Вчера собралась для открытия 105-го сезона труппа МХАТ имени Чехова. Художественный руководитель театра Олег Табаков рассказал о планах на новый сезон и дал понять, что со МХАТом все в порядке. Обозреватель Ъ РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ ушел с мероприятия абсолютно успокоенным.
К открытию сезона Художественный театр обзавелся афишами нового дизайна. Страшное, доложу я вам, зрелище: на фирменном болотно-зеленом фоне красуются кокетливо размытые по краям фотки лоснящихся неестественными цветами и нескромно улыбающихся прохожим народных артистов. Если не знать героев в лицо, можно подумать, что листки выпущены тетюшанской антрепризой. Висят они на заборе перед одетым в строительные леса зданием МХАТа, и, вероятно, вкупе это зрелище может показаться зевакам выражением сути художественно-хозяйственной политики театра.
На самом деле внутри все оказывается не таким страшным. Те же самые актеры выглядят совершенно естественно, улыбаются искренне — все-таки Иудин день наступил (так в театральном просторечье называют сбор труппы) — и показывают друг другу отпускные фотоальбомы. Два года назад в этом самом зале Олег Табаков обещал сделать старый, не самый популярный театр ньюсмейкером. И сделал. Телекамер и фотокорреспондентов к его выходу на труппу собралось столько, как если бы сейчас должны были не объявить об очередном обращении к пьесам "Горячее сердце" и "Тартюф", а ввести свежеплененного бен Ладена. "Ух ты!" — Табаков сам удивляется, заметив, что даже на балконе сидит народ, потому что партер переполнен.
Вот что было сказано. Производительность труда театра-передовика (дюжина премьер в прошлом сезоне) снижена не будет. Зритель уже вернулся и раскупает все билеты. Оппоненты подуспокоились. Во всем мире, особенно в Америке, ко МХАТу по-прежнему относятся с пиететом. Открытая недавно новая сцена — словно любимый меньшой в большом семействе. Труппа пополнилась как вчерашними студентами, так и опытными мастерами: представлены Петр Семак из додинского МДТ и Валерий Хлевинский, перешедший из "Современника". Будет ставиться как классика, так и современная драматургия — братья Пресняковы, Светлана Савина, Михаил Угаров. Чешский режиссер репетирует чешскую пьесу "Нули" Павла Когоута, действие которой происходит в общественном туалете на Вацлавской площади. Финский режиссер — Леонида Андреева. Худрук по примеру отцов-основателей будет коллекционировать актеров и режиссеров "этой, мхатовской корневой системы".
Тут в дверях появляется репетирующий пьесу "Терроризм" Кирилл Серебренников — тот еще любитель психологического реализма и жизни человеческого духа. Но именно его появление все ставит на свои места: ведь слова словами, а дела делами. Пиетет пиететом, но, как говорит худрук в первых строках своего послания, "спрос надо учитывать". И журналистке, которая высоким, срывающимся от волнения голосом просит рассказать о спектаклях, господин Табаков отвечает единственно возможным образом: про спектакли не надо рассказывать, их надо смотреть, чтобы потом про них можно было рассказать читателям. Еще какая-то экзальтированная дама настойчиво требует от господина Табакова поехать на гастроли в Америку хотя бы с одним спектаклем. Он отказывался, объясняя, что с большей радостью отправится в Новосибирск, да и соваться без господдержки за океан ни к чему.
Худрук знает, что журналистов надо развеселить, а труппу повоспитывать. Первым достается анекдот про то, как в Америке ему, Табакову, пытались навязать общество невесть как очутившегося поблизости Жириновского. Вторым — наставление о правилах поведения. "Старайтесь быть вежливыми. Попробуйте для начала хотя бы изобразить вежливость или, еще лучше, интеллигентность. Может быть, увлечетесь. Тогда мы вас будем спасать". Артисты облегченно смеются. Сбор труппы закончен, 105-й год самого знаменитого русского театра начался. Машина работает на полную катушку. Сезон наверняка будет удачным и шумным, иначе и быть не может. На выходе из здания меня встречают все те же афиши. Надо бы притвориться интеллигентным и не замечать их.