выставка фото
В Московском доме фотографии открылась выставка Екатерины Рождественской — автора фотопроекта "Частная коллекция", публиковавшегося в журнале "Караван историй". Выставленные фотоработы за последние три с половиной года — ремейки известных полотен с лицами российских звезд. Впечатлениями от выставки делится СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.Работ выставлено больше двухсот, но это довольно необычная для Дома фотографии выставка. Каждая работа представляла собой небольшую репродукцию воспроизводимого полотна, а рядом — то, что получилось: мол, взгляни сюда, вот два изображенья. Рядом толпятся сами сфотографированные персоны и хихикают над своими квазипортретами. Поначалу это кажется просто чудовищной и нервирующей профанацией.
Потом привыкаешь, вспоминаешь и популярные некогда "живые картины", и прустовского Свана с его "пристрастием к нахождению на картинах старых мастеров... именно индивидуальных черточек знакомых нам людей", начинаешь видеть за этим цирком какую-то культурную миссию.
Дело здесь не только в адекватном подборе произведений искусства под типаж телеведущей или певца. Наоборот, этот подбор как раз удивляет. Или своей неловкостью (полуодетая группа "Блестящие", как ее ни гримируй, не тянет на трех граций ботичеллиевской "Весны", а Николай Басков — на Наполеона), или крайне неожиданной ловкостью: кто бы мог подумать, например, что закутанный во власяницу Никас Сафронов действительно будет пугающе напоминать "Св. Франциска" Сурбарана? Иногда этот подбор кажется прямо нарочитым, бьющим на странный эффект от сопоставления изображаемого и изображающего. Жириновский — васнецовский Иван Грозный. Хакамада — "Шоколадница" Лиотара. Зураб Церетели — рафаэлевский папа Лев X. И если отбросить разные "ох, как смешно" и "ах, как похоже", любопытнее всего наблюдать за тем, как модель несет возложенное на нее иго.
В большинстве случаев она никак не реагирует, просто туповато смотрит на зрителя. Это не самый интересный случай, хотя для полотен-первообразов он наиболее безопасен. Частенько модели ведут себя органически неверно, напуская на себя нелепую улыбчивость (скажем, многочисленные снимки, изображающие серию красавиц Альфонса Мухи, и так находящихся на грани вкуса) или кичливую напыщенность (Надежда Бабкина — "Портрет Ермоловой" Серова).
В удачных работах все совсем по-другому. Тут можно было, во-первых, отличиться актерским мастерством. Как ни странно, это удалось далеко не всем из участвовавших в проекте актеров. Едва ли не лучшим примером удачного перевоплощения оказалась, наряду с Николаем Цискаридзе ("Демон сидящий" Врубеля) и Ефимом Шифриным (врубелевский же "Пан"), Людмила Гурченко, блеснувшая в противоречивых образах "Любительницы абсента" Пикассо и "Юдифи-II" Климта.
А можно было вообще не играть и быть самим собой. Конечно, не всегда это означало прямое попадание в дух картины (хотя, например, узнаваемо загримированный Эльдар Рязанов без всякого притворства оказался потрясающе похожим на старческий "Автопортрет" Рембрандта). Но и слава Богу. Вот, например, Анатолий Приставкин в роли "Папы Иннокентия Х" Веласкеса — его растерянно-умное лицо совершенно непохоже на выражение оригинала, но тем не менее это одна из самых лучших работ на выставке.
Именно этот момент личного участия в чужом портрете оказался и самым интересным, самым художественным, самым беспощадным моментом всей выставки в целом. Только благодаря этому можно сказать, что выставка действительно перешагивает границы салонного увеселения. Густо загримированные и зачехленные в исторический костюм звездные персоны — нужно только приглядеться — оказываются самими собой в куда большей степени, чем если бы они позировали вне всей этой мишуры.