На 1 мая в московском театре "Сатирикон" назначена премьера спектакля "Шантеклер" по пьесе Эдмона Ростана в постановке КОНСТАНТИНА РАЙКИНА. Вчера худрук "Сатирикона" дал по этому поводу пресс-конференцию в столичном Доме журналиста и дал интервью корреспонденту "Коммерсанта" РОМАНУ Ъ-ДОЛЖАНСКОМУ.
— В апреле театр "Сатирикон" не сыграл ни одного спектакля. Вы только репетируете. Это связано с тем, что в спектакле "Шантеклер" суперсложное оформление?
— Это связано с тем, что это вообще очень сложный спектакль. Самый, наверное, трудоемкий жанр. Мы делаем драматический спектакль, не мюзикл, но с большим удельным весом музыкальных номеров, много хореографии. Это как три спектакля в одном. Куча постановочных сложностей, костюмов. Но я все время ощущаю опасность всей этой красоты. Она может переиграть актеров, превратить сцену в цыганский табор, в котором тонет мысль, смысл, сюжет. Очень опасно.
— В этом сезоне это уже третий Ростан в Москве. У вас есть какое-то объяснение всплеска его популярности?
— Это просто замечательная драматургия. Хотя переводы мне не очень нравятся. Кстати, все думают, что лучшая пьеса Ростана — "Сирано де Бержерак", которую все время и ставят, а я считаю, что лучшая у него пьеса — "Шантеклер". Кроме того, тут есть какая-то мистика, связанная с моим папой. Это уже второй раз у меня в жизни происходит. Когда я несколько лет назад делал "Кьоджинские перепалки", оказалось, что папа когда-то играл в этой пьесе. Я этого не знал. А совсем недавно, когда уже шли репетиции "Шантеклера", вдруг позвонил из Ленинграда один друг нашей семьи и спросил: "А ты взял эту пьесу потому, что ее папа тебе завещал?" — "Почему, с какой стати?" — "Как, ты что, не знаешь, что это была его любимая пьеса?". Я действительно не знал. Оказалось, папа в свое время говорил, что есть две роли, из-за которых он бы остался в драматическом театре. Это Хлестаков и Шантеклер.
— У вас есть два рода спектаклей. В одних вы играете у других режиссеров, другие ставите сами, но в них не играете. Не собираетесь как-нибудь совместить профессии?
— Я всегда вижу ущербность артистов, играющих у самих себя, даже если речь идет, скажем, о Сергее Юрьевиче (Юрском.— Ъ). Есть какая-то несовместимость. В кино могу себе представить, на телевидении тоже. В театре — нет.
— В каком деле для вас сегодня больше заключен страх неуспеха, в актерстве или режиссуре?
— Никакие успехи не защищают меня от страха провала. Я боюсь вести себя вальяжнее, свободнее. И всегда буду бояться, так устроен характер. Я иногда думаю, что так много занимаюсь профессией не от добросовестности, а именно от страха. К тому же в режиссуре я защищен меньше, чем в актерстве. Раньше меня сравнивали с папой по актерским делам, но потом стали сравнивать со мной самим. Потом стали говорить: артист-то он лучше, чем режиссер. С моей точки зрения, это вообще вопрос времени. Или я ошибаюсь? Ну и пусть. Ведь я ошибаюсь не в пользу самоуспокоения, ожирения. Просто для того, чтобы иметь возможность работать, мне нужна какая-то вера.
— Несколько лет назад вы сказали, что считаете свою режиссуру педагогической. C тех пор выпущено немало удачных спектаклей. Сегодня у вас другое представление о себе?
— Нет. Я все равно считаю, что это педагогика. К нам приходят совсем молодые артисты. И я довольно жестоко с ними обхожусь. Я вот четырех артистов выгнал на этом спектакле, совсем из театра выгнал. Кстати, один из них в театре проработал довольно долго. Я считаю, что если артист позволяет себе в массовке халтурить, то на нем можно ставить крест. Даже если он очень одарен, ничего толкового не получится. Я актеров ужасно мучаю, я заставляю по сто раз повторять одно и то же. Если один лажает, то мы опять всю сцену повторяем сначала. Но это очень хорошая школа, извините, школа коллективизма, как бы по-советски это ни звучало. Я все это сам проходил, у меня могло в театре что-то не получаться, но я всегда был очень старательным артистом.
— В последнее время актеры "Сатирикона" стали чаще участвовать в театральных проектах на стороне. Вы стали менее ревниво относиться к сатириконовскому патриотизму актеров?
— Я думаю, просто уровень наших артистов растет, качество труппы повышается. Происходит какое-то накопление, какие-то качественные изменения. Поэтому и приглашают. У меня раньше не было артистов уровня Григория Сиятвинды или Дениса Суханова. Вот Суханов в "Шантеклере" по-настоящему раскрылся. Он для меня просто находка и радость. А вообще-то я совсем не ревнивый. Некоторые актеры работали только в этом театре, и, наверное, они должны нюхнуть чего-то другого.
— По Москве ходят слухи о какой-то невероятной стоимости нового спектакля. Между тем вы — государственный репертуарный театр. Нашлись щедрые спонсоры для Ростана?
— Не спонсоры. Мы взяли кредит в банке. И, естественно, должны будем его вернуть. То есть речь идет не о бескорыстной поддержке, а о равноправном партнерстве. Наверное, первый раз в нашей истории обычный гостеатр ведет себя как коммерческое предприятие. Попытаемся опровергнуть широко распространенное мнение, что театральный проект не может быть самоокупаемым. Конечно, риск велик. Потому что мы рискуем прежде всего своей репутацией. Ведь имущество принадлежит не нам, а государству.
— Известно, что ваш театр любит Владимир Путин. Он будет на премьере "Шантеклера"?
— Я, честно говоря, не знаю. Стараюсь на премьеры сам никого не приглашать. Я очень не люблю первых спектаклей. Должно пройти время, чтобы спектакль по-настоящему ожил.