Геракл нашего времени

"Геракл" стал событием этого лета. Главным образом потому, что исполнителю главной роли Дуэйну Джонсону удалось сделать античного головореза нашим современником

Сергей Рахлин, Лос-Анджелес

За отсутствием у Голливуда оригинальных идей появление картин об известном герое мифов Древней Греции — Геракле было делом времени. И это время пришло. Фильм Бретта Ратнера "Геракл" с Дуэйном Джонсоном в главной роли уже собрал знаковые для Голливуда 100 млн долларов. А специалисты отметили исключительно успешный старт "Геракла" в России — в первый же уикенд демонстрации фильм собрал в России 12 млн долларов — лучший на тот момент результат за пределами Северной Америки.

Известно: фильмы жанра пеплума — "меча и сандалии" — были когда-то очень популярны в Голливуде, а потом на десятилетия отправлены в запасник, пока оскароносный "Гладиатор" (2000) режиссера Ридли Скотта не дал им новую жизнь. До сих пор никто не превзошел "Гладиатора" по художественным достоинствам, но успех продолжают копировать, а он, в свою очередь, продолжает работать на кассу других фильмов.

По кассовым сборам к "Гладиатору", собравшему в мировом прокате почти 458 млн долларов, близко подошли "300 спартанцев" (2007) с их 456 с лишним миллионами сборов. Между этими двумя столь разными в эстетическом смысле картинами проскочил незамеченным и провалился в прокате "Последний легион" (2006), неумелое подражание "Гладиатору". "Троя" (2004) режиссера Вольфганга Петерсена с ее 497 млн кассовых сборов коммерчески обошла "Гладиатора", но кто сегодня вспоминает этот фильм?

В прошлом, 2013 году в мировой прокат вышел фильм работающего в Голливуде финского режиссера Ренни Харлина "Геракл: Начало легенды". Прокат был бесславным. К тому времени уже стало известно, что успешный коммерческий режиссер Бретт Ратнер снимает свою версию мифа о Геракле под простым, но точным названием "Геракл".

В Голливуде не впервые возникает гонка из сходных по теме фильмов, рвущихся на экран,— вспомним две картины о падении метеоритов на Землю, два фильма о штурме террористами Белого дома... Список можно продолжить.

На успех "Геракла" сыграла конечно же всемирная популярность исполнителя титульной роли Дуэйна Джонсона.

Этот сын афроамериканца и самоанки сегодня один из немногих актеров, кассовые сборы фильмов которых превысили миллиард долларов. В обозримом будущем Джонсон может сравняться с Уиллом Смитом или даже Томом Крузом, чей успех уже достиг зенита. Это тем более удивительно, если знать, что у ставшего кинозвездой рестлера Джонсона было трудное детство в бедной семье и криминальная юность. Культуризм стал для него спасением. С его помощью он перестроил свое тело, а попутно и разум. В отличие от многих культуристов, рвущихся на экран, ему удается не быть "перекачанным" неповоротливым монстром, любующимся собственными бицепсами и трицепсами.

Его Геракл — человек, а миф о своем божественном происхождении он использует для достижения своих целей, и все его подвиги можно объяснить практически. Такой Геракл ближе зрителю, чем все сверхчеловеки — Супермен, Бэтмен, Человек-паук и прочие Торы.

— Дуэйн, а как вы себе представляли Геракла до того, как сами стали им в картине?

— Когда рос, я представлял себе Геракла блондином с короткими волосами, без бороды, очень мускулистым. Но я хотел создать другой образ — с длинными волосами, с бородой, изгнанного из Афин, окруженного наемниками, самого промышляющего наемничеством. В его глазах читается боль, он пережил большое душевное потрясение. Я хотел, чтобы мой Геракл порой выглядел испуганным, неотесанным, даже грязным. Чтобы он боролся за выживание. Нет, мне не нужен был "глянцевый" Геракл, таких Гераклов уже все видели, они надоели. Нам был нужен Геракл нашего времени.

Вообще, одной из самых главных задач этого проекта был поиск ответа на вопрос, как взять миф, известный каждому, и сделать его интересным, может, немного более крутым и заводным. Мы отталкивались от очень хорошо написанного и нарисованного романа (Стива Мура.— "О"), потом перевернули его с ног на голову, подкрутили там-сям, в том числе и в религиозных аспектах. Все, что мы хотели,— и самим получить удовольствие от работы, и чтобы зрителям было не скучно.

— Сила Геракла в мускулах, а в чем сила Дуэйна Джонсона?

— Возможно, в разуме. Мой самый большой мускул — мой мозг! В идеале я бы хотел иметь немного больше извилин. Говорят, чем больше у вас извилин, тем вы умнее.

— Ваш "Геракл" напоминает картины, ставшие историей кино,— "Спартак" (1960) или "Бен-Гур" (1959). Вы их помните, любите?

— О да, конечно! "Бен-Гур" и "Спартак" — любимые фильмы, вдохновляющие и сегодня. Для нас было очень важно сделать картину эпического масштаба, но без использования излишних спецэффектов. Когда снимаешься в реальных декорациях размером со стадион, то, входя в них, уже погружаешься в этот мир. Для актера это очень важно. Когда смотрел фильм, я это почувствовал еще раз.

— Ваш Геракл мне показался менее индивидуалистичным, чем в прошлых интерпретациях мифа...

— Именно этим сценарий и привлек меня. Этот Геракл не такой, как во многих других фильмах, начиная с "Подвигов Геракла" Стива Ривса (1957). Хотя именно Ривс "заразил" меня Гераклом, когда мне было пять лет.

Мой Геракл полагается на людей вокруг себя, уважает их. Он как бы имеет команду. Никто не может достичь величия в одиночку, хотим мы сказать.

— Режиссер "Геракла" Ратнер сказал, что вы просто рождены для этой роли. Для чего еще вы рождены?

— Ну, давайте подумаем... Я рожден для того, чтобы заботиться о своей семье, рожден, чтобы становиться более хорошим человеком с каждым днем, чтобы съедать больше еды за один присест, чем любой другой человек. Вроде все это у меня получается неплохо.

Лет 14-15 назад я из рестлинга перешел в кино. Первым моим проектом, который я купил для себя (то есть решил войти в проект и вложил в него деньги.— "О"), был именно "Геракл". Но тогда у меня не было никакого влияния, и студия решила не финансировать эту идею. Пришлось в жанре "мечи и сандалии" сняться в фильмах "Мумия возвращается" (2001) и "Царь скорпионов" (2002). А когда встретил Бретта Ратнера, то сказал ему, что рожден для роли Геракла. А он мне ответил, что он рожден, чтобы поставить "Геракла".

— Вы сказали, что Гераклом вас "заразил" легендарный Стив Ривс. Довелось ли вам с ним встретиться?

— К сожалению, лично нет. Когда мне было пять лет, я обычно сопровождал отца в спортивный зал. Там отец, он тоже был рестлером, упражнялся, а я играл в какие-то детские игры. На стенах были развешаны фотографии культуристов. Было там и изображение Стива Ривса, который был легендой не только атлетизма и бодибилдинга, но и кино — он стал одним из первых актеров с исключительными физическими данными. На постере из фильма он изображен в роли Геракла, прикованного к колоннам. Эта картинка потрясла меня настолько, что когда я стал постарше и пошел в школу, то начал изучать греческую мифологию, читал о 12 подвигах Геракла, о его путешествиях. Вот почему именно Геракла я выбрал в самом начале покорения Голливуда.

— Кто ваши герои сегодня?

— Когда я начинал в Голливуде, моими героями были кинозвезды Клинт Иствуд, Стив Маккуин, Чарльз Бронсон. Я обожал Стивена Спилберга. Его картины меня очень вдохновляли. Сегодня героями стали люди, которые окружают, поддерживают меня и мое желание расти. И, конечно, семья.

— Вы ведь по матери самоанец. Не приходило в голову заняться японской борьбой сумо? Вы ведь жили на Гавайях, где сумо хорошо знают.

— Нет. Но мой дядя даже поехал в Японию и тренировался с борцами сумо. Так что я хорошо знаком с этим спортом. Он меня интригует.

— Если бы вам предложили роль борца сумо, вы бы согласились?

— Это бы означало, что надо набрать огромный вес. Мышцы бы доросли у меня до ушей!

— Мышцы, конечно, хорошее дело. Но вот Шарон Стоун как-то сказала, что, когда ей нужно было сниматься в любовной сцене со Шварценеггером, она чувствовала, что занимается любовью с чемоданом...

— Очень сочувствую Шарон Стоун. С чемоданом?.. Шлите ее ко мне!

— А если серьезно? Если бы вы были полубогом, как Геракл, что бы сделали, чтобы мир был более спокойным?

— То же, что делали люди того времени. Они шли на войну!

— Думаете, мы будем воевать вечно?

— Переменимся. Я в это верю. В конце концов, всегда наступает момент, когда перемены к лучшему становятся неизбежны.