Джулио Романо в Мантуе
 |
Дом Джулио Романо историки архитектуры называют "пародией на дом Рафаэля". Сегодняшнему зрителю трудно понять, что в этом изящнейшем, нарядном камерном дворце пародийного. Но в тот момент, когда Джулио Романо его построил, ситуация явно выглядела иначе. Вход отмечен треугольным фронтоном, а над ним стоит арка со статуей — получается, что арка стоит на треугольнике, чего не может быть по тектоническим соображениям. Не менее экстравагантно выглядели квадратные окна нижнего этажа, над которыми располагались замковые камни, встречающиеся только в арках, которых тут нет.
Питер Пауэл Рубенс в Антверпене
 |
Дворец художника, который с легкостью устанавливал контакты с "портретируемыми" — европейскими монархами, построенный им на свои деньги и по собственному проекту, стал чем-то вроде министерства иностранных дел.
Это пышное барочное палаццо, сплошь украшенное скульптурой. При этом его внутренний двор украшен сильнее, чем выходящий на улицу, а проход в сад Рубенс оформил триумфальной аркой. В Антверпене, где единственным типом дома был средневековый длинный дом (три окна по фасаду, здание тянется длинной кишкой в глубину участка), дом Рубенса был чем-то вроде дворца современного просвещенного монарха и эталоном моды.
Томас Джефферсон в Монтичелло
 |
Дом Джефферсона — первый в США дом с портиком. В Европе портик был символом дворянского достоинства. Переселенцы в США его с собой не захватили: свободные фермеры и ковбои были далеки от аристократических игр. Джефферсон и сам был сыном фермера, но во время десятилетней дипломатической службы во Франции так проникся культурой французского классицизма, что воспроизвел его в Америке. Однако значительно видоизменил.
В Европе классический дом имеет три этажа. То же и у Джефферсона. В доме были своя обсерватория, библиотека на 7 тыс. томов. Но снаружи он выглядит как одноэтажный — все спрятано. Внешняя скромность дома стала основой "одноэтажной Америки". Джефферсон придумал тип американского частного дома — одноэтажное строение, скромный портик у входа, сад, входящий прямо в дом. Этот тип дожил до сегодняшнего дня.
Оскар Нимейер в Каноа
 |
Его собственный дом находится в местечке Каноа недалеко от Рио-де-Жанейро. На участке была небольшая, произвольной формы лужица и большая, произвольной формы скала. Он решил сохранить и то, и другое, органично вписавшись в ландшафт. Лужица превратилась в бассейн, а рядом с ней он нарисовал произвольной формы пятно, которое стало планом его дома. При этом скала отчасти попала внутрь пятна, а отчасти осталась снаружи, став частью интерьера и демонстрируя живую связь архитектуры с природой. Все стены в доме также оказались округлых форм. Планировка дома демонстрирует поразительную творческую легкость архитектора, который доказал, что способен создать относительно приемлемое пространство из любого, самого неудобного пятна.
Ле Корбюзье в Ментоне
 |
Это деревянный кубик размером 366х366 см. Корбюзье изобрел систему архитектурных пропорций под названием "Модулор" и с ее помощью все пропорционировал. В основе "Модулора" лежала мера 183 см — рост идеального, как ему казалось, человека. Его хижина включала в себя не один "Модулор", а целых два, что, разумеется, в два раза лучше.
Это произведение Корбюзье создал специально для отдыха. Местным мастерам он не доверял, поэтому сарай ему срубил доверенный плотник с Корсики, а потом дом привезли по железной дороге. Корбюзье так любил находящийся на берегу моря ресторанчик "Морская звезда", что пристроил свое помещение непосредственно к нему и даже прорубил туда дверь.
В доме он жил вместе с женой Ивонной. В его доме всего одна комната, в которой он поставил очень хороший сундук и кровать. В изголовье кровати стоит унитаз, отделенный от нее легкой занавеской. Стены он сам расписал в африканском стиле.
Федор Шехтель в Еромолаевском переулке
 |
Наверное, главное свойство шехтелевского таланта — полное совпадение с заказчиком. Дом напоминает средневековый замок в миниатюре, его объемы лепятся по какой-то внутренней, непонятной логике. Когда смотришь на дом снаружи, ты понимаешь, что там происходит какая-то таинственная жизнь, но не понимаешь, как она устроена. Внутри дом поражает высокими залами, таинственными лестницами, неожиданными пространствами, которые открываются за каждой дверью и каждым поворотом. Дом как символ какой-то таинственной власти. У самого архитектора — власти художественной, а у его заказчиков — власти банкиров, магнатов и промышленников.
Константин Мельников в Кривоарбатском переулке
 |
Он построил павильон СССР на всемирной выставке в Париже в 1925 году, стал модной фигурой, ему заказали несколько проектов во Франции. Они не были реализованы, но в Россию он вернулся обеспеченным человеком. Он спроектировал хрустальный саркофаг, в котором до войны покоился Ленин в мавзолее — эта работа позволила ему рассчитывать на благосклонность властей.
Дом из двух цилиндров — один жилой, второй мастерская — напоминает летательный аппарат. Острые крутые лестницы заставляют карабкаться по дому, как в древнерусских звонницах. Для семьи Мельников спроектировал коллективную спальню, разгороженную узкими ширмами: он считал, что совместный сон укрепляет здоровое чувство коллективизма, и в своей семье внедрял то же, что предлагал для домов-коммун и санаториев для рабочих. Стены дома были окрашены в разные, довольно радикальные цвета.
Альвар Аальто в Хельсинки
 |
Эта архитектура авангардна. Аальто работает простыми объемами, ровными пересекающимися плоскостями, сталкивает разные фактуры, создает парадоксальную тектонику, когда тяжелые объемы висят на тоненьких графических столбиках. Но при этом его архитектура смотрится абсолютно органично. В ней нет никакого вызова естественному положению дел, она ни с кем не спорит, она не навязывает новые формы быта. Она спокойна. Это и делает Аальто великим архитектором. Окружающий мир довольно отвратителен, и есть множество поводов его осудить: архитектурный авангард всегда это и делает. Аальто удалось как-то повернуть этот пафос в другую сторону и сочинить архитектуру, которая позволяет не бороться с тем, что вокруг, но, напротив, спокойно это принять.
Филипп Джонсон в Новом Ханаане
 |
Собственный дом Джонсон построил в 1949 году в Новом Ханаане, штат Коннектикут. Одноэтажный чистый параллелепипед, стены которого целиком состоят из стекла. В центре дома --небольшая круглая кирпичная башня, она слегка высовывается из общего объема — там расположен санузел. Там, где непрозрачные цветные стекла,— спальня. Все остальное пространство просматривается насквозь.
Эта вещь в 1949 году показалась столь экстравагантной, что о ней заговорили все архитектурные журналы. Джонсон быстро получил известность, и к нему пошли заказы. Больше он никому стеклянных домов не строил, да и в своем не очень-то любил жить, но PR-акция удалась. Дом стал своеобразным символом американского идеального жилья: пуризм, простота, высокие технологии. И витринная прозрачность — людям, которые здесь живут, нечего скрывать.
Михаил Филиппов в Москве
 |
Работы Филиппова — это всегда довольно парадоксальное прочтение классических композиций и мотивов. Когда оказываешься в его жилье, ощущаешь нездешний, итальянский прикус. Причина — в огромных окнах, которые превращают часть мансарды в итальянскую веранду, висящую над Москвой. Внутри нее — сложная система деревянных лестниц, входов и переходов, гостиных, спален, рабочих и частных кабинетов. По лестницам туда-сюда бегают сотрудники мастерской, дети архитектора, в кабинете — его гости, в гостиных — гости его жены. Все это напоминает дом из какого-то итальянского кино, где в сложном пространстве террас, лестниц и балконов идет очень интенсивная жизнь, а над всем этим в кабинете царит маэстро и думает о прекрасном. Например, об архитектуре.