В прокат вышел фильм Романа Михайлова. Это уже вторая за полгода премьера самого неожиданного отечественного дебютанта. Всего лишь в октябре в прокат вышел фильм «Сказка для старых», снятый им в соавторстве с актером Федором Лавровым и победивший на престижном международном фестивале в Ханты-Мансийске «Дух огня». Не дожидаясь, пока режиссер снимет в Индии свою третью фантасмагорию, Михаил Трофименков пришел к выводу, что киносезон 2022/23 года однозначно можно назвать «сезоном Михайлова».
Режиссеру-новичку неожиданно удаются крупноплановые образы — как Екатерина Старателева в роли Елены (слева)
Фото: Фрут Тайм
Режиссеру-новичку неожиданно удаются крупноплановые образы — как Екатерина Старателева в роли Елены (слева)
Фото: Фрут Тайм
Снега на экране действительно по горло. Сестра Елены (Екатерина Старателева) давно уже покончила с собой и только незримо участвует в действии. Как, впрочем, и росомаха, которой в незапамятном детстве пугал внучка Колю (Федор Лавров) дедушка.
Спустя годы Елена — по стопам репрессированного в андроповские годы отца — станет сектантской проповедницей. А Коля — ментом под прикрытием, отлавливающим наркобарыг, но отнюдь не чуждым психоделическим улетам на цыганских хатах. Впрочем, сегодня — барыг, завтра — сектантов, причисленных к экстремистам,— какая разница.
Так и хочется мелодраматически воскликнуть: тут-то они, потенциальная жертва и потенциальный каратель, и встретились. А вот и нет. Весь фильм они будут — спасибо ошибке телефонного оператора — лишь разговаривать по мобильникам и искренне любить друг друга на расстоянии. И, что самое удивительное, в эту удаленную любовь брутального охотника за наркоманскими телами и обворожительной охотницы за душами веришь безоговорочно.
«Сказка для старых» была якобы бандитской балладой. «Снег, сестра и росомаха» — якобы социальная мелодрама. Но, когда речь идет о кинематографе Михайлова, любые жанровые определения летят под откос. За два фильма он выстроил собственную киновселенную.
Вселенную, душную и привольную одновременно. Сказочную — только ленивый не высказался об архетипах волшебной сказки в «Сказке для старых» — и натуралистическую. На лицо ужасную, как ужасны на первый взгляд стандартно бритые братки и менты, но удивительно нежную.
Шутка ли: в мире притонов, «терок», магических туннелей и сект, к которым по привычке льнет определение «тоталитарные», за два фильма никто никого не убивает. Мир Михайлова — мир без насильственной смерти. А если кого-то где-то когда-то и убили, то он оживет в другом месте и в другое время. Да, черт возьми, у него, кажется, в фильмах вообще нет плохих людей. Злые есть, опасные есть, но не плохие.
Откуда он вообще взялся, этот режиссер, что за чудо природы? Бывший член общины евангелистов-пятидесятников. Человек, неплохо знакомый с криминалом былых времен. Доктор физико-математических наук, профессор Академии наук, специалист по гомологической и гомотопической алгебре, что бы это ни значило.
Прозаик-эзотерик и драматург. Волшебник, способный в наши дни снять фильм за — в среднем — полтора миллиона рублей. Да так, чтобы у него с энтузиазмом играли, как в «Сказке», и один из лучших русских актеров Евгений Ткачук со своими умными лошадьми, и Олег Гаркуша из «АукцЫона». В «Снеге», кстати, что козлы, что голуби, при помощи которых барыги переправляют на зоны наркотический «грев», играют так же послушно и талантливо, как дрессированные лошади Ткачука.
От автора с таким анамнезом ждешь или лютой графомании, или эффектного шарлатанства. Вот-вот выдернет из рукава крапленую сценарную карту. Недаром же в число талантов Михайлова входит и умение тасовать карты, которое он с видимым удовольствием демонстрировал в «Сказке», где играл одного из сказочных бандосов.
К тому же Михайлов признается, что не просто не понимал, что за фигня такая это самое кино, но и искренне презирал его. До тех пор, пока, вдруг передумав, сам не встал за камеру. Да так встал, словно закончил парочку ВГИКов, овладев и точностью диалогов, и наукой создания экранной атмосферы, и мастерством крупных планов.
Михайлов очень странно и завораживающе работает с пространством своих фильмов. И в «Сказке», и в «Снеге» он сначала разворачивает его, как скорее ржавые, чем ковровые дорожки. Помещает героев в полуреалистическую, полусновидческую декорацию, откуда выталкивает в бесконечное русское пространство. И в обоих фильмах кажется, что выхода из этого — урбанистического ли, сельского ли — пространства нет и быть не может. И в обоих фильмах это пространство вдруг уютно сворачивается в одну точку, дает героям шанс встретиться, а зрителям — поверить, что после лютых холодов наступит «хорошая весна», за которую выпивали братки в финале «Сказки».