Сегодня обвинение писателя в порнографии способно всколыхнуть лишь старые воспоминания из истории русской литературы. Обвинение в порнографии грозит стать таким же расхожим, как когда-то обвинение в антисоветчине.
Как ни странно, но время объединяет все самые разнообразные претензии к бесплотным вымыслам, буковкам на бумаге — вредная антисоветчина, непонятный авангардизм, нехорошие слова, неприличные жесты. Причем объединяет вовсе не в пользу обвинителей. Так, например, антисоветский ярлык, повешенный на Бориса Пастернака, позволил и всем тем, кто его "не читал", с радостью присоединиться к травле писателя. Сейчас, конечно, времена более прагматичные: любой "рыжий" вовсе не против, чтобы ему "сделали биографию". Поскольку самые смелые, на взгляд самих авторов, тексты не удостаиваются ни обвинений, ни вообще какого бы то ни было внимания читателя. Так, один советский автор с грустью встретил отмену цензуры: ведь у него отняли его любимого цензора, хоть и единственного, но гарантированного читателя. Впрочем, вряд ли господина Сорокина обрадует появление у него нескольких гарантированных читателей из "Идущих вместе", слишком заинтересованно внимающих каждому его слову. И как выяснилось, даже перепечатывающих за собственный счет особо любимые пассажи.Такой нездоровый интерес к порнографии в литературе, возможно, вызван определенным голодом, которым страдают недовольные Сорокиным читатели. Поскольку на самом деле многим читателям порнографии и не хватает. Эта традиция в нашей литературе крайне вялая: об этом говорили уже давно, только, словно по Фрейду, переносили все на реальность, утверждая, что "в СССР нет секса". Даже углубившись в поиски границ между порнографией и эротикой, российская словесность никогда не могла полностью отрешиться от социальности, духовности и тому подобных, конечно, тоже очень важных материй.
Обидно, но и Владимира Сорокина, описывающего свидание Сталина с Хрущевым, как это ни покажется скучно, на самом деле волнует эстетическая сторона этого адюльтера. Присмотритесь к этому описанию, вы не найдете здесь пластичности Бунина или Флобера (которого, кстати, тоже обвиняли за его "Госпожу Бовари"). В насквозь пародийном "Голубом сале" встречаются не герои, а цитаты и концепты: "Камасутра" скрещивается с "Историей КПСС". Это не секс, это находят друг на друга литературные пласты. Ревнители морали могут успокоиться: наш постмодернизм остается в строго литературных рамках. Как всегда, Россия идет своим собственным путем: это касается и сексуального становления нашей словесности. Некоторое отставание от более раскрепощенной западной литературы совершенно не обязательно консервировать. Как, впрочем, не стоит подхлестывать и торопить процесс образования в этой области.
Исследователи, собирающие сборники эротической литературы, вынуждены в нагрузку к изощренным старинным текстам добавлять сомнительные упражнения современных авторов. Страшно подумать, что им придется делать, если и эти жалкие эротические потуги запретят. Пока эта тема законно оказалась у нас отдана в бережные руки литературоведов и культурологов, за нее можно не волноваться. Они смакуют за неискушенного читателя все подробности, аллюзии и параллели. Они со знанием дела прокомментируют, закавычат и в своих научных публикациях увеличат любой небольшой текст до огромной, распухшей от ссылок и цитат монографии. Например, в издательстве "Ладомир" уже много лет успешно выходит научная серия "русской потаенной литературы" — от Баркова до школьных "черных" стишков. Какие-то из книг этой серии директора книжных магазинов побаиваются ставить на свои полки — но тут же закупают экземпляры, чтобы торговать из-под прилавка. Видимо, именно этот нездоровый ажиотаж эпохи дефицита и готовят сочинениям Владимира Сорокина ретивые ревнители морали и нравственности.
ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА