|
Снег под парусом |
 |
| Фото: AP |
| Айсборд — инструмент для тех, кто мечтает выписывать на льду фигуры высшего пилотажа |
Бабочки на снегу
Мода на фитнес, велнес и прочее вегетарианство распространилась в кругу моих друзей и коллег настолько, что и я, ни разу прежде не допускавший даже мысли о том, чтобы начать когда-нибудь новую жизнь, стал подумывать о зимних радостях в виде коньков, саней или политически корректных горных лыж. Решение давалось нелегко, но постепенно мне удалось убедить себя в том, что глинтвейн и румяные барышни — неизбежные атрибуты любого катка или склона — скрасят мое пребывание на свежем воздухе. Другие аргументы в пользу зимних видов спорта были не столь очевидны, но тем не менее в ближайшие выходные я отправился на удобную звенигородскую горку, благо она расположена рядом с моей дачей.
Трудности начались, когда я попытался застегнуть на себе необходимое обмундирование. С учетом набранных за время новогодних застолий килограммов тело напрочь утратило былую гибкость и позволило засунуть себя в комбинезон лишь с третьей попытки. Когда же я покатился наконец с крутого склона, на моем пути откуда ни возьмись выросла вековая ель. Кое-как собрав после стыковки разметанные по сугробам палки и лыжи, я сдал все это хозяйство обратно в прокат.
Но первое поражение только закалило желание срочно оздоровиться, и я отправился на поиски развлечений, позволяющих без риска для жизни развивать, может, не столь значительную, зато горизонтальную скорость.
И мне почти сразу повезло. Проезжая мимо Строгинского водохранилища, я был поражен фантастическим для нынешнего времени года зрелищем, больше всего напоминающим модный салют из бабочек. В небе над заснеженной поверхностью водоема порхал целый рой ярких парашютиков. Окончательно меня добили невозможные в данных погодных обстоятельствах виндсерферы, бодро рассекавшие на досках под разноцветными парусами по ледяной глади водохранилища. Присмотревшись, я обнаружил, что стропы парашютов тоже влекут за собой людей на лыжах и досках.
Не поверив своим глазам, я принялся по возвращении домой разыскивать других свидетелей этого чуда. В частности, разместил в интернете просьбу объяснить мне, темному, что за бабочки кружились в строгинском небе и как в занесенную снегом Москву попали укротители теплых океанских волн — серферы. Мое любопытство вызвались удовлетворить сразу несколько энтузиастов.
Очень одинокий парус
 |
| Фото: АЛЕКСЕЙ НОЗДРИН |
| При хорошем сильном ветре скинбордисты способны по-настоящему парить над склонами |
В просторном ангаре, доверху заполненном катерами, яхтами и лодками, Алексей продолжил начатую в дороге лекцию о способах передвижения по льду и снегу на различных снарядах при помощи воздушных потоков. Из рассказа, изобиловавшего непонятными терминами, относящимися, кажется, в основном к подробностям такелажа, мое ухо смогло выделить лишь знакомое слово "скорость". Однако по тому, как часто оно звучало, мне удалось сделать вывод, что это главное, ради чего все и задумано. Бешеное ускорение, доставляющее несравненный кайф! "Понимаешь,— объяснял Алексей,— даже если ветра почти нет, при слабом вначале качении правильно повернутый парус создает так называемый противоветер, позволяющий ускоряться быстрее. Большая скорость дает мне ощущение власти над стихией! Я даже летом на короткой доске ухожу один в море и там получаю ни с чем не сравнимое ощущение от растущей скорости".
Выяснив, что Ноздрин летом грешит катанием под парусом и даже входит в российскую сборную по классическому виндсерфингу, я резонно предположил, что в наших условиях катание по льду необходимо фанатам покорения волн, чтобы не сидеть сложа руки в ожидании сезона. И в ответ услышал, что, во-первых, правильный кант хорошей лыжи на ровном, чистом льду позволяет добиться практически нулевого сопротивления, что дает возможность зимой достигать скорости значительно большей, чем летом; а во-вторых, обучаться азам виндсерфинга легче и быстрее именно на снегу. Ибо, совершив ошибку, новичок зимой просто спрыгнет с лыжи, а летом ему в тех же обстоятельствах неминуемо грозит купание, сопровождаемое вылавливанием паруса из волн.
Когда Ноздрин гордо продемонстрировал мне несколько вариантов самостоятельно созданных им лыж, мне стало ясно, что купить оборудование для занятий этим видом спорта в магазине невозможно. "Поскольку зимний виндсерфинг пока не является массовым увлечением, никто из производителей не хочет выпускать снаряды промышленными тиражами",— подтвердил мою догадку чемпион. Его рецепт создания всего необходимого включал в себя обязательное знакомство с токарями. "Берем парус для классического виндсерфинга,— с энтузиазмом объяснял Ноздрин,— покупаем прыжковую лыжу, можно подержанную (новомодные карвинговые не годятся, кант лыжи обязательно должен быть прямой), и делаем на ней своеобразную надставку для ног". На этой стадии вступает мастер — золотые руки, вытачивающий шарниры и крепления, призванные все эти части соединить. Не показав виду, что в моей компании токарей отчего-то не наблюдается, я предложил испробовать инвентарь на практике.
Видимо, дал себя знать набранный за праздники лишний вес — сдвинуться с места я в тот день так и не смог. "Редко у кого сразу получается,— утешил меня тренер.— Зато когда научишься, сможешь кататься даже в штиль. Как-то раз такая тихая погода была — дым от сигареты поднимался вверх столбиком, почти не отклоняясь. Но когда я поехал за счет противоветра, так разогнался, что в глазах все замелькало. Потом на МКАД за рулем 130-140 км шел, а казалось — стою на месте". Хотя я сделал вид, что весьма раздосадован "нелетной погодой", мысль о том, что на этот раз спортплощадку я покину без травм, меня очень даже радовала. Тем более что после уверений в том, что даже на большой скорости падение на лед или снег абсолютно ничем не грозит, Алексей все-таки припомнил случай, когда один из его коллег, не сумев затормозить, влетел на айсборде в буер. Услышав два новых названия, я насторожился. Тем более что у меня в запасе еще был вопрос о бабочкоподобных парашютах. Поняв по выражению моего лица бесперспективность теоретических бесед, Алексей предложил проследовать в Строгино, чтобы разобраться во всем на примере тамошних спортсменов. Директор базы оказался близким другом Ноздрина.
Тазики и ракушки
Добравшись до места, мы были радушно встречены фразой сторожа: "Не положено!" Но назвав пароль "Маслов" (фамилия директора), мы прошли в огороженную зону, скрывавшую выход на берег. На заснеженном льду кипела жизнь — туда-сюда катались исполненные собственного величия люди на снегоходах и квадроциклах, рядом расчищали каток подростки, а за всем этим наблюдал важно сидевший на лавке мужчина, больше всего напоминавший мимикрировавшего к российским условиям спасателя из Малибу. Несмотря на довольно низкую температуру, признаков замерзания он совершенно не выказывал и давал окружающим понять, что данная скамейка — его законное место.
Это и был тренер высшей категории по виндсерфингу и руководитель базы спорткомитета Северо-Западного округа Москвы Андрей Маслов. "Рассказать вам обо всех видах зимнего виндсерфинга? Это я могу. С чего начать?" И тут я, уверенный, что все эти развлечения насчитывают максимум десятилетнюю историю, совершил непростительную ошибку. То есть, присев рядом с нордическим человеком на лавку, попросил начать с начала.
И Маслов начал. Оказалось, что еще в петровские времена, то есть более трех веков назад, российские, эстонские и финские поморы зимой ставили свои ботики на коньки и успешно преодолевали под парусом приличные расстояния. Позже появилась новая забава — на финские сани с длинными полозьями ставили кресло и катались в нем по льду. Роль тягловой силы исполнял человек на коньках. На рубеже XIX-XX веков в России (а как известно, Прибалтика и Финляндия входили тогда в состав Российской империи) появилось первое подобие спортивного паруса и начались соревнования на скорость.
Примерно к этому моменту у меня начали терять чувствительность пальцы обутых в теплые сапоги ног. На его же широких щеках лишь веселее сиял румянец.
"В новейшей истории,— как ни в чем не бывало продолжал Андрей,— определенность в зимние виды катания внесли американцы". В 1937 году янки объявили конкурс на оптимальную конструкцию буера — этакой легкой яхточки для катания по льду. Первым одноместным классом буеров был выбран наиболее демократичный проект — модель DR-60. Хотя он уступал нескольким другим из 15 представленных вариантов, зато его можно было без труда собрать из подножного хлама в любом сарае. А тем, у кого не было сарая или желания долго возиться, все части ледовой лодки присылали по почте. Эта модель практически без изменений дошла до 1980-х годов.
Но тут популярность стало приобретать такое замечательное явление, как собственно виндсерфинг. И практически сразу властвовавших над миром льда буеристов начали теснить различные виды зимних любителей лыжи и паруса. "Идея приспособить виндсерфинг для холодного времени года буквально витала в воздухе",— объяснял пышущий здоровьем Маслов, в то время как в моем диктофоне умирали от переохлаждения только что поставленные "служащие в несколько раз дольше" батарейки. Я-то давно чувствовал себя "холодным, как айсберг в океане", а мои закоченевшие лицевые мышцы намертво застыли в заинтересованной улыбке. "Точно неизвестно, кто был первооткрывателем,— безмятежно продолжал Маслов.— Посовещавшись, спортсмены приняли решение признать изобретателем эстонского яхтсмена Юрия Плизника".
Далее я узнал, что 1983 году состоялись первые соревнования по зимнему виндсерфингу, романтично названные "Беломорскими играми". Примерно в это же время стали проводить чемпионаты и за рубежом, в Финляндии и Польше. В СССР пик популярности этого вида спорта пришелся на 1988 год. Тогда в профессиональных соревнованиях принимало участие порядка 160 спортсменов, а география команд раскинулась от Бреста до Комсомольска-на-Амуре. Тут по счастливому лицу Маслова пробежала тень. И все же, как я узнал в следующую минуту, причиной были отнюдь не -15° С, помноженные на час беседы, а банальная человеческая нечуткость: "Буеристы не принимали нас всерьез. Спортсмен, когда идет на большой скорости, вынужден низко наклоняться над льдом, а они советовали нам вешать на попу тазики. Конечно, они тогда уже были заслуженные — вся задница в ракушках, а мы только начинали. Это потом их осталось человек 15, а нас-то уже были сотни".
Как известно, увлеченность не терпит отсутствия прогресса, и вот вместо паруса серферов стали появляться те самые загадочные парашюты. "Это называется кайтинг — катание на горных лыжах или сноуборде за воздушным змеем-парашютом,— объяснил Маслов.— Впервые в Москве мы увидели такую штуку в 1996 году у парня из канадского посольства. На следующий год их уже было двое. А потом все больше и больше. Со временем они начали нас обгонять, и многие ребята переметнулись к ним. Ведь парашют, по сути, тот же парус. К тому же в столице открылись фирмы, торгующие необходимым для кайтинга оборудованием. Сегодня это самый модный вид зимнего виндсерфинга. Только в Строгино таких сейчас бывает до сотни человек одновременно. Большая компания поехала в своеобразный марафон на кайтах по Волге. Они пройдут больше 100 км по руслу от Твери до Дубны".
Фигурное летание
Пока мы беседовали, Алексей Ноздрин, сразу заявивший, что кататься тепло, а вот стоять на месте нет (знал бы он, что чувствовал я, сидящий на обледеневшей лавке!), рассекал снег на странной доске под парусом и с тремя коньками. Неповоротливый на вид снаряд в его руках (ногах?) выделывал замысловатые петли и восьмерки, выбрасывая из-под коньков фонтанчики замерзшей воды. Залюбовавшись пируэтами, я поинтересовался, существует ли в зимнем виндсерфинге такое популярное летом течение, как фристайл. Мой вопрос вызвал у как раз подошедшего Ноздрина жаркий спор с Масловым. В итоге они выдали заключение, что фристайлинг есть, но его нет. Разрешить это противоречие взялся опять же Ноздрин: "Ребят, пытающихся красиво выпрыгнуть или показать трюки, и среди парусников, и среди кайтеров много. Но все это, как правило, не более чем выпендреж. Даже летом на соревнования приезжают 200 спортсменов, а участвуют — 15-20. Зимой же попробовать выходят пятеро, и лишь трое из них могут представить интересную программу. Фристайл требует кропотливых тренировок, а все, кто накупил самой крутой оснастки, попросту боятся выглядеть перед зрителями скучнее других. И хотя я сам люблю летом попрыгать на глазах у изумленной публики, а потом принять поздравления, настоящим спортом считаю лишь гонки на скорость". Зато я узнал, что для тех, кому ближе именно попытки показать на льду фигуры высшего пилотажа, придумана та самая специальная доска на коньках с подвеской от скейта — зовется айсбордом.
В это время на снежной равнине показался новый, не попадающий ни в какой из уже знакомых мне разделов снаряд. Мужчина с косичкой бережно нес на лед подобие уменьшенного в несколько раз дельтаплана. Воспользовавшись поводом погреться движением, я устремился за крылатым дядей и выяснил, что непонятное устройство называется скинборд, а его хозяин является одним из первых адептов этого вида виндсерфинга в России Сергеем Акельевым. "Скинборд требует сильного ветра, зато если уж подует, то летишь так, что искры из глаз! К тому же на скинборде хорошо с гор съезжать — при правильном разгоне спокойно можно сотню метров над склоном не касаясь земли парить. Да и в отличие от змея тут нет неудобных 30-метровых строп. Вот только дорогой это аппарат — мой $700 стоит".
Буера и буераки
Почувствовав, что если в ближайшую минуту кто-нибудь тронет меня рукой, мое тело развалится на тысячи фрагментов, я запросил у внепогодных ветропоклонников пощады. Маслов, явно удивленный, предложил пройти в штаб. В штабе, оказавшемся обычной теплушкой, мы включили чайник — ценой отключения обогревателя (видимо, для поддержания привычной хозяевам температурной обстановки) — и продолжили разговоры о судьбах и перспективах российских виндсерфингистов. "Раньше государство из-под палки насаждало в массах спорт,— делится воспоминаниями член спорткомитета Маслов.— Секций по виндсерфингу в одной столице было несколько десятков, только в Строгино восемь штук. Теперь вот, авторитетно заявляю, осталась одна, и то ее начальник на свои деньги покупает снаряжение, содержит кружок, учит детей. Зато с каждым годом растет число тех, кто может позволить себе несколько раз за зиму прокатиться в Египет, активно проводит досуг круглый год. А те, у кого нет особых денег и времени, приезжают сюда. Сначала пробуют, берут у нас инвентарь напрокат (любой снаряд — не больше $10, тогда как в теплых краях аренда паруса примерно вдвое больше). Потом покупают парус или парашют в складчину. Дальше все обязательно ссорятся, и остается кто-то один, а все остальные идут искать себе снаряжение по новой".
Чуточку отогревшись, я все же решился уточнить, в чем кайф всех этих развлечений. Оказалось, что кроме экзистенциального удовольствия от ощущения скорости и свободы у виндсерфинга в сравнении, например, с горными лыжами есть и вполне прозаические плюсы. Он менее травмоопасен. Ведь даже упав на льду или в снегу, спортсмен просто катится или скользит до полной остановки. А еще хождение под парусом или за змеем дает возможность двигаться по гладкой поверхности в любую сторону. Немного натренированный человек сможет скользить даже против ветра. "И еще могу тебе сказать как геолог геологу: в Москве нет ни одной горы, а только выкопанная когда-то ледником Клинско-Дмитровская гряда. Так что наши горнолыжники катаются в обычных оврагах",— раскрыл мне глаза Маслов. Еще более плоская ситуация наблюдается во многих других равнинных регионах России. А по просторам бескрайних полей, особенно где-нибудь в районе Сургута или Тюмени, что под парусом, что за змеем кататься — одно удовольствие.
Как будто в доказательство снаружи в этот момент поднялся сильный ветер, и, выйдя из вагончика, я вновь стал свидетелем захватывающей картины. Только что безвольно валявшиеся на снегу парашюты сделали мощный вдох и с огромной скоростью потянули своих хозяев в разные концы водохранилища. На скучном серо-белом московском фоне это красочное зрелище — сильное эстетическое наслаждение.
Повинуясь охотничьему инстинкту, я бросился за одним из парашютистов и, воспользовавшись заминкой, напал на него с расспросами. Опустив змея на лед, кайтер представился Сергеем Судаковым. "Что для меня кайтинг? Развлечение. Летом доска и волны, а зимой заняться нечем. Что хорошего? Независимость. Чтобы покататься, не надо далеко ехать, а потом стоять в очереди на подъемник. Опасно? Не опаснее, чем с горы. Только вот высоко взлетать при сильных порывах страшновато. Летом, бывает, и метров на 30 подпрыгнешь, а зимой извините — лед же внизу. Дорого? Змей от $300 до $600 стоит, а у меня их на разную погоду несколько штук, вот и считай". Приглядевшись, я отметил, что деньги бывалый "змеевод" тратит не только на парашюты. Одетый в специальный костюм Сергей обезопасил себя многочисленными щитками и шлемом, а оставаться на связи с внешним миром ему позволяет мудреный хендс-фри. Больше всего меня порадовала спецзащита, расположившаяся на копчике спортсмена. Видно, не зря мудрые буеристы когда-то о тазиках говорили.
Покидая водохранилище, я решил — раз уж воспаления легких все равно не избежать! — совершить последний ледовый подвиг и с этой целью подошел к представителю местных рыбаков. "Эти, с парашютами, еще ничего,— сказал мужик в тулупе.— А вот те, на штуках с коньками, они иногда ящики из-под задницы выбивают. Да пусть катаются!.. Мы по-своему отдыхаем, они по-своему. В общем-то мы одно дело делаем — дышим свежим воздухом".
Прикинув цену коловорота и железного ящика, я всерьез задумался о возможности оздоровления рыбалкой.