В Киеве на 88-ом году жизни умер патриарх советской анимации Давид Черкасский, автор незабвенной «пиратской трилогии»: «Приключения капитана Врунгеля» (1976-1979), «Доктор Айболит» (1984), «Остров сокровищ» (1986-1988).
Фото: facebook.com/david.cherkassky
В порядке вещей, если режиссер похож на свои фильмы. Но сказать такое о Давиде Черкасском значит не сказать ничего. Он не был похож на свои фильмы, а просто был таким фильмом. И остался им, даже когда великая советская анимация рухнула, пилоты новых замыслов так и остались пилотами, режиссер занялся рекламными роликами и исполнял почетную роль сопредседателя (вместе с Эдуардом Назаровым) знаменитого анимационного фестиваля «КРОК».
Культивируя репутацию ловеласа и балагура, Черкасский в своем жизнетворчестве соединял жовиальную эстетику «Одесских рассказов» Бабеля и хитроватый украинский гедонизм. Так же избыточны его фильмы, ни на что в мировой практике не похожие.
Именно в силу этой уникальности он позволял себе пренебрегать критерием «хорошего вкуса», обязательного для тех, кто ходит в искусстве строем.
Режиссер-парадокс, он, кажется, лишь однажды обратился к фольклорным мотивам, перекладывал на язык анимации Стивенсона и Маяковского, но создал в своей области аналог барочной, чрезмерной, густой, как чернозем, стилистики украинского кино. Проще говоря, Черкасского было много, очень много. И в буквальном смысле слова: он выдавал на-гора полнометражные и многосерийные мультики в масштабах, немыслимых для его коллег. И в переносном: его фильмы распирало от орнаментальных, необязательных вроде бы, но составлявших их прелесть, визуальных выдумок и находок. Даже дебютную «Тайну Черного короля» (1964) он превратил то ли в нуар, то ли в пьесу абсурда, но пляшущую гопак. Хотя снимал всего лишь агитку за противопожарную безопасность.
Если вспомнить легендарную автохарактеристику Пикассо, он не искал, а находил.
Задолго до всяких «кроликов Роджеров» Черкасский синтезировал игровое и анимационное кино.
Сначала — в идеально шестидесятнической «Мистерии-буфф» (1969) — соединил экспрессионистическую графику с азартными этюдами а-ля «Синяя блуза», разыгранными актерами Таганки. Фильм, стоявший в одном ряду с игровыми шедеврами «Интервенция» и «Первороссияне», постигла та же судьба: не то, чтобы запрет, но прокат столь ограниченный, что почти несуществующий. Потом — в «Капитане Врунгеле» — пустил злополучное судно «(По)беда» в плаванье по натуральным волнам. Наконец — в «Острове сокровищ» — свел в кадре живого капитана Флинта и рисованного Билли Бонса.
Столь же хрестоматийная и опередившая время находка Черкасского — феерические пролеты камеры по любым, самым прихотливым траекториям. Задолго до появления 3D Черкасский мог показать, скажем, зеркальное отражение сцены в глазах грифов, устроившихся на краю пропасти. Ну а упоминать на этом фоне такое его скромное новаторство, как рисованные звуки и междометия, вылетавшие из уст персонажей, как в комиксах, даже как-то неудобно.
И суть воображаемого «творческого завещания», которое мог бы оставить коллегам Черкасский, если бы он был занудой-теоретиком, а не интуитивным художником, проста. Самоограничение и ложная скромность губительны для художника, работать надо щедро и вкусно.