Скончался 86-летний кинодраматург Юрий Клепиков, ставший очередной жертвой коронавирусной инфекции. Значение этого человека для советского кино 1960–1980-х годов трудно переоценить.
Юрий Клепиков в 1989 году
Фото: РИА Новости
Юрий Клепиков в 1989 году
Фото: РИА Новости
В фильмографиях даже лучших мировых сценаристов хватает картин, сделанных по заказу или испорченных неталантливыми постановщиками. По сценариям Клепикова, прожившего долгую жизнь в кинематографе, снято всего тринадцать фильмов, но из них добрая десятка прочно вошла в арсенал отечественной киноклассики. Начиная с дебюта — «Истории Аси Клячиной, которая любила да не вышла замуж». Обычно эту картину Андрея Кончаловского характеризуют как эталонную для режиссерской новой волны, главными новшествами которой считались дедраматизация, съемки под документ, импровизация на площадке. Однако своей долгой жизнью фильм в огромной степени обязан как раз разработанной Клепиковым крепкой сюжетной структуре, прошитой нервной эмоциональной нитью, а также прекрасно прописанной атмосфере и диалогам.
В том же 1967 году, когда была снята и легла на цензурную полку «Ася Клячина», Клепиков выступает соавтором сценария «Седьмого спутника» — фильма, которым вошел в кинорежиссуру Алексей Герман. Молодой драматург сотрудничает с Виталием Мельниковым («Мама вышла замуж»), Михаилом Богиным («О любви»), Виктором Трегубовичем («Даурия»). И в дальнейшем такое впечатление, что сценарист в его лице — это не профессия, зависимая от массы конъюнктурных обстоятельств. Его выбирают лучшие режиссеры — или он сам придирчиво выбирает их? Так или иначе, в его творческих «романах» с постановщиками нет ни случайности, ни расчета, ни компромисса: все построено на взаимной любви и на общей любви к кино.
Зрелый Клепиков участвует в сложном процессе перевода прозы Василя Быкова в фильм Ларисы Шепитько: «Восхождение» оказывается их совместным триумфом, приносит советскому кино первую победу на Берлинском фестивале. Но в основном Юрий Клепиков пишет для режиссеров «Ленфильма» — Динары Асановой («Не болит голова у дятла», «Пацаны»), Семена Арановича («Летняя поездка к морю», «Я служил в охране Сталина»), Вячеслава Сорокина («Соблазн»). Он не мнил себя идеологом и не сочинял манифестов, однако именно его реалистическое перо, чуткое и к современности, и к нашей болезненной истории, стало фирменным пером «ленинградской школы».
Мы познакомились с Юрием Николаевичем, когда кипела перестройка и когда он, вообще-то человек негромкий и непубличный, проявил настоящие бойцовские качества, защищая право на свободу творчества. Помню его темпераментные выступления на эту тему, когда он был депутатом Верховного совета от Союза кинематографистов. А главное — помню и нашу совместную работу в конфликтной комиссии по реабилитации запрещенных фильмов. Клепиков один из первых поддержал творчество Александра Сокурова: он любил талантливых людей — и было совершенно неважно, близка ему или нет их эстетическая программа.
Таких, чья близка, становилось все меньше, и в конце концов он сформулировал исчерпывающий ответ на вопрос, почему в последние годы, да уже не годы, а десятилетия, практически перестал работать в кино: «Мои режиссеры умерли».
А он продолжал жить, проводя большую часть времени в деревне в Псковской области, где наверняка встречал многих из своих героев.
Умерли или отошли от активной творческой жизни действительно почти все, с кем он был творчески близок и связан. Один из тех, кто здравствует и работает,— Глеб Панфилов, с которым Клепиков как сценарист не сотрудничал, зато в «Начале» с удивительной образной точностью сыграл кинорежиссера, снимающего фильм про Жанну д`Арк,— не что иное как саморефлексию Панфилова. У него были и другие небольшие роли, а одна даже главная — в фильме «Дом строится». Но останется Юрий Клепиков в истории кино, конечно, тем живым писательским импульсом, который он дал кинематографистам своего поколения. Именно в ту пору, когда идея «авторского кино» породила иллюзию, будто сценарист не очень-то и нужен, а достаточно фиксировать кинокамерой «поток жизни», Клепиков доказал обратное. Ученик Евгения Габриловича и Григория Козинцева, он продолжил большую традицию советской сценарной школы и сумел не просто примирить ее с амбициями авторской режиссуры, но высечь из их столкновения мощную художественную энергию.