Событие недели — "Леди из Шанхая" (The Lady from Shanghai, 1948) Орсона Уэллса, один из самых странных и завораживающих фильмов, когда-либо снятых (1 мая, "Первый канал", 4.00 *****). История его создания легендарна. Якобы гениальному Уэллсу, вундеркинду, в 25 лет поставившему один из ключевых фильмов в истории кино — "Гражданин Кейн" (1941), а затем насмерть разругавшемуся с Голливудом, да еще и запутавшемуся в отношениях с женой, роковой красавицей Ритой Хэйуорт, срочно понадобились деньги, тысяч этак пятьдесят. Из какого-то провинциального аэропорта он позвонил продюсеру и заявил, что у него есть потрясающая идея фильма, так что высылайте аванс. Продюсер осторожно поинтересовался, что за фильм и как его зовут. Взгляд Уэллса якобы упал на лоток с бульварными романами, и он назвал первое подвернувшееся название. Делать было нечего: пришлось купить роман и прочитать. Прочитав, режиссер ужаснулся, но снял на основе книги без преувеличения шедевр, вершину жанра "черного" фильма — нуара. Во все антологии мирового кино вошел финал "Леди из Шанхая", перестрелка в зеркальном павильоне Луна-парка. В схватке участвуют трое: инвалид, передвигающийся при помощи двух костылей, красавица (Хэйуорт) и похожий на медведя авантюрист и скиталец по прозвищу Черный Билл (Уэллс): он получил его за "то, что делал с фашистами в Испании". Но кажется, что соперников гораздо больше: их лица и тела многократно отражаются в зеркальных стенах, угрожающе увеличиваются в размерах, наплывают на зрителя. Пули разносят павильон в осколки, и никто не может понять, поразили ли они цель или просто-напросто разбили очередное зеркало. Но эта неописуемая галлюцинация — лишь кульминация фильма, который сам по себе можно описать только как кошмарный сон героя. Нуар никогда не отличался внятностью сюжетосложения, но в "Леди из Шанхая" Уэллс перешел все границы барочного воображения, пожертвовал интригой ради путешествия по причудливым, экзотическим лабиринтам. Черный Билл спас от хулиганов в нью-йоркском Центральном парке прекрасную незнакомку. Чуть позже его нанял на службу адвокат-инвалид, оказавшийся мужем леди. Чем он занимается, зачем ему инсценировать свое убийство, выстраивать сложный заговор, в который вовлечен ослепленный любовью к Эльзе герой, не совсем понятно, но понимать и не требуется, как не требуется и разбираться в сложных передвижениях яхты калеки Баннистера по Карибскому морю. Надо просто отдаться изображению, довериться ему, слепо следовать за Биллом по припортовым улочкам, чувствовать ритм вудуистских барабанов, сопровождающих по Карибским островам связанную узами ревности и ненависти группу цивилизованных хищников. Но "Леди из Шанхая" — не только сюрреалистическая поэма, притворившаяся триллером. Это и объяснение Орсона Уэллса в любви к бросившей его Рите. Камера следит за ее лицом и телом так, как только влюбленный мужчина может мазохистски любоваться потерянной женщиной. Еще один шедевр классического кинематографа — "Елена и мужчины" (Elena et les homes, 1956) Жана Ренуара (2 мая, "Культура", 18.30 *****). Когда он вышел на экраны, выдающийся критик и в будущем великий режиссер "новой волны" Эрик Ромер написал: "Как кумушка после проповеди, я могу сказать только одно: это очень красиво, я ничего в этом не понял". Но эта "невнятность" совсем иного рода, чем невнятность "Леди из Шанхая": веселая неразбериха светских интриг, любовных авантюр, салонные игры парижского света 1880-х годов. Елена (Ингрид Бергман), веселая и молодая вдова польского князя, никак не может выбрать себе мужчину: ей нравятся и учитель музыки Анри, и поставщик сапог для армии Мартин Мишо. Но обоих затмевает бравый генерал Роллан (Жан Маре), вроде бы лелеющий планы антиреспубликанского военного переворота. На любовное смятение Елены накладываются усложняющие сюжет побочные гривуазные линии. Вроде бы чистой воды водевиль, объяснение Ренуара в неудержимой любви к жизни, к женщинам, к Парижу. Но прототипом Роллана послужил генерал Буланже, застрелившийся после провала своего заговора. Впрочем, это произошло в жизни, а в фильме все разрешается по законам светской комедии, что не мешает фильму быть серьезной рефлексией о соотношении политики и зрелища, трагизма истории и легкомыслия ее фигурантов. Один из персонажей формулирует на экране любимую мудрость Ренуара: в жизни не стоит ничего делать, надо просто ждать, не обращая внимания на политические дрязги. "Свои" (2004) Дмитрия Месхиева — самый осыпанный наградами из отечественных фильмов минувшего года и самый вменяемый из фильмов, посвященных Отечественной войне в преддверии юбилея ее завершения (30 апреля, "Первый канал", 21.20 ***). Едва ли не впервые в российском кино мировая война показана как война гражданская. Немцы появляются на экране на считанные минуты, чтобы разгромить в достойном кровавых балетов Сэма Пекинпа эпизоде советский штаб и двинуться дальше. В тылу у них остаются трое бежавших из плена: Снайпер, Чекист и Комиссар. А власть там "своя": староста деревни — отец Снайпера, антисоветчик, раскулаченный харизматик (Богдан Ступка), а главный полицай — ничтожный и скользкий конторщик из тех, кто при любой власти будет "своим" (Федор Бондарчук). Фильм далеко не совершенен. Великий Богдан Ступка просто подавляет своих экранных партнеров. Сценарий колеблется между психологической драмой и вестерном, но завершается на патетической ноте. Староста решил не губить Комиссара и Чекиста, взяться за оружие и благословить сына на священную войну. Впрочем, в устах Ступки даже такой пафос кажется совершенно естественным.