Первый: президент Путин. Претензии к его методам решения "чеченского вопроса" появились еще после "Норд-Оста". Уже тогда многие заговорили о необходимости "отпустить Чечню" или по крайней мере начать переговоры с сепаратистами. Ведь в 1999 году после взрывов жилых домов страна поддержала начало новой войны в Чечне именно для того, чтобы обезопасить себя путем уничтожения врага в его логове. Но пять лет спустя выяснилось, что эта локальная вроде бы операция превратилась в настоящую войну, жертвой которой может стать любой гражданин в любом уголке страны. А захват школы показал, что никаких правил на этой войне не существует.
Второй: силовые структуры. Пресловутая вера в "доброго царя" обратила гнев части граждан на негодных исполнителей, которые в силу разных причин не могут решить поставленные перед ними правильные задачи. Одни упрекают силовиков в том, что те действуют недостаточно жестко, а без этого одержать победу в Чечне, признающей исключительно право силы, невозможно в принципе. Другие полагают, что нежелание (неумение) российских военных, чекистов и милиционеров отделять боевиков от мирных жителей и демонстрируемая ими беспредельная жестокость как раз и вынуждают чеченских юношей и девушек уходить к боевикам, что делает их людские ресурсы практически неисчерпаемыми. При этом все сходятся в одном: коррумпированность правоохранительных структур достигла таких масштабов, что превращение их в пособников боевиков и террористов становится лишь вопросом цены.
Третий: чеченцы. С каждым новым терактом в обществе растет уверенность в том, что нормальных чеченцев не бывает — они просто не способны жить в цивилизованном обществе, и даже советская власть не смогла сломить их сопротивление. В 70-е годы в центре Грозного трижды (!) взрывали памятник генералу Ермолову (после второго взрыва местные власти даже изготовили несколько дубликатов — чтобы было чем заменить). В советских энциклопедиях про все республики Северного Кавказа говорилось, что они "вошли" в состав России, и только Чечня была "присоединена". Сторонники этой точки зрения полагают, что предоставлением Чечне независимости проблему не решить. Она у нее фактически была с августа 1996 года по август 1999-го, но чеченцы продолжали промышлять похищениями людей и совершать набеги на сопредельные территории, что в конечном итоге закончилось большим походом на Дагестан.
Четвертый: внешний враг. Российские власти уже давно пытаются переложить ответственность за ситуацию в Чечне на пресловутый "международный терроризм" (особенно активно они говорят об этом после 11 сентября 2001 года). Действительно, вместе с чеченскими боевиками давно уже плечом к плечу воюют выходцы из самых разных стран, и не только арабского мира. Нет сомнений и в том, что боевики получают финансовую подпитку из-за рубежа. А после теракта в Беслане Владимир Путин в своем телеобращении добавил к международному терроризму еще некие не названные им силы, которые помогают тем, кто хочет "оторвать от нас кусок пожирнее". Помогают, "полагая, что Россия, как одна из крупнейших ядерных держав мира, еще представляет для кого-то угрозу". Но для международного терроризма наличие у России ядерного оружия никакой угрозы не представляет: с террористами ядерным оружием не воюют. Значит, речь шла о неких державах, заинтересованных в ослаблении России. О какой конкретно державе шла речь, можно догадаться хотя бы по лозунгам, которые появились на проведенном 7 сентября в Москве под чутким руководством властей антитеррористическом митинге: "Доллар — брэнд террора", "ЦБ — верни резервы из США".
Пятый: само общество. Бесланская трагедия настолько шокировала российских граждан, что некоторые из них вдруг признали, что и они сами виновны в собственных бедах. Конечно, прежде всего речь идет о недостаточной требовательности по отношению к той же власти или недооценке коварства врага. Однако сам факт, что жители России задали себе вопрос, правильно ли они устроили свою жизнь, можно признать прорывом в деле становления национального самосознания.
Таким образом, можно констатировать, что для всех перечисленных обвинений есть вполне серьезные основания. Оснований нет только для того, чтобы рассчитывать на радикальное изменение существующего положения дел.
Безвестный чиновник Путин потому и стал президентом, что именно такой лидер был востребован в тот момент и остается востребованным сейчас — и было совершенно неважно, как его зовут. Он решает свои проблемы, но подавляющему большинству не мешает жить так, как оно привыкло.
Силовые структуры уже доказали, что способны эффективно противостоять любым попыткам их реформирования, кто бы за это ни брался. Это касается и армии, и ФСБ, и МВД.
Чеченское сопротивление если и не будет набирать силу, то по крайней мере не ослабнет. Потому что жители этой республики под словом "русский" подразумевают вооруженных людей, которые бомбят их дома, а по ночам врываются к ним и навсегда увозят их родных. Более того, аналогичная ситуация складывается сейчас и в Ингушетии, где российские силовики тоже начали "наводить порядок" доступными им средствами — во многом поэтому сейчас среди боевиков становится больше ингушей.
Внешний враг, конечно, тоже никуда не исчезнет.
Наконец, занявшееся сейчас самобичеванием российское общество очень скоро успокоится. О жертвах Буденновска и Кизляра, о погибших в жилых домах в Москве и Волгодонске, об узниках "Норд-Оста" кроме их родственников и тех, кому положено по должности, почти никто не вспоминает. Уже сейчас как-то на второй план ушли катастрофы самолетов и взрыв на "Рижской". И даже после бесланской трагедии на площадь Венеции в Риме по своей воле вышли 150 тыс. человек, а на Васильевском спуске в Москве организованные ряды трудящихся, учащихся и муниципальных служащих собрали лишь 130 тыс.
ИЛЬЯ БУЛАВИНОВ