Поиски переписного участка ранним утром 9 октября напоминали игру по ориентированию на местности. Дано: улица Фадеева, дом 6, строение 1. Собственно на самой улице Фадеева стоит дом 6, строение 2. А где строение 1, граждане вспомнить не могут. В конце концов обнаруживается бумажка со стрелкой, указывающей направление к переписному участку. Двигаясь по стрелкам, развешанным на каждом подъезде, захожу во двор и спускаюсь в подвал. Черная металлическая дверь — за решеткой. Если бы не выходящие из этой двери люди с приколотыми на воротник удостоверениями переписчиков, я бы решил, что ошибся адресом.
В помещении размером с четырехкомнатную квартиру находится человек пятьдесят. С восьми утра к пункту потянулись пенсионеры. Их пытаются усадить за столы и выделить счетчика. Всех сразу переписать не удается. Из-за этого — напряжение и нервозность. Начальник участка выделяет мне сопровождающего: "Вон, идите с Сашей. Он у нас хороший счетчик, со многими гражданами уже договорился".Граждане дверь открывали и в квартиру пускали. Правда, из всего подъезда в 36 квартир Саша договорился во время предварительного обхода только с третью. Остальные либо вовсе не открывали дверь, либо обещали прийти сами в участок. "Ну пару раз матом посылали,— рассказывает Саша.— А соседний подъезд вообще переписываться не хочет. Мне придется ходить туда и уговаривать жителей до конца переписи. А если не удастся, наши инструктора сами звонить этим людям будут. Мне, естественно, попадет от начальства. Честно говоря, скорей бы все это кончилось".
Люди переписывались без энтузиазма и пускали к себе в дом с единственной целью — чтобы от них поскорей отвязались и больше не беспокоили. В одной из квартир, когда Саша попросил хозяйку назвать свое имя, та очень удивилась: "Как имя? А я слышала по радио, что все будет анонимно". Но имя все же назвала. В следующей квартире дверь открыл заспанный молодой мужчина в трусах. Молча сделал рукой пригласительный жест и удалился в глубь квартиры. Пока мы прошли в комнату, мужчина уже снова забрался в постель.
— Проходите, садитесь, спрашивайте,— пробубнил он, поправляя подушку.
Сесть было сложно. На столе — гора посуды с остатками вчерашнего веселья. На стульях развешаны вещи.
— А вы, видимо, музыкант, судя по вашим длинным волосам и образу жизни,— попытался я привлечь внимание безразличного мужчины.
Это подействовало. Мужчина сел на кровати, сфокусировал на мне свой взгляд и гордо заявил: "Я поэт, Янус Полуэктович Невструев. Я вам сейчас книжку подарю".
С господином Невструевым возникли проблемы, когда дело дошло до графы "национальность". "Я на три восьмых — поляк, на три восьмых — русский и на две восьмых — еврей". Своим ответом поэт Невструев поначалу ввел переписчика Сашу в ступор. Саша было попытался выяснить, кем все-таки больше ощущает себя поэт, но тот отвечал, что ни к какой национальности себя не причисляет. Саша вчитался в переписной лист. Там было написано, что все заполняется со слов переписываемого, и следовательно, никаких ограничений нет.
Когда я спросил поэта Невструева, как он относится к переписи, тот ответил конкретно: "При такой организации все это фуфел". "Это точно,— неожиданно подхватил Саша.— Если на других участках такой же бардак, как и на нашем, то можно смело сказать — перепись провалилась". Саша объяснил, что не понимает, как будут подсчитываться данные переписных листов, потому что эти листы в принципе сделаны неправильно. Лист, где указываются жилищные условия — двухсторонний. На одной стороне указываются данные четной квартиры дома, на другой — нечетной. Если четную квартиру посетил переписчик, а из соседней нечетной человек сам пошел на переписной пункт, то получатся два листа с одной заполненной стороной. Как их потом сводить, по словам Саши, никто не знает.
Кроме того, существуют проблемные дома. Например, жилой комплекс "Буревестник" в Оружейном проезде. "Там все богатые живут. Они считают, что им перепись вообще не нужна, и говорят, что, пока существует такое государство, переписываться не будут".
В час дня Саша отправился обедать, а я задался целью проникнуть в "Буревестник". Переписчики консьержке порядком надоели. Разговаривать она со мной не стала и дверь не открыла. В это время к железной двери подъезда подошла молодая мама с ребенком. Маму звали Лена. Она рассказала мне, что переписчики приходят к управляющему домом и требуют телефоны жильцов. А жильцам это не нравится, и они попросили консьержку вообще не пускать переписчиков. Кроме того, здесь живут люди занятые, и они не хотят, чтобы их беспокоили по вечерам. "Но ведь днем все на работе, как же быть?" — спрашиваю я. "А это уже не моя проблема, а тех, кто эту перепись организовал. Пусть думают",— сказала молодая мама и скрылась за железной дверью.