В России нет автоматического механизма освобождения обвиняемых в убийстве. Такое заявление сделал глава комитета Госдумы по международным делам Алексей Пушков, отвечая на вопрос журналистов о передаче Киеву украинской летчицы Надежды Савченко. Адвокат Надежды Савченко Марк Фейгин ответил на вопросы ведущей Дарьи Полыгаевой в эфире "Коммерсантъ FM".
Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ / купить фото
Ранее освобождение Надежды Савченко анонсировал Петр Порошенко. По его словам, такая договоренность была достигнута в ходе "нормандской встречи".
— С юридической точки зрения Надежда находится в России, ее обвиняют по статье Уголовного кодекса, она находится под арестом. Есть некая политическая договоренность об освобождении Надежды Савченко. Юридически это можно как-то реализовать?
— Юридически реализовать можно все что угодно, тут даже обсуждать нечего. Вопрос именно в этой политической договоренности, потому что мы о ней знаем только со слов президента Петра Порошенко, то есть он заявил об этом. Я из своих источников получил подтверждение, что разговор об этом был, но детали его все равно знают только два человека — это Путин и Порошенко.
Насколько я могу судить, опять же из неподтвержденного официального источника, потому что таковым теперь остается только российская сторона, я не знаю, представители Путина или кто-то еще, то, видимо, речь идет не об обмене заложников в рамках пятого и шестого пунктов этих минских соглашений. Не об этом, а о какой-то отдельной договоренности относительно Савченко как обвиняемой по российскому законодательству, находящейся на территории Российской Федерации, где будут какие-то процессуальные события, которые приведут к ее дальнейшему освобождению.
Контекст этого всего в том, что понятно, что сторона защиты давно уже представила все доказательства ее непричастности к инкриминируемому деянию, в частности по статье 105-й части 2 и статье 133-й — это пособничество в убийстве двух и более лиц. Но там ведь еще и 322-я статья появилась — незаконное пересечение границы. Ее обвиняют уже по двум составам. То есть это петля, которая может только самозатягиваться, можно выдумать еще пять-шесть составов, и тогда по одному составу вроде как договорились, ее освободят от уголовной ответственности, а остальные остаются. Это что?
Поэтому действительно здесь есть некая процессуальная проблема, которая разрешима, но разрешима в рамках следствия или суда. Например, вы знаете, что подана жалоба по 39-му правилу в ЕСПЧ, моя жалоба — угроза жизни и здоровью. Европейский суд может принять такое решение по ее немедленному освобождению. Второй вариант — ПАСЕ, она делегат ПАСЕ. В соответствии с уставом Совета Европы и с генеральным соглашением об иммунитетах и привилегиях, соответствующие статьи 14-я и 15-я, она должна прибыть на сессию ПАСЕ. Следующая будет в апреле.
Соответственно, Россия как страна-участница Совета Европы тоже ее обязана освободить для участия, ее иммунитет приравнен к дипломатическому в этом смысле. Это тоже способ процессуально выйти из этой тупиковой ситуации. Я уж не говорю про то, что мы подавали ходатайство, отклоненное следствием, о прекращении в отношении Савченко преследования по статье 105-й, поскольку она попала в плен за час до гибели Волошина и Корнелюка, российских журналистов, и, таким образом, не могла корректировать огонь миномета, который стал причиной их гибели, понимаете? Путей много.
— Я поняла, путей много, но если политическое решение все-таки действительно принято, договоренность есть, как вы считаете, сколько времени может уйти на согласование этих вопросов?
— Если действительно президент России Владимир Путин принял такое решение, то это может быть любое время, от одних суток до десяти. Следователь, например, может изменить меру пресечения как первый шаг одномоментно сам. У него есть полномочия вынести постановление о мере пресечения, не связанной с содержанием под стражей, и еще домашний арест, суд решает. Обязательство по явке или любое другое — это первый шаг, как минимум, для того чтобы прекратить ее голодовку, например.
Для нас это максимально критично, поэтому мы так нервно относимся к любой информации о договоренностях там, в Минске, потому что у нас голодает Савченко, причем не день или два, а уже 62 дня, понимаете? Для нас критично важно, как быстро все будет происходить. То есть для нас лучше, если это за один день произойдет, чем это произойдет за месяц.
— В каком состоянии Надежда сейчас находится?
— У нас был суд недавно, и все ее видели, состояние можно было убедиться какое. То есть внешне она может быть лихорадочно активна и бодра, но она теряет в весе, и у нее плохие показатели крови, и насколько это может повлиять в дальнейшем, я не берусь судить, я не медик. То есть, условно говоря, сколько может выдержать человеческий организм. Ей дают глюкозу со всякими витаминами внутривенно. Это, конечно, ей помогает, действительно помогает, а что дальше будет, я не берусь судить.