Известный историк и автор книги «Пакт. Сталин, Гитлер и история убийственного союза», профессор Европейского университета Виадрина Клаудия Вебер — о поворотном моменте Второй мировой войны и о том, как сегодня видится оборонная стратегия Сталина.
Фото: Ullstein bild via Getty Images
Фото: Bundesstiftung zur Aufarbeitung der SED-Diktatur
В ранние утренние часы 22 июня 1941 года гитлеровский вермахт напал на Советский Союз. Армия численностью 3,5 млн человек, разделенная на группы «Север», «Центр» и «Юг», развернула боевые действия на линии фронта протяженностью более 2 тыс. км.
В то время как бомбардировщики люфтваффе под командованием Германа Геринга совершали первые налеты на Киев, Одессу и Севастополь, Владимир Деканозов, посол Сталина и бывший глава советской внешней разведки (ИНО), с окаменевшим лицом на улице Вильгельмштрассе в Берлине спешил к кабинету министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа. За 22 месяца до этого в Кремле Риббентроп, воодушевленный достигнутой дипломатической сделкой, еще клялся в дружбе между Германией и СССР. И вот теперь он лаконично информирует Деканозова, что «советское правительство предало и нарушило условия договоров и соглашений с Германией», и «Германия не станет бездействовать перед лицом такой серьезной угрозы для своей восточной границы». Гитлер, как сообщил Риббентроп, «приказал германскому вермахту использовать все имеющиеся средства для ответа на эту угрозу».
Приведение в исполнение приказа Гитлера о начале давно запланированной и многократно откладывавшейся операции «Барбаросса» 22 июня 2941 года во многих отношениях стало решающей поворотной точкой в истории Второй мировой войны. Под надуманным предлогом угрозы со стороны СССР (притом что в предшествующие недели Сталин всеми силами старался не дать такого повода) Третий рейх развязал чудовищную, поистине апокалиптическую войну на уничтожение против Советского Союза, Красной армии, гражданского населения, мнимых и реальных борцов сопротивления — словом, против всех тех, кто встал на пути у якобы непобедимого вермахта и не принял изощренной нацистско-расистской логики войны.
Война Гитлера против Советского Союза унесла миллионы человеческих жизней, стала причиной невообразимых страданий, которые по сей день дают о себе знать, и привела к холокосту, истреблению европейских евреев на «кровавых землях» (выражение историка Тимоти Снайдера) Восточной Европы. За считаные недели войска вермахта и следом за ними несшие смерть эсэсовцы Генриха Гиммлера продвинулись вглубь территории СССР, после чего, уже лишившись каких-либо иллюзий о возможностях «молниеносной войны», осенью встали под Москвой. Операция «Барбаросса» завершилась, в частности, на легендарном Волоколамском шоссе, ставшем в одноименном романе писателя Александра Бека символом героического боевого духа Красной армии. Бек не умолчал и об ужасах чудовищной борьбы за выживание на линии фронта, а в середине 1980-х годов восточногерманский драматург Хайнер Мюллер написал на основе его книги блестящую пьесу из пяти частей.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война — увенчавшаяся победой оборона страны от немецко-фашистских агрессоров. Ставшая поворотной точкой Второй мировой войны, эта дата также знаменует собой завершение первой фазы, которая с сентября 1939 года в Европе ассоциировалась с союзом, а (пока еще) не борьбой между гитлеровским Рейхом и СССР Иосифа Сталина. За те почти два года, на протяжении которых Пакт Молотова—Риббентропа был в силе, произошел раздел Польши, ставшей первой лабораторией германской войны на уничтожение, Западная Европа была оккупирована Германией, в то время как Прибалтика, Западная Украина, Западная Белоруссия, Бессарабия и Северная Буковина оказались под властью Сталина. Постепенный закат рокового договора о ненападении начался еще в июне 1940 года, когда Москва после неожиданных гитлеровских «блицкригов» заявила о своем намерении «перейти к действиям» в балтийском регионе.
В конечном итоге в Юго-Восточной Европе и Финляндии произошло столкновение геополитических конкурентов, и последние попытки достичь взаимопонимания во время берлинского визита Молотова в ноябре 1940 года были обречены на провал. Еще до прибытия народного комиссара иностранных дел в столицу Германии в своей директиве №18 от 12 ноября Гитлер определил: «Независимо от того, какие результаты будут иметь эти переговоры, продолжать все приготовления относительно Востока. Соответствующие распоряжения последуют, как только мне доложат об основных моментах плана войсковой операции и они будут утверждены».
Член Военного совета Воронежского фронта Никита Хрущев допрашивает пленных
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Член Военного совета Воронежского фронта Никита Хрущев допрашивает пленных
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Нападение вермахта решающим образом изменило политический расклад и системы союзников в войне. Оно привело к объединению усилий Великобритании и Советского Союза в рамках антигитлеровской коалиции — такой альянс считался совершенно невообразимым с момента прихода к власти большевиков в 1917 году. Центральная европейская триада между Великобританией, Германией и Советским Союзом, которая в первой половине XX века приводила к соглашениям либо между Германией и СССР (Рапалло), либо между Германией и Великобританией (договор о соотношении военно-морских сил и политика умиротворения), в июне 1941 года получила, по сути, неслыханный оборот. Впрочем, предвестники такого развития событий появились задолго до этого. Еще в июле 1940 года премьер-министр Уинстон Черчилль, почувствовавший, что договор о ненападении уже давал трещины, отправил в СССР нового посла Стаффорда Криппса, который был дружественно настроен по отношению к Москве и провел первые предварительные переговоры. Сразу же после гитлеровского вторжения Черчилль произнес свою легендарную речь про «меньшее из двух зол», в которой оправдывал перед гражданами Великобритании свой альянс с коммунистами и которую сегодня так часто цитируют. «Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству. По своей жестокости и яростной агрессивности он превосходит все формы человеческой испорченности. За прошедшие 25 лет не было более последовательного противника коммунизма, чем я. Я не беру назад ни одного слова, сказанного мной. Но все это блекнет перед тем, что мы видим сейчас. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями отходит на второй план».
На фоне британско-советского сближения в то время, когда Гитлер вел против Лондона уже проигранную воздушную войну, решение развязать войну с Советским Союзом оказалось фатальным. Как известно, противников такой войны на два фронта и непредсказуемой, авантюрной военной кампании против СССР в Германии было достаточно. Тем в большей мере 22 июня 1941 года стало еще и символом невероятной военной мании величия и вопиющих политических просчетов в угоду идеологическому фурору.
Гитлер жаждал этой войны: уничтожения «еврейского большевизма» и насильственного, непременного воплощения всех расистских концепций жизненного пространства, выработанных германским национал-социализмом.
22 июня 1941 года явилось выражением заносчивости Третьего рейха, за которую впоследствии пришлось поплатиться, кульминационной точкой военной, политической и идеологической переоценки собственных сил, проявлением идеологических, культурных, расистских предрассудков и надменно-пренебрежительного отношения к советскому населению, сумевшему консолидироваться вокруг диктатора Сталина, «Большой террор» которого отгремел так недавно.
В начале Великой Отечественной войны Советский Союз в военном отношении и правда был слаб. Еще в начале мая Сталин лично указывал в одном из своих немногочисленных выступлений перед выпускниками военных академий, в частности московской Академии имени Фрунзе, на проблемы Красной армии. Не секрет, что наряду с пробуксовыванием технической модернизации и отсутствием воли к реформам, которую резко критиковал Сталин, низкая боевая готовность была обусловлена еще и тем прискорбным фактом, что жертвами «Большого террора» стали такие талантливые военачальники, как маршал Тухачевский. Даже в правительственных кругах Великобритании, в том числе и у Черчилля, прошедшие «чистки рядов» вызывали опасения, что очередная военная кампания закончится для немцев победой. Впрочем, в Лондоне были довольны таким поворотом военных событий и надеялись, что Германия и Советский Союз надолго увязнут в боях друг с другом. Никто не допускал мысли о скорой победе Красной армии, включая Сталина, который тем не менее сумел обернуть себе на пользу и слабость собственной армии, и заносчивость национал-социалистов, тем самым превратив слабость в силу.
Утверждения, будто события 22 июня и последовавшее стремительное наступление гитлеровцев застали Сталина врасплох и что, более того, он якобы игнорировал все предупреждения о возможности такого сценария, будь то от собственной агентуры или из кругов правительства Великобритании, получили широкое распространение, по сей день пользуются популярностью и, безусловно, вновь станут предметом дискуссий в контексте 80-й годовщины с начала Великой Отечественной войны. При этом представляется своевременным подвергнуть такой нарратив если не радикальному пересмотру, то как минимум критической переоценке. Конечно, Сталин не был удивлен — приказы Гитлера надежно доводились до сведения Москвы советской разведкой — и не игнорировал донесения о предстоящем нападении. То, что «предательство», сопряженное с нарушением договора о ненападении, было исключительно вопросом времени, входило в число старых политических истин, известных в том числе Сталину. В последние месяцы он готовился к предстоявшему нападению Германии. Его распоряжения избегать провокаций на германо-советской границе, равно как и отказ от большого сосредоточения войск, вопреки планам таких генералов, как Жуков, были не проявлением наивности или странности, а обдуманным решением. То, что Гитлер и Риббентроп станут аргументировать развязывание войны надуманной угрозой, было ожидаемым и, следовательно, малосущественным обстоятельством. Сталин осознанно избегал сценария с якобы «созданием угрозы», чтобы однозначно сохранить за собой выигрышную позицию обороняющейся стороны.
В этом отношении его можно было бы считать способным учеником прусского офицера Карла фон Клаузевица (1780–1831), военная теория которого провозглашала оборону сильнейшей по отношению к наступлению формой военных действий. Еще в 1939 году Сталин выждал две недели, прежде чем ввести войска в Польшу, чтобы не вызвать ассоциаций с гитлеровским актом агрессии и посмотреть, как будет продвигаться наступление вермахта и какой будет реакция западных держав. В июне 1941 года позиция обороняющейся стороны в символическом, политическом и военном отношениях была важнее, чем когда-либо. Позволив напасть на Советский Союз, Москва сберегла весьма ограниченные ресурсы Красной армии. Сталин предоставил Гитлеру ведение требующей больших ресурсов, изматывающей наступательной войны — связанные с этим потери стали заметны уже в августе, на что указал в своем недавнем труде «Барбаросса. Как Гитлер проиграл войну» британский журналист Джонатан Димблби.
17 июля 1944 года 257 600 немецких солдат, захваченных тремя Белорусскими фронтами, прошли маршем по улицам Москвы под конвоем
Фото: Universal Images Group via Getty Images
17 июля 1944 года 257 600 немецких солдат, захваченных тремя Белорусскими фронтами, прошли маршем по улицам Москвы под конвоем
Фото: Universal Images Group via Getty Images
Более того, война началась в проблемном для Сталина пограничном регионе, где советская власть была установлена только после подписания Пакта Молотова—Риббентропа в 1939–1940 годах, и население западноукраинских и западнобелорусских территорий регулярно создавало большие трудности для «органов» НКВД. Проблематичным оказалось взять под контроль как потоки беженцев, так и антикоммунистические, а также национальные движения сопротивления, в частности среди украинцев. И здесь напрашивается параллель с 1939 годом, когда Сталин, вопреки первым договоренностям, уступил территории Центральной Польши Третьему рейху: в июне 1941 года он оставил германским войскам центры сопротивления, антибольшевистскими настроениями в которых Третий рейх не сумел воспользоваться для закрепления своего господства. Напротив, идеологический, расовый террор германских оккупационных войск очень быстро разочаровал надежды украинских националистов и привел к смещению настроений в пользу не Гитлера, а Сталина.
В июне 1941 года имелись веские причины не играть на опережение и не реагировать на многочисленные предупреждения о подготовке операции «Барбаросса» поспешным нападением. Предположение, будто Красная армия могла вторгнуться в генерал-губернаторство — административное образование на территории оккупированной нацистами Центральной Польши, тем самым нарушив договор, столь же абсурдно, как и обсуждавшийся некоторое время назад тезис о «превентивной войне». В качестве контраргумента можно указать на то, что Сталин шел на большой риск, но при этом поступал расчетливо, рационально и логично. И то, что он пытался как можно больше оттянуть нападение немцев ценой ряда уступок, в частности за счет наращивания темпов поставок товаров в Третий рейх, не противоречит такому аргументу. Свою главную задачу он видел в одном: выиграть время. Ведь в конечном итоге ни Сталин, ни Советский Союз не хотели этой войны. И Гитлер ее проиграл в тот самый момент, когда приступил к реализации своей операции «Барбаросса».