«Россия на чужбине. Россия ушла из родного дома. Россия странница, даже без посоха, без нищенской сумы. Она в пустыне. Перед нею тянутся незнакомые чуждые поля, она несет ниспосланные ей судьбой вериги через неведомые города и веси. Из окон поселений на нас смотрит чужое благоденствие и уют. День кончился, а бесконечный трудный путь впереди. Вокруг сгущается мрак… Не бойся ночи. Не бойся извилистой тяжкой тропы, одинокая скиталица Россия. В душе своей береги память о твоих святынях, единственное оставшееся у тебя достояние. Огни, мелькающие с неба, то здесь, то там, отражения отлетевшей от земли, ничем не истребимой духовной мощи, зовущей тебя в темноте к далеким великим целям. Это зарницы. Это может быть заря» (без подписи).
«Нас два миллиона… Сколько было евреев, когда Бог, прогневавшись на них за грехи, расселял их по всем концам земли? Если мы захотим, мы будем ''народом''. Мы не будем ни эмигрантами, ни беженцами, не будем ''малой'' Россией… Конечно, нам не хватит одного очень существенного условия: у нас нет ни территории, ни денег. Из этого вытекает наше сходство и несходство с евреями: у них тоже нет территории, но есть деньги» (В. Шульгин).
«Перестали уже удивляться Константинополю. Прошла пора описаний и этюдов Галатских переулков, падших женщин, русских беженцев и нищеты. А они по-прежнему толпятся в шумном городе, и нищета все черней, все могучей ширится по русским уголкам» (Эльпе).