

«Получил письмо Ламсдорфа с извещением, что им получена нота японского посланника о том, что ему приказано со всею миссиею покинуть Петербург.

Государь приказал отозвать и нашу миссию из Токио.

Сегодня Ламсдорф… подтвердил при моем свидании словесно, что отозвание посольств не означает еще, что война неизбежна».

И в результате созданной японцами атмосферы информационного хаоса их нападение на русскую эскадру в Порт-Артуре оказалось внезапным и успешным. А замешательство от этой атаки было настолько велико, что военный министр получил информацию о ней из неожиданного источника:

«26-го в 10 ? час. вечера, на вечеру у ген. Лобко, Витте передал мне известие, полученное от ком. (коммерческого.— "История") агента, что японцы напали неожиданно на наш флот в Порт-Артуре и утопили два броненосца и один крейсер».

Никаких сообщений о японской атаке не получил с Дальнего Востока и морской министр:

«Поехал к Авелану. В полночь он еще не знал ничего. Утром 27 узнали, что нападение было, но не потоплены, а пробиты "Цесаревич", "Ретвизан" и крейсер "Паллада", лучшие суда. Впечатление тяжелое. Моряки говорили, что прозевали».

Японцы продолжали с успехом применять на практике заветы Сунь Цзы, дезинформируя противника, на протяжении всей Русско-японской войны. Так, граф А. А. Игнатьев, служивший в 1904–1905 годах помощником старшего адъютанта управления генерал-квартирмейстера 1-й Маньчжурской армии, писал в мемуарах о ситуации весной 1904 года:

«K 1 апреля у нас не было даже определенного мнения о месте вероятной высадки японцев на побережье, а сведения были самыми разноречивыми».

А другой военный разведчик — П. И. Изместьев, занимавший аналогичную должность во 2-й Маньчжурской армии, вспоминал о том, к каким способам прибегали японцы, чтобы запутать неприятеля и скрыть расположение своих войск:

«Как-то раз принесли нам гетру, поднятую в Каньпиньсяне. Переводчик разобрал надпись; оказалось, что она принадлежит рядовому 1-й роты 26-го пехотного полка Такахира. В то же время в один из штабов корпусов явился лазутчик и тоже принес гетру, поднятую им в Кайюане. Надпись на другой гетре показала, что она принадлежит тому же рядовому 26-го полка Такахира.

Впоследствии оказалось, что в Дава было центральное бюро фабрикации различных сведений и вещественных доказательств.

Японцы очень ловко разбрасывали различные обрывки писем, конвертов, бандеролей, а лазутчики наши, подбирая это, доставляли в центральные свои бюро».

Временами получение ложной информации приводило, как писал П. И. Изместьев, к тяжелейшим последствиям, особенно в ходе подготовки к крупным войсковым операциям:

«Донесение лазутчиков вызвало отправление в тыл 6 полков конницы и 2 полков пехоты».

А в воспоминаниях А. А. Игнатьева приводились слова еще одного его коллеги — М. А. Свечина, сказанные после боя у Вафангоу в июне 1904 года:

«Я только что был в разведывательном отделении. Там ломают себе головы над тем, сколько же было сил у японцев. Дрались, говорят, наши сибирские стрелки замечательно. Потери тяжелые, но катастрофа опять, как под Тюренченом, произошла из-за незамеченного вовремя обхода нашего фланга. На вокзале рассказывают,— добавил Свечин,— что наши опять потеряли орудия, что в обозах была паника».

Позднее сомнительные донесения агентуры из Японии о планах японского командования захватить Владивосток вынудили российское командование перебросить значительные силы для обороны этой крепости, ослабив войска в Маньчжурии.

После окончания «злополучной войны», или, как ее называл генерал от инфантерии А. Н. Куропаткин, «войны, закончившейся преждевременным миром», ни у кого не оставалось сомнений в том, насколько важную роль играла на всем ее протяжении японская дезинформация. И с этим нужно было что-то делать.

«Дающих неправильное представление»

Главной проблемой русской разведки, что признавали все участники развернувшихся дискуссий, было отсутствие взаимодействия всех ведомств, занимавшихся сбором информации о враждебных и вражеских странах. Отсутствовало взаимодействие и внутри российской военной разведки.

Выдвигались предложения, выпускались инструкции, проводились реорганизации, однако уже в 1908 году российское военное руководство, да и не только оно, стало жертвой массированной германской операции по дезинформации, историю которой подробно изучил один из руководителей советской военной разведки К. К. Звонарев, который писал:

«Германская разведывательная служба решилась на крупный шаг… на продажу русской разведке "документа" большой стратегической важности не только для России, но и для ее союзницы — Франции.

Документ этот назывался: "Записка о распределении германских вооруженных сил в случае войны. №269, 1908 г."».

Причем обошелся этот документ России отнюдь не дешево:

«Немцы подослали своего агента с этим "документом" к русскому военному атташе в Берлине. Агент согласился оставить "документ" на очень короткий срок, но все же вполне достаточный для того, чтобы отвезти "документ" в Петербург и сфотографировать. Так и было сделано. "Документ" в подлиннике был привезен в Петербург, за ночь сфотографирован в топографическом отделе Генштаба, и подлинник отправлен обратно в Берлин… Русский военный атташе сторговался с агентом следующим образом: за "документ" уплачивается 25 000 руб., из коих 10 000 руб. должны быть уплачены по доставке "документа" в Петербург, а остальные 15 000 руб.— по возвращении документа в Берлин».

Несмотря на некоторые стилистические странности, как писал К. К. Звонарев, пафосный стиль и отдельные фразы, не характерные для германских секретных документов, «Записка» содержала почти настоящие цифровые данные:

«Самая суть этого документа — общее количество выставляемых в случае войны Германией войск — как будто бы была близка к истине. Но иначе это и не могло быть, ибо в противном случае противник, сопоставляя разные официальные статистические данные, легко установил бы дезинформационную суть "документа"».

Однако начальник Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) генерал от инфантерии Ф. Ф. Палицын счел «Записку» липой и отказался выплачивать агенту вторую часть гонорара. Казалось бы, в деле можно было поставить точку. Но представители российского МИДа, признали подписи на доставленных бумагах, включая подпись кайзера Вильгельма II, подлинными. В ГУГШ нашелся руководитель — второй обер-квартирмейстер генерал-майор В. Е. Борисов, который не мог себе представить, что венценосная особа может участвовать в подобной гнусности, и начал ратовать за подлинность «Записки». Ведь, ко всему прочему, цифры в ней соответствовали статистическим данным.

В. Е. Борисов провел и дополнительную проверку, использовав в своей статье для газеты Военного министерства «Русский инвалид» сведения из «Записки». Он полагал, что, если эти данные окажутся ложными, какое-нибудь немецкое издание обязательно обратит на это внимание и опубликует опровержение. Но германские власти хорошо подготовились, и статью генерала перепечатали в Германии без каких-либо комментариев.

Подтверждение данных, содержавшихся в «Записке», пришло и по другому каналу. Высокопоставленные германские политики доказывали, что Германия, в случае начала войны с Францией, ни в коем случае не нарушит нейтралитет Бельгии и не будет наступать через ее территорию, а будет атаковать линию французских крепостей. Об этом же говорилось на закрытом заседании Рейхстага. И в результате французы, которые первоначально сочли «Записку» фальшивкой, как констатировал К. К. Звонарев, сделали неверные выводы:

«Если посмотреть на французское развертывание в войну 1914–1918 гг., то приходится предположить, что они в действительности поверили этому документу, ибо все внимание французов было приковано к германскому левому флангу, что полностью соответствовало идее, проведенной в германском ложном документе.

Таким образом, можно сказать, что немцы своей цели достигли».

Германское командование при поддержке и участии кайзера проводило и другие дезинформационные операции. И все они были подробно проанализированы советскими спецслужбами. Так что уже 11 января 1923 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло с небольшим уточнением предложения заместителя председателя ГПУ И. С. Уншлихта о создании Дезинформбюро, в задачи которого входило:

«Составление и техническое изготовление целого ряда ложных сведений и документов, дающих неправильное представление противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной Армии, о политической работе, руководящих партийных и советских органах, о работе НКИД и т. д.».

Причем, по германскому образцу, противник должен был получать подтверждения верности подбрасываемых ему сведений всеми возможными способами. Техника массированного введения в заблуждение с годами совершенствовалась, и лучшим примером ее применения стала операция, начавшаяся в декабре 1944 года, после того как в Москве получили информацию о том, что вермахт приступил к подготовке удара по наступавшим с запада американцам и англичанам в Арденнах.

Для успеха этого контрнаступления требовалось сосредоточение немногих остававшихся у немецкого командования резервов. А также уверенность в том, что в это же время Красная армия не начнет наступление на Восточном фронте. И именно эту уверенность Гитлеру и его генералам решили внушить с помощью самой масштабной за всю войну радиоигры — передачи информации от засланных в советский тыл арестованных и перевербованных агентов германских спецслужб.

Как вспоминал начальник службы радиоконтрразведки ГУКР «Смерш» полковник (в то время подполковник) Д. П. Тарасов, И. В. Сталин, ставя задачу начальнику военной разведки генерал-полковнику Ф. Ф. Кузнецову, сказал:

«Надо прекращать мелочиться.

Нужно сыграть по-крупному и убедить немцев, что зимнего наступления в этом году не будет».

Было решено задействовать 24 радиоточки в разных городах, для которых офицеры Генштаба составили план передачи «информации», свидетельствующей о том, что Красная армия «впадает в зимнюю спячку». Массированное дезинформирование велось и всеми другими возможными способами.

Германское командование поверило в то, во что хотелось верить, и в результате вермахт, растрачивая последние резервы, начал наступление в Арденнах и в боях с англо-американскими войсками понес внушительные потери. Значительный урон был нанесен и союзникам, и их наступление на восток практически приостановилось. А британский премьер Уинстон Черчилль был вынужден просить И. В. Сталина как можно скорее перейти в наступление в Польше.

Германские генералы почему-то не вспомнили о том, что идущие со всех сторон сообщения о чьей-то военной слабости могут привести поверивших в ловушку. И что иногда даже самые простые проверки помогают распознать дезинформацию.

Заветы Сунь Цзы были и впоследствии использованы не один раз. Следует ли им кто-либо теперь, покажет время.

Евгений Жирнов