«Ближайшая задача — это передача полномочий»

Уже почти полгода ЮРИЙ ТРУТНЕВ совмещает пост вице-премьера и полпреда президента на Дальнем Востоке. В интервью “Ъ” он рассказал, во сколько обойдется превращение малонаселенного региона в локомотив роста и почему для развития Дальнего Востока приходится не только конкурировать с соседями, но и бороться с коллегами по правительству.

«Это глупое занятие — оценивать своего предшественника»

— Ваше назначение на Дальний Восток пришлось на время паводка, так что сначала пришлось заниматься именно этим. А как с остальными задачами? Успели войти в курс дел?

— Не могу сказать, что досконально знаю ситуацию в каждой территории. Единственный регион, где я не был как полпред Дальневосточного федерального округа — это Сахалин. Поездку туда я планирую в ближайшее время. Но одно дело — посетить столичный город субъекта, послушать чиновников, планы социально-экономического развития, немножко поездить где-то вокруг. Другое — вникнуть в ситуацию в целом. Я сам работал губернатором и знаю, сколько для этого надо времени, усилий. Пока это такой поверхностный срез, но в целом в курс дела вошел.

— Какова история вашего назначения? Говорили, что вы сами просились на новую работу, вроде вам было скучновато работать помощником президента.

— Помощником президента работать не скучно. Работы хватает. Другой разговор, что фронт моей работы в этом качестве был достаточно жестко ограничен рамками полномочий. Я старался сделать так, чтобы госсовет помогал президенту в решении стоящих перед страной задач. Мы готовили к рассмотрению на заседании совета такие существенные вопросы как инвестклимат, земля, ЖКХ и др. Уверен, что если выполнить решения этих госсоветов, то мы в другой стране будем жить. И судя по тому, сколько внимания президент уделяет этой теме, думаю, так и будет. Ну и спорт — интересная тема, я спортом всю жизнь занимался. Конечно, это трудно сравнить с работой министра. Потому что у министра куча бюрократической территории, много времени уходит на организацию текущей работы.

— Если вы сами не просили, то кто вам сделал предложение?

— Легко догадаться, кто может сделать такое предложение. Это совершенно очевидно. У меня был разговор с Владимиром Владимировичем Путиным, когда он предложил такую работу. И это не касалось паводка. Это касалось, прежде всего, стратегии социально-экономического развития регионов. Паводок, скажем так, ускорил необходимость решения оперативных вопросов. Паводок — это очень сложная и большая по масштабам проблема, количество пострадавших беспрецедентно. И тем не менее задачу надо решить. Надо закончить в этом году строительство, обеспечить людей жильем. И жить дальше.

— Разговор с Путиным у вас когда был? До паводка?

— Разговор был до моего назначения. Президент сказал, что есть такое поручение. Паводок просто ускорил процесс.

— Ваш предшественник Виктор Ишаев был полпредом в ДВФО, но не имел должности вице-премьера. Кто придумал новую конструкцию? Это вы попросили?

— Эта конструкция сформирована президентом. Мне кажется, что она абсолютно адекватна поставленным задачам.

— Вам не мешает, что вы получили под управление только Дальний Восток? Ведь есть Сибирь, товары которой тоже будут ориентированы на азиатские рынки, но там уже другой полпред. Не хотите взять себе часть полномочий?

— Решение здесь принимать не мне. Но хочу честно сказать, что я всегда очень напряженно относился к тому, когда в документах высокого уровня связывались понятия Сибири и Дальнего Востока. Я все-таки хотел бы локализовать задачу. У меня нет желания получить что-то необъятное и этим безмерно гордиться. У меня задача проблемы решить, и я прекрасно понимаю, что на территории Дальнего Востока это безумно сложно, а если к ней еще что-нибудь добавить, тогда можно тихо уйти в монастырь.

— Сама конструкция «полпред—вице-премьер» вызывает вопросы. Впервые она была придумана для Александра Хлопонина. Получается, у нас на Дальнем Востоке все не менее тревожно, чем на Северном Кавказе?

— Мне кажется, что конструкция действительно похожа, но задачи совершенно разные. Кавказ — это одни задачи, я думаю, что Александр Геннадьевич о них лучше расскажет. Что касается Дальнего Востока, то здесь задача — именно преломление экономических, миграционных, социальных тенденций. Нам надо совершенно по-другому научиться двигаться вперед и развиваться. У нас соседи по Азиатско-Тихоокеанскому региону развиваются с темпами 6–10% в год. Таких темпов больше в мире ни у кого нет. Поэтому сегодня нам надо конкурировать с самыми сильными странами с точки зрения экономических трендов. Очень важная задача. И если мы сможем создать и задействовать передовые модели развития на Дальнем Востоке, потом их вполне можно будет тиражировать на других территориях страны.

— Есть и более фундаментальный вопрос. Зачем выдирать из федерации отдельный кусок, создавать ему свою систему управления, особенные законы? Не проще ли переписать все кривые места в федеральном законодательстве?

— Хороший вопрос. Во-первых, экономика нигде не развивается одновременно. Все равно есть точки роста. Во-вторых, законодательство всех стран развивается по пути детализации. Сначала делается общая оболочка, затем начинается конкретизация. Взять хотя бы хорошо знакомую мне сферу — законодательство по использованию недр. Помню, как мы с Германом Грефом и Алексеем Кудриным разрабатывали дифференциацию ставок НДПИ — и тоже было много вопросов. Но теперь дифференцированная система позволяет эффективно осваивать месторождения различных типов. Точно так же и разные территории требуют разного подхода. Невозможно сравнить сегодня условия ведения хозяйственной деятельности в Краснодарском крае, где сейчас +14°, и в Якутии, где за –50° ушло. Это совершенно другие затраты на транспорт, на отопление. Взять расстояние от Москвы до Калуги и взять пробег от Анадыря до Магадана. Можно это регулировать одними и теми же экономическими принципами и законами? Конечно, нет. Эффективно — точно нельзя. Недавно было совещание по Дальнему Востоку у премьера Дмитрия Медведева. Коллеги тоже говорили, что надо просто эффективнее задействовать старые механизмы. Я спросил, что мешало раньше их эффективнее задействовать? Надо честно признать — сложившаяся система законодательства в части налогов, административного регулирования не создает условия для развития отдаленных и сложных территорий. Мы идем по нормальному цивилизованному пути. Мы достраиваем законодательство до эффективных принципов, чтобы другие территории тоже развивались.

— Одна из причин неэффективности на Дальнем Востоке — размытость полномочий. Раньше они были размыты между Виктором Ишаевым и Игорем Шуваловым. Теперь же все полномочия у Вас, но Приморьем вроде как занимается все тот же Шувалов, а это один из ключевых регионов. Как вы будете решать эту проблему?

— Все зависит от людей. Я не думаю, что у нас с Игорем Ивановичем Шуваловым есть какая-то необходимость делить полномочия. Я его искренне уважаю, давно знаю. Он много сделал для Дальнего Востока. Когда меня назначили, мы встретились с ним, обсудили этот вопрос. Остановились на очень простом решении. Поскольку развитие Дальнего Востока поставлено президентом как специальная задача, в основном им буду заниматься я. Тем не менее Игорь Иванович — первый вице-премьер, у него экономический блок. Без экономического блока, без бюджета развивать Дальний Восток невозможно. Поэтому мы будем сотрудничать и сотрудничаем. Это первое. Во-вторых, он создал Дальневосточной федеральный университет как точку развития. И я попросил его продолжать эту работу. Потому что будет просто нелогично, если он все это сделал, а потом вдруг кто-то другой будет этим заниматься. Мы коллеги, единомышленники, у нас схожие взгляды на решение вопросов в сфере экономики и государственного управления. У нас нет разногласий.

— Раздел полномочий на федеральном уровне — не единственная проблема. Вы уже выстроили отношения с губернаторами? Ведь власти на местах могут многое тормозить.

— Я познакомился и начал работать уже со всеми губернаторами ДВФО. Конечно, они разные. У каждого свои сильные и слабые стороны. Но в основном у меня хорошие впечатления. Они все думают о развитии территории, думают о развитии страны. У каждого получается по-разному, у каждого есть своя специфика. Но я бы пока не сказал, что какой-то губернатор просто тормозит процесс.

— Выборность губернаторов вам, как полпреду и вице-премьеру, помогает или мешает? При назначаемых губернаторах все выглядело проще — нашел с десяток работоспособных людей, и все расцвело.

— Не все так просто. Очень важно, чтобы люди верили в человека, который руководит. Поэтому в данном отношении выборность губернаторов очень важна. Люди сами выберут. Потому что, прошу прощения за откровенность, они и ошибки в этом случае какие-то легче простят.

— Потому что сами такого выбрали?

— Да, сами выбрали. Конечно, есть проблема, связанная с воздействием на электорат популистских идей, людей, которые, не очень готовы к такой работе. Но в подавляющем большинстве случаев, когда народ выбирает, он выбирает правильно. Все-таки обмануть большое количество людей никакой агитацией невозможно. Они видят этого человека и понимают, есть ли о чем дальше с ним разговаривать и либо верят ему, либо не верят. Это очень важно.

— Вы о своем губернаторском опыте в Перми говорите?

— Я до сих пор хорошо помню эту работу. Все мои встречи с избирателями, все, что мне люди говорили, стало основой программы действий на первые годы. Я исходил из того, что раз я что-то людям обещаю, я должен выполнить. Поэтому выборы — это хорошо. Человек выйдет, ориентируясь на нужды людей. Будет понимать, что он, прежде всего, зависит от них, а не только от московского руководства.

— На Дальнем Востоке власть находится не только в руках чиновников, но и в руках местных «авторитетов». Как вы будете решать этот вопрос?

— Вне всякого сомнения, система влияния на экономику, которая сложилась на Дальнем Востоке, несколько отличается от системы влияния в центральной части. Она из 90-х годов, крайне монополизирована и персонифицирована. Крайне. Ее надо приводить в нормальное состояние. Собственно, я этим уже начал заниматься. В один момент это не сделаешь, но делать — необходимо. В противном случае мы сталкиваемся с тем, что сейчас происходит: монопольное повышение цен строителями, единственные поставщики, да все что угодно.

— Поэтому вам и нужен такой набор полномочий? То есть над вами — только два человека, так что решить вы можете любой вопрос?

— Вы абсолютно правы. Если определенные люди будут препятствовать развитию территории, то решить вопросы по уменьшению влияния этих групп гораздо проще, имея поддержку президента и премьера. Будем этим заниматься. Но просто шашку наголо выхватывать нет никакого смысла. Надо сначала во всем детально разобраться. Некоторые вещи лежат на поверхности и понятно, что определенные центры неблагоприятного влияния на экономику мы будем устранять, в том числе с использованием института полномочного представителя президента.

— Почему это тогда не получилось у Ишаева? Как вы вообще оцениваете его эффективность и степень его нынешнего влияния на ситуацию в округе?

— Можно как угодно оценивать эффективность Ишаева, любого другого человека. Я в этом не очень хочу принимать участие, потому что это глупое занятие — приходить на работу и оценивать своего предшественника. Ишаев — умный человек и прекрасно понимает, что перевернул эту страницу истории. Ему не надо сейчас оценивать мои действия, мне не надо оценивать его. Нам каждому надо заниматься своим делом.

— Кстати, кто вам порекомендовал нового главу Минвостокразвития Александра Галушку?

— Мне кажется, что у нас очень хорошая связка. У меня накопился достаточно большой опыт работы в правительстве, есть понимание того, как все эти механизмы правительства, администрации президента взаимодействуют друг с другом. Это очень важно. А у Александра Сергеевича основная работа была последнее время — развивать экономику, бизнес. Вот и пусть развивает. Есть куда силы приложить.

— Вы были знакомы до вашего назначения?

— Мы с ним познакомились в ходе работы по подготовке государственного совета по инвестиционному климату (он состоялся в декабре 2012 года.— “Ъ”). Мне показалось, что это человек эффективный, добросовестный. За время нашей совместной работы это мнение таковым и осталось.

«Надо решить щепетильные вопросы»

— На сентябрьском совещании в Комсомольске-на-Амуре по развитию Дальнего Востока правительство договорилось о передаче Минвостокразвития многих полномочий других ведомств. Как идет этот процесс? Сопротивление коллег ощущается?

— Хорошо ощущается.

— Вам удается решать эти проблемы как вице-премьеру? Ведь вы можете координировать действия министерств, чего не мог ваш предшественник.

— Удается или не удается — будем давать оценку тогда, когда пройдем главную узловую точку. Это же бюрократический процесс: кто на совещании лучше выступил или еще что-то. Меня всегда результат интересует. Вот с точки зрения результата мы должны наделить Минвостокразвития всеми необходимыми полномочиями. Без этого просто не о чем дальше разговаривать. Далее мы должны создать институты развития. Потому что никакие чиновники из Москвы, или из Хабаровска, или из Владивостока экономику сами по себе не двинут. Сама по себе система управления территориями опережающего развития во всем мире похожа, мы ровно эти принципы положили в основу нашего предложения. Поэтому надо создать институты развития. Затем их надо обеспечить финансированием.

— И сколько вам нужно денег?

— Финансирования там немало. Мы заложили 170 млрд руб. При этом еще надо решить такие, откровенно скажу, щепетильные вопросы, как обособление Фонда по развитию Дальнего Востока.

— Внешэкономбанк ведь сопротивляется?

— Ну конечно, да. Как же могут люди не сопротивляться тому, что от них уходят средства и полномочия? Но вот почему все-таки я уверен в том, что мы победим. Первое. У президента РФ тема развития Дальнего Востока в послании Федеральному собранию прозвучала очень четко. Он считает это одним из главных вызовов. Мы очень надеемся на его поддержку. Премьер Дмитрий Анатольевич Медведев проводил совещание. На этом совещании я сказал, что есть проблема, связанная с необходимостью кардинальной ломки наших процедурных ограничений. У нас сроки оформления разрешения на строительства, на подключение к электросетям, прохождения таможенных процедур отличаются от конкурентов на порядок. Там 26 дней, а у нас 269. Там три часа, а у нас восемь дней. Я восемь лет работал в правительстве и прекрасно знаю, что такое сократить административную процедуру. Я понимаю, сколько людей будут доказывать необходимость этой процедуры. Я Дмитрию Анатольевичу сказал, что без его поддержки эта реформа неосуществима. Это нереально. Мы его просили раз в два месяца проводить совещание. Он сказал, что каждый месяц будет проводить совещание. Это уже здорово. Потому что этот пласт иначе не сдвинуть. Придется, очевидно, корректировать позицию Минфина, Минэкономики, Минсельхоза, многих других уважаемых организаций. Справиться с этим в одиночку даже с позиции вице-премьера — неосуществимая задача. А вот с поддержкой президента РФ и председателя правительства — абсолютно реально. Поэтому судить о нашей эффективности, можно будет, когда мы вот эти развилки пройдем. Сейчас ближайшая задача, которую мы ставим — это передача полномочий. Там есть разногласия.

— С кем?

— Основные — с Минэкономики, оно хочет дальше управлять особыми экономическими зонами (ОЭЗ). Идея ОЭЗ сама по себе хорошая, механизм сам по себе хороший. Но как работают сейчас эти ОЭЗ на Дальнем Востоке, рассказывать не нужно.

— Почему, если у Минэкономики не получилось управлять ОЭЗ, у вас получится?

— Нам коллеги задавали этот вопрос, в том числе на совещании у премьера. Я отвечаю так: у нас целеполагание совпадает с направлением движения. Вот почему не работает Фонд по развитию Дальнего Востока во Внешэкономбанке? Это даже не претензия к руководству ВЭБа. Просто руководство ВЭБа отвечает за что? За устойчивость, за прибыльность банка, чтобы он всем нормативам соответствовал. У него нет функции давать деньги не очень выгодно, чтобы развивать территорию. Поэтому просто они в этом не заинтересованы. А если фонд будет напрямую связан с системой управления развитием Дальнего Востока, у него будет задача работать только на этот регион. У нас останутся те же самые вопросы, связанные с возвратностью средств. Но задача фонда будет совпадать с задачами Минвостокразвития. Во-вторых, все сильно зависит от людей. Мы собрали в министерстве тех, кто уже зарекомендовал себя успешной деятельностью на территории России как раз в сферах привлечения инвестиций и кадров. У нас сегодня работают люди из Калуги, из Татарстана, из Томска — практически из всех регионов, в которых есть успешные проекты.

— Такой дальневосточный призыв?

— Не то чтобы был объявлен какой-то призыв. Людям самим интересно. Для них это увеличение масштаба деятельности. То, что сделали где-то в Калуге, надо сделать на всем Дальнем Востоке. Поэтому надеюсь, что шансы на успех у нас все-таки немалые.

— Когда вы в итоге планируете завершить передачу полномочий?

— Я очень надеюсь завершить ее в течение месяца. Есть согласованная позиция трех вице-премьеров: моя, Игоря Шувалова и Дмитрия Козака. Министерство регионального развития продолжает тянуть в свою сторону, приводить какие-то не очень существенные аргументы о том, что мы разрушаем целостность управления, целостность законодательного пространства. Чушь полная! Я уже говорил: мы просто подстраиваем законы под интересы развития конкретной территории. Думаю, что в течение месяца мы должны с этим справиться.

— В какой форме это будет происходить? Была идея принять закон «О развитии Сибири и Дальнего Востока», есть идея уточнить положения о различных ведомствах.

— Мы исходим из того, что законодательство надо совершенствовать. Должен быть закон о территориях опережающего развития Дальнего Востока.

— Там будет описана вся инфраструктура, о которой вы говорили на совещании в Комсомольске,— различные агентства по привлечению инвестиций, кадров и обустройству инвестплощадок?

— В том числе.

— Будет ли это похоже на модель госкорпорации по развитию Сибири и Дальнего Востока, которую в 2012 году продвигал Сергей Шойгу? Там же тоже запрашивались широкие полномочия.

— Идеальной системы управления не существует. Та модель управления, которую мы сейчас строим, и та модель, которую предлагал Сергей Кужугетович, в чем-то родственны. Мы обязаны сконцентрировать ресурсы управления, мы не можем носиться по Москве и по очереди согласовывать каждый проект с Минэкономики, с Минтрансом, с Минрегионом и всеми остальными. Если уж это тяжело делать с позиции министра, не просто с позиции вице-премьера, то с позиции инвестора — проще умереть, чем это все сделать. Нужна концентрация полномочий. Сергей Кужугетович предлагал это сделать в форме госкорпорации, мы это предлагаем сделать за счет наделения министерства большими полномочиями и создания институтов развития. Суть неотличима. Вот все говорят о калужской модели. Я тоже к Калуге хорошо отношусь, Анатолий Артамонов молодец. Почему там получилось? Сейчас очень многие говорят об укреплении класса бюрократии, о том, что административные барьеры стали тверже, пробить их тяжело. Вот Артамонов молодец тем, что он практически снял с инвесторов эту нагрузку. То есть он, его институты развития решают все административные вопросы. По коридорам администраций, пожарных и других замечательных служб бегают не инвесторы, а чиновники, отвечающие за этот проект.

— Не будут ли создаваемые Минвостокразвития агентства дублировать функции федеральных институтов, тех же РФПИ, ЭКСАРа, агентства по привлечению инвестиций, если его создадут?

— Когда говорят о бизнесе, все твердят, что конкуренция — это хорошо. А когда говорят о госструктурах — то сразу дублирование. Никакого дублирования не будет. Давайте поконкурируем, это здорово. Все сразу будет видно. Двоечников надо будет немедленно уволить, это справедливо.

— Работа по созданию агентства уже ведется? Что нужно для его запуска?

— Деньги.

— Названные вами 170 млрд?

— Смотрите, как получаются эти 170 млрд. 69 млрд — это средства, необходимые для функционирования ОАО «Дальний Восток». Мы их считали обратным счетом, исходя из экономической производительности гектара площади на территориях опережающего развития. Мы считали, исходя из конечной точки: в 2024 году мы должны удвоить ВРП Дальнего Востока. Исходя из конкурентной ситуации вокруг, мы должны сделать темпы роста в районе 6–6,5%. Обратным счетом это получается 69 млрд. Очевидно, эти средства не нужны в течение одного года — министерство готовит расчеты по графику их освоения. Сейчас надо найти эти территории опережающего развития. У нас 400 заявок, но они мало куда годятся. Из них сегодня стоит задача выбрать 10–15, или найти 10–15 новых, если негодными будут призваны все заявки.

— А что с ними не так? Проекты не структурированы?

— Примерно так. Или же проекты привязаны к уже сложившимся экономическим образованиям. То есть есть какой-то проект, а теперь давайте сейчас сделаем вокруг особую экономическую зону, добавим этому проекту средств, вырастет рентабельность, все будет хорошо. Это не то, чего мы хотели.

— А еще 100 млрд?

— Это средства для Фонда развития Дальнего Востока. Я не считаю, что эти средства безумны для решения задачи поднять Дальний Восток. Если мы реально сможем добиться экономического роста региона вдвое до 2024 года, то это вполне сопоставимые с этой задачей деньги. Это не те 4 трлн, которые фигурировали раньше.

— Эти 170 млрд нужны вам на десять лет, до 2024 года?

— Средства должны быть освоены в горизонте трех-пяти лет, чтобы в течение дальнейших лет были уже результаты. Но это не все сиюсекундно. Надо принять решение. Надо сказать, что выделены средства в пределах 100 млрд на фонд развития Дальнего Востока. Тогда у нас возникает следующий вопрос — управление средствами. Мы должны отобрать проекты, разработать критерии отбора и критерии принятия решений. Совершенно очевидно, что мы будем вкладывать средства, прежде всего, туда, где от вложенного бюджетного рубля будет максимальная отдача. У нас есть проекты на Дальнем Востоке, где отдача может быть 90–95%. Там нужно совсем небольшое участие: где-то ЛЭП бросить, где-то дорогу построить. Проект даст тысячи рабочих мест, налоги. Конечно, начинать мы будем с таких проектов.

— Каков бюджет Минвостокразвития?

— Это обычный бюджет министерства, предусматривающий выплату заработной платы. Более чем скромный — по сравнению с другими министерствами. Мне кажется, что надо увеличивать средства не на содержание чиновников, а непосредственно на реализацию проектов. Мы исходим из того, что если мы хотим победить, а победить сильно хочется, то надо использовать все эффективно работающие инструменты.

— Откуда возьмутся средства? Бюджет уже расписан, денег на новые расходы в нем нет. Попросите из Фонда национального благосостояния (ФНБ)?

— Поскольку решение сейчас не принято, мне трудно сказать, какие средства предполагаются. Скорее об этом должен сказать Минфин. Мы рассматриваем всю палитру возможностей: это средства ФНБ, средства Резервного фонда, это возможность выпуска ценных бумаг под госгарантию. Если РЖД может выпустить бумаги под развитие БАМа и Транссиба, то здесь можно сделать то же самое.

— На какое юрлицо могут выпускаться облигации?

— Это может сделать тот же Фонд развития Дальнего Востока. Прорабатываются все возможности. Не забывайте еще об одном источнике — есть госкомпании, есть их инвестиционные программы. Так вот пусть отразят в инвестиционных программах то, что сказал президент в послании: развитие Дальнего Востока приоритетно для всей страны.

— Многие госкомпании в ответ побегут в ФНБ за деньгами, а еще и попросят тарифы разморозить. А потом скажут, что формально что-то исполняют, но делать ничего не будут, если им не дадут бюджетных денег.

— Формально скажут — это хорошо. Только мы же формальным разговором не закончим. У меня в графике стоит совещание с той же «Роснефтью», с «Газпромом», с РЖД. Будем добивать их до реализации. Помимо госкомпаний есть еще федеральная целевая программа по развитию Дальнего Востока и Забайкалья до 2018 года (объем финансирования из бюджета РФ — 212 млрд руб.). Да, нам она не во всем нравится, да, она урезана со всех сторон, но ее тоже надо использовать как инструмент. Поэтому и стоит задача перед Минвостокразвития по ее переделке, мы эту задачу должны реализовать. Причем тоже исходя из наших приоритетов. Не должно быть строительства инфраструктуры вообще: должно быть строительство именно той инфраструктуры, которая запускает выгодный проект, благодаря которой какой-либо проект может быстро стартовать.

«Интересы России в том, чтобы оставлять максимальную прибавочную стоимость»

— Пока что мы слышим в основном о несырьевом экспорте товаров с высокой добавленной стоимостью. Вот это куда мы будем экспортировать? Куда мы будем экспортировать? В чем наше конкурентное преимущество?

— Мы об этом думаем. Действительно, планка очень высокая. Развитие Дальнего Востока я бы разделил на два уровня. Первое — для начала совершенно точно надо научиться перерабатывать, получать высокую добавленную стоимость и экспортировать то, что является природным богатством нашей страны. Это как «Отче наш». Рыба, лес, полезные ископаемые. Пока намечаются не конкретные проекты, а направления работы. Например, изготовление металла для производства судов, буровых платформ. Задача не просто выкопать руду и отправить, а оставить максимум добавленной стоимости на нашей территории. Это прозвучит немножко странно, но мне кажется, что это простая задача. Эта задача сегодня не реализована, но она простая.

— Простая?

— Ничего сверхсложного я не вижу. Надо собрать вместе руководство компаний, энергетиков, РЖД, договориться об условиях реализации проекта, заставить всех взять на себя обязательства, а потом добиться того, чтобы они их выполнили — собственно, и вся песня. И это обязательно надо сделать. Но это только первый этап. Можно как угодно к этой фразе относиться, но я действительно верю в Россию. Здесь я живу, дети мои живут, и я уверен, что мы можем побеждать и на более серьезных площадках. Вот производится истребитель пятого поколения в Комсомольске-на-Амуре. Производятся у нас вертолеты военные на Дальнем Востоке, и они — одни из лучших в мире.

— Но ведь это точечные истории, держащиеся на советском технологическом заделе.

— Мы и сейчас умеем создавать серьезную продукцию. Для превращения этого в систему чего-то не хватает. Я бы соврал вам, если бы сказал, что я точно знаю, как это все собрать, чтобы оно работало. Не знаю. Но это и не обязательно должен знать какой-то чиновник из правительства. Главное, чтобы это знали люди. А мы должны научиться им помогать это реализовывать. То, что у нас есть такие люди, сомнений не вызывает. Вы прекрасно знаете, сколько наших программистов за рубежом работает. Нужно поддерживать талантливый людей. Один из ответов на этот вопрос лежит как раз в теме, которую мы затронули в начале нашего с вами разговора. Вы говорили: а чего не накрыть всех общим законодательством? Их нельзя накрыть, они особенные. Им надо создавать особенные условия, тогда они будут производить особенный товар. Во-вторых, есть симбиоз между природными преимуществами и высокотехнологичным экспортом. Мы можем предлагать иностранным компаниям, которые хотят участвовать в работе с природными богатствами, создавать высокотехнологичное производство в РФ.

— То есть менять ресурсы на технологии?

— Конечно. Почему этим нельзя воспользоваться? Можно.

— Между тем складывается ощущение, что Москва сознательно ограничивает азиатские инвестиции в сырьевые проекты на Дальнем Востоке, особенно китайские.

— Надо ли нам привлекать иностранные компании к работе в России? Конечно, надо. Возникает маленький вопрос: а на каких условиях? Мне кажется, что всегда надо просто ставить во главу угла интересы РФ. Единый механизм простой — через максимальную прибавочную стоимость на территории РФ. То есть если хотите просто взять месторождение, построить трубопровод и просто качать — ну, извините, конечно, надо сдерживать.

—Пока мы сидим как разборчивая невеста, азиатские рынки сырья занимают австралийцы, канадцы, катарцы, наши соседи из Центральной Азии? Они-то не ждут, пока Китай или Япония согласятся им строить заводы по производству каких-нибудь углеродных волокон.

— У меня нет ни малейшего сомнения, что не надо долго сидеть и думать. Я поэтому и говорю, например, что срок передачи полномочий Минвостокразвития — месяц. Я понимаю, что это не очень комфортный для меня срок. Можно назвать год и спокойно тогда сидеть. Но мы хотим, чтобы быстрее от нашей работы какой-то результат возник. Здесь же какая песня? Экономика — это всегда вопрос торга. Интересы России в том, чтобы оставлять здесь максимальное количество прибавочной стоимости. С этим спорить бессмысленно. Другой разговор, что во всем есть свои условия и свои детали. Если сегодня мы не можем затащить сюда инвесторов на выгодных условиях, не только освоения месторождения железной руды, но строительства металлургического комбината — то нужно искать точку принятия решений. Может быть, надо туда ЛЭП подтянуть? Может быть, нам надо войти в капитал? Это всегда вопрос конструкции. Но этими конструкциями просто заниматься надо. Сейчас пока самые крупные, самые близкие с точки зрения стадии реализации проекты будем собирать мы. Я буду собирать, министр будет собирать, а потом мы на этой базе должны запустить институты развития. Мы должны будем научиться тонко отстраивать процессы по каждому проекту. Это очень сложно. Это противоречит всему, всей практике, которая сейчас происходит. Ну, мы иначе точно не выиграем. Поэтому надо будет садиться, торговаться, доказывать. По-другому нельзя.

— Все равно конкурировать по многим позициям с азиатскими производителями у нас не получится, даже после устранения административных барьеров. Нужен будет ювелирный отбор отраслей, где Россия будет конкурентоспособной. Кто этим будет заниматься?

— Я честно признался, что первый этап — простой. Второй — сложный. Можно добавить слово «очень». Но если не браться за сложные задачи, то и простых не решишь. А потом есть такое понятие: точка безубыточности проекта. Она движется по мере экономического развития территории. Вот когда площадка чистая, заставить выйти кого-то и построить там предприятие почти невозможно. А когда процесс пошел, то возникает конкуренция за то, чтобы там рядом оказаться. Мы не будем создавать эти конкурентные бизнесы, это не наша работа. Мы будем их поддерживать. Мы будем искать те точки, в которых надо бизнесу помочь снять риски, чтобы он стартовал в этих новых проектах.

«На следующий день люди спросят, куда работать идти»

— Одной из стратегических задач для Дальнего Востока называют увеличение населения. Почему Дальний Восток надо обязательно сравнивать по населению с Китаем, а не с похожей по климату и по структуре экономики Канадой?

— Я в ходе нашего разговора еще ни разу не упомянул какие-то специальные меры, влияющие на миграционную ситуацию. Я уверен, что миграционные тенденции тянутся за экономическими, а не наоборот. Можно, конечно, сейчас всем там построить бесплатные квартиры. Скорее всего, большое количество людей приедет. А на следующий день они спросят: «Да, а работать нам куда идти»? Я исхожу из того, что Россия — огромная страна, которая не может просто базироваться на одной точке развития. У нас циркулем вокруг Москвы проведи, еще захвати немножко Урал, и все — закончилось. Получается такое пятно, где мы работаем и живем, а вот дальше — не живем и не работаем. Это какой-то баланс неправильный. Я уверен, что точки роста должны быть и на Дальнем Востоке, и в Сибири.

— Если посмотреть на ту же Канаду, так население там так и живет. В южной части страны на полосе в 100 км, на широте Украины проживает большинство населения, а в арктической зоне работают вахтовым методом.

— Никто и не говорит о том, что на Камчатке и в Московской области должна быть одинаковая плотность населения. В советские времена были особые северные территории, туда тоже ехали на особых условиях. Я считаю, что на юге региона, в том же Приморском крае, может возникнуть такой центр развития. Там теплее, поближе к океану и к нашим соседям. Если у России появится этот второй центр, она будет устойчивее. Он не сейчас появится, он появится за горизонтом, боюсь, что не только работы, но и жизни. Во всяком случае, моей. Но это же интересно!

— То есть задачи любой ценой увеличить население вы перед собой не ставите?

— Вопрос в том, что увеличение населения — это не сквозной KPI на 30 лет вперед. Мы не должны добиваться того, чтобы туда люди ехали и ехали. Мы говорим об экономическом росте. Если мы собираемся все эти проекты запускать, то там кто-то работать должен. То есть народ туда приедет. Мы запустим проекты, люди поедут.

— Вы уже и госкомпании намерены перевозить. Разве кто-то готов переезжать?

— Что значит «готов»? Если будет принято решение президентом, премьером, то кто готов, тот поедет, кто не готов — тот напишет заявление.

— Но центр принятия решений все же в Москве. Сложно себе представить себе тех же Игоря Сечина и Алексея Миллера, которые будут постоянно летать туда-сюда.

— Я бы не заключал так однозначно. Есть московские стереотипы, большое количество людей вообще уверено, что жизни за пределами МКАД не существует. Многие компании реально большую часть времени и процессов связывают с Дальним Востоком. Ну и что им в Москве делать? Да, иногда надо приезжать, пусть отчеты сдают в налоговую службу, чем тут еще заниматься?

— Вы сами сколько времени проводите на Дальнем Востоке? Какое соотношение между регионом и Москвой?

— Сейчас практически ровно, 50 на 50.

— А в идеале как должно быть?

— Я не знаю. Вот сейчас организационный период, нужно выстроить систему управления, все эти решения принимаются в Москве. Но меня больше тянет работать на территории, мне реально больше нравится просто разбираться в том, что там происходит, решения на месте принимать. Пробок там нет, хорошо, снег чистый. Я очень надеюсь, что мы саму систему управления развитием построим за год. В Минприроды у меня реально ушло, к сожалению, полтора года. Здесь мне, честно говоря, эти полтора года безумно жалко, хотя задача сложнее. Но их и практически нет. Я все-таки надеюсь, что здесь за счет больших полномочий и большей поддержки мы сможем конкретизировать этот процесс до года. Но год на него уйдет, вот хоть что с этим делай.

Александр Габуев, Кирилл Мельников