"Кто задумал жизнь такой?... Я думаю, это был тот, кого называют Спящим богом, обитающим на последнем небе. Он создал прекрасный мир и уснул успокоенным… Говорят, что он уже не помнит о существовании земли и людей. Но, глядя на сплетение судеб, я понимал, что мудрость его осталась на земле и растеклась по великому Древу Йонесси, на котором стоит мир, населенный людьми разных народов, деревьями, животными и духами".
Такие тексты как будто покрыты защитной пленкой. Во всяком случае, сначала. Читатель либо заворожен этой медитативностью, этими странными названиями и именами — Йонесси, Ябтонга, Алтаней,— либо чувствует некоторую скованность и даже сконфуженность от того, что путается в топонимах и не различает всех этих персонажей, называющихся то Ябто, то Яндо. И поэтому готов с почтением принимать торжественность, а честно говоря, некоторую напыщенность, которая свойственна северному магическому реализму от Чингиза Айтматова до Алексея Иванова вообще, а роману Александра Григоренко в особенности.
Часто такое импульсивное почтение сменяется даже не отрезвлением, а отторжением — автору совсем не всегда (а вернее, редко) удается держать баланс, который необходим любой книге с уклоном в фэнтези, чтобы присущие жанру красоты не заслонили живую историю и живую мысль.
При этом вещи, о которых говорит Александр Григоренко, в принципе, вполне стоят того, чтобы быть услышанными. История, которую он рассказывает,— это история осознания человеком своей отдельности в мире и от мира, своего вечного одиночества и обретения силы в этом одиночестве. Этот, не побоимся такого слова, вечный сюжет вполне заслужил свою "вечность" — то есть того, чтобы его рассказывали снова и снова. И чтобы его узнавали снова и снова — если только удастся его различить сквозь гром копий, вой волков с человеческими душами и малопонятные этнические слова.