Московский фестивальный сезон начался фестивалем современной хореографии «Context. Диана Вишнева». На его открытии на сцене Театра современной пьесы эстонский танцтеатр Fine 5 представил спектакль «FN», созданный на основе впечатлений артистов о жизни на карантине. Об этих впечатлениях и прочих событиях фестивальной осени рассказывает Татьяна Кузнецова.
Своим спектаклем «FN» эстонские артисты сопротивляются карантину духовно и телесно
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
Своим спектаклем «FN» эстонские артисты сопротивляются карантину духовно и телесно
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
Сontext, переехавший на август—сентябрь вместо обычной поздней осени, спас московских театралов от сложной проблемы выбора. Эта осень как никогда урожайна на современный танец: в Москве пройдут четыре фестиваля; в Петербурге, считая тамошнюю программу «Контекста»,— три. В таком изобилии отчасти виноват пандемический карантин, сломавший прошлогодние планы и продолжающий корежить программы этого года — не желая смириться с этим, фестивали ищут замены выпавшим участникам и непременно хотят показать полноценные программы в этом году.
Так, например, весенне-летний Чеховский фестиваль, вынужденно отменивший почти всю свою юго-восточную афишу, ангажировал новых гастролеров на осень и раннюю зиму — в сентябре—декабре нам предстоит увидеть индийскую «Жизнь», сербский «Хазарский словарь» и финнов компании Теро Сааринена. Стартующий в октябре школа-фестиваль «Территория» по обыкновению много внимания уделяет пластике, танцу, мультижанровым и междисциплинарным проектам. На сей раз в его программе созвездие громких имен: Ян Фабр со своей труппой «Трубляйн», Жозеф Надж со своим «перформативным фотопроектом» и невероятная компания Peeping Tom с новым «Триптихом», пропустить который совершенно непростительно. Старейший осенний фестиваль DanceInversion проводится в режиме биеннале, но от закрытых границ пострадала и его мощная программа. Она откроется 21 сентября выступлением труппы из Майнца со спектаклем Шарон Эяль и завершится в середине ноября новейшим «Лебединым озером» Анжелена Прельжокажа. Однако не приедут бразильцы, а израильскую труппу Vertigo заменит новая для нас итальянская компания: Spellbound Contemporary Ballet.
Фестиваль Дианы Вишневой пострадал больше других: блистательная прошлогодняя программа во главе с «Ревизором» Кристал Пайт сорвалась практически целиком. В этом году таких громких имен в программе нет, акцент делается на отечественных авторах и образовательных программах; хитом выглядит пермская «Шахерезада» на музыку Римского-Корсакова — хореограф Алексей Мирошниченко поставил балет о жене последнего шаха Ирана, ныне живущей в Париже Фарах Пехлеви. В ее роли выступит сама Диана Вишнева, свергнутого шаха станцует Марсело Гомес. Сontext собирался открыться оммажем Пине Бауш — работой Кристианы Морганти «Moving with Pina», но отменился и он. Выручили эстонцы. Старейшая независимая компания Fine 5, известная Москве еще с первой половины 2000-х, привезла «FN» — спектакль, созданный основателем труппы Рене Ныммиком в содружестве с пятью танцовщиками на собственную (при содействии Валентина Силченко) музыку. Про художника Калле Аасамяэ, одевшего трех дам и двух кавалеров в мужское белое исподнее и приклеившего к черному линолеуму сцены белый скотч, очертив квадрат-клетку, стоит упомянуть разве что для иллюстрации аскетичного облика спектакля. Часовая танцрефлексия, дополненная видеомонологами участников (черно-белое прыгающее изображение, видимо, должно подтвердить кустарность домашней съемки), рассказывает о неврозах, психозах, тоске, тусклом быте и попытках жить в одиночестве. Частные истории, основанные на актерских импровизациях, хореограф постарался вытянуть к социальным обобщениям.
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Главная метафора спектакля — луч света, дважды, в начале и конце действа, пронзающий сцену по диагонали. К этой вожделенной свободе влечет всех, но каждого, кто приближается к источнику света, его коллеги бережно, но настойчиво оттаскивают в темный угол, настаивая на необходимости соблюдения правил. Правила приравниваются к военным: часть сцен идет под мерный топот солдатских сапог, выкрикнутые фразы на эстонском звучат как команды и люди гуськом маршируют, повторяя одну и ту же комбинацию телодвижений. Массовые пляски, ужимками и скачками смахивающие на молодежную танцплощадку 1970-х, полны избываемой боли: в этом натужном веселье нет единства, каждый — сам за себя.
Ядро спектакля составляют пластические монологи, отражающие индивидуальность участников. Молодой атлет, маясь в заточении, разминает-растягивает мышцы полумостиками, полурастяжками, полупрыжками. Его старший коллега срывается в истерике бесконечно повторяемых припрыжек и топотаний. Щуплая немолодая блондинка, на видео рубящая капусту и орудующая ножом со звуком падающего лезвия гильотины, на сцене припрыгивает, семенит и хлопочет, как нервная первоклашка. Полнокровная женщина, начав с вполне здравого современного класса, сбивается на простонародные экстатические притопы по широкой второй позиции с запрокинутым корпусом — их можно было бы счесть даже эротическими, не будь спектакль так программно духовен.
Из массовых жалоб выделяется статуарный монолог Тийны Оллеск, одной из основательниц труппы. Немолодая, высокая, худая женщина с распущенными ниже талии волосами балансирует на полупальцах, простирая руки к колосникам, медленно вынимает ногу, закрывает лицо паранджой волос, просовывая сквозь завесу выразительные молящие руки и лишь в конце срывается на телесный крик, раскручивая метровую волосяную копну. Эта харизматичная танцовщица, запомнившаяся еще по гастролям 2004 года,— из разряда тех, что могли бы станцевать телефонную книгу, и немудрено, что именно ее монолог оказывается самой сильной частью этого «FN».
Вообще-то на фоне буйства сегодняшней городской и театральной жизни Москвы рефлексия эстонских затворников показалась порядком устаревшей, равно как и пластический язык постановки. Но возможно, на Западе спектакль звучит актуальнее — судя по искренности исполнителей, они и сейчас не расстались с испытанным ужасом. В любом случае терапевтический эффект вечера отрицать трудно: артисты испытали облегчение, излив душу, зрители посочувствовали, обрадовавшись, что Россия и здесь идет своим путем.