«Коммерсантъ FM» побеседовал с художественным руководителем театра «Сатирикон», основателем Высшей школы сценических искусств Константином Райкиным о деле «Седьмой студии» и о том, что из себя представляет современная творческая интеллигенция.
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
Первая часть беседы «Коммерсантъ FM» с Константином Райкиным: «Слово "народ" должно отдохнуть».
— Сейчас звучат призывы к объединению вокруг «Седьмой студии», ваше отношение к этой истории?
— Я очень сопереживаю и люблю Кирилла Серебренникова, считаю его выдающимся режиссером и, кстати говоря, замечательным педагогом, потому что курс, который он при мне вел в Школе-студии МХАТ — это вообще замечательные ребята, которые в результате выросли в очень хороших артистов. Очень трогательно и абсолютно преданно он их вел и продолжает заниматься их творческими судьбами. Он вообще, мне кажется, выдающееся явление в нашей современной театральной и общественной жизни, вообще в нашем искусстве. Он человек, которого надо, безусловно, беречь. Я вообще его люблю и считаю его одним из самых интересных современных режиссеров.
— В декабре прошлого года вы говорили много о цензуре и о солидарности. Считаете ли вы, что сейчас именно тот момент, когда ее нужно проявить?
— Мне кажется, ее вообще всегда надо проявлять, это очень важная составляющая театральной жизни, культурной жизни, когда деятели искусства забывают про какие-то творческие или человеческие распри и начинают объединяться, потому что есть некие силы, которые деструктивны по отношению к культуре, по отношению к социуму. Они есть везде, они есть и в нашей стране в наше время. Мне кажется, что надо сплотиться, чтобы этому противостоять. Я к этому так отношусь. Мне кажется, это надо всегда делать и никогда не забывать о том, что мы все равно, как бы мы ни разнились в своих эстетических пристрастиях, мы все равно представители одного театрального цеха, цеха деятелей искусства. Нам надо отбирать слова, которые мы говорим — особенно в средствах массовой информации — друг о друге. Меня отец учил, и это мне кажется верным, что друг о друге в прессе можно говорить только хорошо. А если тебя кто-то страшно раздражает, подойди к нему и скажи ему это лично, напиши ему письмо, обратись к нему, но не впутывай в это средства массовой информации, потому что какие-то даже творческие распри, если они обнародованы, на руку только нашим врагам.
— Что тогда нужно сделать? Звучат призывы со всех площадок, которые только возможны, — со своих сцен, со страниц своих журналов — пытаться обеспечить максимальную огласку этой истории…
— Может быть и так. Только надо это делать тогда всем вместе, потому что нас растаскивает потом, с нами разбираются по одиночке. Это вообще очень трудная история, сложная, правильная… Я боюсь, что это утопично несколько, потому что есть по-разному прикормленные властью коллективы. Я скажу так: у меня есть ряд соображений, не хочу их высказывать, потому что мне вообще хочется, прежде всего, заниматься вопросами этического характера через свою прямую работу.
Я не хочу быть борцом за справедливость с трибуны, я не хочу. Я не один, от меня зависит целый коллектив.
И я, когда как-то высказываюсь, я все время думаю, чего будет стоить это моему коллективу. Я не совершу подлости — это точно, но на подвиг трибунный или площадный я не пойду — потому что хочу сохранить, потому что я знаю, чем это кончается. Моя работа так устроена, что я занимаюсь коллективным искусством. Если бы я был писателем, скульптором или поэтом, я бы вел себя, может быть, совсем по-другому. Но я все время чувствую, что от меня зависит большое количество очень любимых мной людей, которыми я дорожу. И у актера есть возможность высказываться, только выходя на площадку театра. Театр этот государственный, значит, я прошу понять все связанные с этим обстоятельства.
— Когда эта тема обсуждается в эфире «Коммерсантъ FM», звучит точка зрения, что творческая интеллигенция сейчас в России — это, конечно, группа сплоченных и идейных людей, но она может лишь ощетиниться в один критический момент. Как вы считаете, представляет ли она из себя какую-то весомую силу сейчас?
— Интеллигенцию ругали всегда, всегда интеллигенция ругала саму себя, отдельные представители интеллигенции или не интеллигенция ругали интеллигенцию. Я знаю, что в России это все-таки очень большая сила. Это, может быть, то немногое, что остается от времени — ее высказывание, ее работы. Это очень большая сила. Эта сила бывает разрозненной до поры до времени, иногда она бывает очень сплоченной, иногда она производит жалкое впечатление, время от времени испытываешь гордость за нее. Это как театр отечественный, который, мне кажется, в принципе очень силен, но который — как все в нашем отечестве – все кому не лень ругают без конца. Критики ругают театр все время, брезгливо как-то о нем отзываются. А, между прочим, русский театр очень силен. И если бы я слушал критиков, то вообще бы перестал заниматься этим делом. Если собрать все, что они обо мне лично говорили, у меня никаких перспектив не было и нет, а уж дальше точно не будет. Поэтому надо все-таки пытаться делать свое дело. А пытаться делать свое дело в моем способе выражения — через театр, через коллективное искусство. Это театр государственный, которым я руковожу 30 лет уже, понимаете? Мне это дорого, это некий плацдарм, на котором я высказываюсь, он мне позволяет это делать.
Значит, чтобы у меня и дальше была эта возможность, мне важно подлости не совершать, потому что театр, который сохраняется благодаря подлости, никому не нужен.
А понятие «порядочность» имеет некоторую ширину. Это не лезвие ножа. Порядочность, как я ее понимаю — это некое пространство, которое имеет свою ширину, сюда пойдешь — границу перейдешь, подлецом станешь, в другую сторону за границей — безрассудство. И есть между подлостью и безрассудством некое пространство, которое называется порядочность. Есть простор некоторый для маневра — можно немножко схитрить, немножко приврать, не переставая быть порядочным. Ради общего дела.