Центр документального кино и Киностудия имени Горького запускают фестиваль «Дело жизни», в программу которого вошли документальные фильмы о людях, нашедших свое призвание. Открывает показы «Лида» Константина Райха — фильм, рассказывающий о Лидии Мониаве, учредительнице детского хосписа и благотворительного фонда «Дом с маяком», как о герое нашего времени, но почти ничего не объясняющий о ней как о человеке.
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Лида со своим подопечным Колей — мальчиком с тяжелой инвалидностью — живет своей обычной жизнью: она то идет на фотосессию для журнала, то в церковь, то сидит на работе, ухаживает за Колей и другими пациентами из интерната, примеряет рюкзак, в котором можно носить Колю, перестилает кровати, отвечает на письма. Камера следует за героиней по заснеженным улицам, по коридорам аэропорта, смотрит в окно хосписа, на Балтийское море, на публику non/fiction, на пациентов хосписа и их родителей, на батюшку в церкви, на двери автобуса. Лида рассказывает о своей жизни, посмеиваясь в самых неожиданных местах («мне скучно, честно говоря, ходить на похороны... чувств у меня никаких не вызывают могилы, все эти службы... скорее раздражает это все»). Коля лежит в специальном кресле.
Что-то есть завораживающее в этой поразительной героине, в этом безмятежном танке. Она без раздумий срезает крестик с шеи, когда стилистка перед модной съемкой говорит: «Украшения надо снять... что, прям ножницами?!» Спокойно рассказывает о школе, которую видно из окон хосписа, который и есть ее работа и жизнь: вопреки всем правилам, школа отгородилась от «Дома с маяком» сплошным забором, чтобы не видеть паллиативных детей. «Дом с маяком» нарисовал на своей стороне этого забора морские волны. Мониава спокойно называет работы своей мамы «поделками», уточняя, что мама просит их так не называть. Рассказывает, как она пошла против врачей и начала давать Коле все лекарства не по схеме, а как ей удобно — три раза в день в одном шприце. Из всего этого мог бы получиться портрет монстра, портрет святой или как минимум портрет человека, но получается сплошной забор. Мониава сразу предупреждает: «Я не очень про чувства умею думать, говорить, формулировать. Скорее дела умею делать».
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Фото: предоставлено пресс-службой Киностудии им. М. Горького
Поэтому чувства — восхищение, ненависть, даже удивление — сразу отсекаются, и это самое поразительное в фильме.
Режиссер Константин Райх — один из авторов докпроекта «Гастарбайтерши», серии портретов трудовых мигранток, в которых авторы «попытались узнать и понять этих женщин, а стало быть, и самих себя». Узнать и понять Мониаву, посмотрев «Лиду», решительно невозможно. И непонятно, заслуга ли это режиссера, его проблема или объективная реальность. Он не вносит в фильм никаких эмоций, не ищет поводов для пафоса, но как подобраться к внутренней жизни Лиды — тоже не знает, поэтому просто фиксирует шаги и события.
Сама Мониава в своем блоге написала, что ей фильм очень понравился, потому что там «нет „главной мысли, которую хотел сказать автор” и т. п.— просто про нашу жизнь так, как она есть. Я там местами говорю ерунду, но и в жизни тоже так».
«Главную мысль» совершенно не нужно вкладывать в фильм, но в кино она как-то сама прорастает. В «Лиде» не прорастает, как не прорастает в отчете о количестве шагов, в черной дыре или в зарисовке о природе. Мониава что-то делает, камера почтительно следует за ней. (Оператор-постановщик — Вероника Соловьева, это она снимала медленную, как будто подводную драму Марии Игнатенко «Город уснул» и черно-белую историю на стыке мифа и застолья «Бебиа, по моему единственному желанию» Жужи Добрашкус.) Райх старается действительно быть тактичным, насколько это возможно, дает Мониаве говорить столько, сколько она хочет, и лишь один раз предоставляет слово условному народу: «Вы для меня герой нашего времени»,— говорит Лиде кто-то из публики после ее выступления на книжной ярмарке. «Спасибо»,— весело отвечает Лида.
Второй герой «Лиды» (а может, и нашего времени) — двенадцатилетний Коля, которого в начале пандемии Мониава забрала домой, оформила над ним опекунство: самых тяжелых пациентов интерната сотрудники хосписа решили разобрать по домам, чтобы уберечь их от вируса. Мониава почти два года пыталась дать Коле нормальную жизнь — он ездил на отдых к морю, присутствовал на концертах, летал на вертолете. Из-за того, что у него было тяжелейшее поражение центральной нервной системы, невозможно точно сказать, как он ко всему этому относился.
Тот, кто Мониавой восхищался, после этого фильма продолжит ею восхищаться, тот, кто Мониаву не понимал, после этого фильма ее и не поймет. Но можно воспринимать «Лиду» как отчет об ушедшем времени: Коля умер в этом январе, и фильм посвящен ему.
«Дело жизни», с 5 июля по 31 августа
Полное расписание показов — на сайте фестиваля
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram