Тургенев—это деревня такой! Видишь дома кругом,—Али, гастарбайтер из Узбекистана, машет рукой, а у памятника писателю ветер жмет к земле жухлую траву. В селе Тургенево Чернского района Тульской области осень и новая жизнь. Земли местного колхоза взяла в аренду московская бизнес-леди Ольга Орловская. Теперь узбеки-гастарбайтеры на подступах к Бежину лугу строят гаражи и зернохранилища, а местные жители осваивают новую технику. Правда, не всех берут.
КАБАК И ЦЕРКОВЬ
—Наш инвестор новую технику завезла, а вот работников нет,—жалуется главный инженер Игорь Лукашин.—Половина мужиков—в Москве на заработках. Другие поспивались. Вот мы по окрестным деревням трезвенников и собирали. Пьяного разве ж за руль посадишь…
—Иван Сергеевич пьяниц тоже не жаловал,—смело проводит историческую параллель наш провожатый, сотрудник мемориального музея-заповедника «Спасское-Лутовиново» Владимир Зайцев.—Какой-то ловкий кабатчик открыл заведение возле деревни писателя—мужички запили. Тогда Тургенев прямо напротив кабака построил часовню—закон-то запрещал кабаки возле храмов. И закрыли!
Сейчас на въезде в Тургенево стоит разрушенная церковь. Без куполов и креста, из высокого бурьяна она смотрит на среднюю школу. Церковь построил отец писателя, а разрушили в 1930-е местные мужики. Будь она цела, пили бы меньше? Вряд ли, считает Екатерина Кузнецова, главный агроном.
—Я парторгом при коммунистах была и могу сказать, почему тогда меньше пили,—рассказывает Кузнецова.—Боялись! Тех, кто совсем спивался, в ЛТП отправляли, других песочили на собраниях. Ну народ и чуял: есть в стране власть. А когда пей и воруй сколько хочешь—власти нет. Сейчас, правда, порядок-то возвращается: меня вот недавно руководителем ячейки «Единой России» назначили. Партсобрания пока не проводим, но есть движение, чувствуется. От безвластия народ разбалтывается. Хозяин нужен. Или хозяйка—строгая, как у нас.
БЕЖИН ЛУГ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ
«Ленив и неповоротлив русский человек и не привык ни самостоятельно мыслить, ни последовательно действовать»,—сокрушался в одном из писем (к графине Ламберт) Тургенев. Агроном Кузнецова с классиком согласна, хотя почему он такое писал, не помнит.
—Перекормили нас Тургеневым в школе-то,—говорит она.—Постоянно заставляли читать—места, мол, тургеневские. А он и не жил у нас. Именье здешнее старшему брату Николаю принадлежало.
Не жил, уточняет тургеневед Зайцев, но наведывался частенько: «Эти земли вдоль и поперек исходил». По прямой, оказывается, от Тургенево до Лутовиново всего километров 12. После ссоры с матерью Иван Сергеевич даже жил некоторое время в здании бумажной фабрики.
Фабрика сохранилась и стоит возле школы. Чуть дальше за селом начинается тот самый Бежин луг, который Тургенев бы не узнал. Еще в советские годы вдоль него отсыпали дорогу, вода перестала стекать в речку Снежеть, и луг частично заболотился. На одном из откосов—карьер, где брали песок и щебень. В результате топология изменилась. Но открывающийся с холма вид по-прежнему берет за душу: бескрайний простор, перелески в синей дымке за речкой Снежеть. Слева—деревушка.
«Орловская деревня обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд. Кроме немногих ракит, да двух-трех тощих берез, деревца на версту не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой…» Соломой нынче крыши не кроют, но особым богатством здешние деревни похвастать не могут. В них, конечно, найдется пара домов в два этажа с массивными заборами и спутниковыми антеннами, но это московские дачники, потихоньку скупающие землю и нанимающие местный люд.
Местные, впрочем, такому обороту радуются.
—Зимой хозяев в деревне нет, я только дом охраняю, подтапливаю,—рассуждает 30-летний коротко стриженный Николай, который уже четвертый год «служит» у столичных дачников.—А летом помогаю по хозяйству: траву кошу, баню топлю. Когда на рыбалку свожу или на охоту. Получаю 15 тысяч в месяц, плохо ли? Мне-то какая разница, кто деньги платит!
—Москвичи—они как дворяне в старину,—раскрывает мне секрет местного ценообразования таксист Алик, прикидывая, сколько взять за проезд с Мценского вокзала в Лутовиново.—Вы ведь даже одеваетесь по-другому.
КУПЧИХА
Не случись в 1917-м революции, 89-летняя Лидия Кузьминична Чаадаева тоже могла быть полноправной хозяйкой этих мест. Ее дед, купец Чаадаев, владел 23 водяными мельницами и состоял в деловых отношениях с Иваном Тургеневым. Но сама Лидия Кузьминична живет в стареньком полуразваленном доме. О семейном прошлом напоминает лишь черно-белая фотокарточка—мать, отец, старшие брат и сестра, празднично, совсем не по-крестьянски, одетые (см. фото на стр. 52). Рядом—портрет Тургенева, подаренный лутовиновскими музейщиками.
—Это писатель, Иван Сергеевич, говорят, дед с ним был знаком. Но мне отец об этом никогда не рассказывал: незачем, времена были не те. Я же в 19-м родилась, когда у отца все мельницы пожгли, а потом вовсе раскулачили. Всю жизнь купчихой дразнили, а богатства я и не видела—как все, жила в доме с земляными полами…
На ее век досталось: коллективизация, рытье окопов для наших войск и бегство от немцев, голодные годы, когда пахали на себе, а не на лошадях. А самое трагическое воспоминание—продажа стельной коровы.
—Мне тогда уже тяжело было за ней ходить. Но разве я знала, что внутри у нее теленочек? Свела к соседу, он зарезал, а потом меня и зовет: «Лида, что ж ты корову тельную дала резать». Смотрю, а там и вправду теленочек!—Лидия Кузьминична хватается за сердце. Соцпакету она предпочла деньги. Водопровод в доме, проведенный некогда колхозом-миллионером им. Тургенева, перестал работать. Из крана вода—по капле. Ведро набирается лишь к вечеру!
—Мне бы водопровод починить, да как?
Новым инвесторам пока не до исторических бабушек.
БАРЫНЯ
—Деревенской инфраструктурой должна заниматься сельская администрация,—говорит агроном Кузнецова.—Мы же занимаемся сельским хозяйством—зерном. В этом году подняли даже пашню, непаханую более 20 лет.
В начале XIX века многие из земель, которые сейчас пашут работники бизнес-леди Ольги Орловской, принадлежали отцу писателя Сергею Тургеневу и матери Варваре Лутовиновой.
—Только с последней не надо сравнивать. У нас очень хорошая хозяйка! Меня как-то в Москву брала. Я по министерским кабинетам вместе с ней ходила. Общалась с такими людьми! А Варвара самодуршей была.
Работники музея «Спасское-Лутовиново» с таким мнением о матери Тургенева не согласны и последние два года стараются ее реабилитировать.
—В советских учебниках литературы ее представляли самодуршей. А на деле она была не так уж и плоха, очень любила своих детей. Мы даже выставку в Москве организовали «Твой друг и мать Варвара Тургенева»,—рассказывает сотрудница музея Людмила Павлова.—Просто личность матери Тургенева нельзя рассматривать с современных позиций. Хотя, конечно, характер у нее был непростой.
Истоки непростого характера работники музея ищут в тяжелом детстве Варвары Петровны. Ее отец—дед писателя—умер рано. Мать повторно вышла замуж за некоего Сомова, пьяницу и развратника. В 16 лет, спасаясь от домогательств отчима, Варвара сбежала к своему дяде, от которого через 10 лет унаследовала тысячи десятин земли и пять тысяч душ крепостных. Нежданное богатство вскружило Варваре Петровне голову, и она решила жить как при дворе. Слуги стали называться министрами, женская прислуга—камер-фрейлинами. Дворецкому—министру двора Варвара Петровна даже дала фамилию Бенкендорф. Доступ в Спасское, ставшее «царским имением», тоже был ограничен. Например, уездный лекарь мог подъезжать только к флигелю, не далее! Да и к религии Варвара Петровна относилась своеобразно: называла православие «мужицкой верой» и как-то запретила праздновать Пасху, потому что болела голова, а колокольный звон раздражал.
—Но ведь, как писал сам Тургенев, «всякая женщина, даже самая лучшая, склонна к несправедливости»!—напоминает музейщица Павлова.—В целом же Варвара Петровна была мудрой хозяйкой, оставила сыновьям неплохое наследство.
МУЗЕЙНАЯ АВТОНОМИЯ
Наследство было поделено между сыновьями. Имение отца в Тульской деревне Тургенево отошло старшему сыну Николаю. Орловское имение в Спасском-Лутовинове досталась писателю.
—Повезло нам, что материнское имение Лутовиново Ивану Сергеевичу отошло. Он хоть в основном за границей жил, но иногда приезжал поохотиться да книжки писать—говорил, что «пишется хорошо только в русской деревне. Тут будто воздух полон мыслей»,—начитанный пенсионер Анатолий, охранник автостоянки, почти дословно цитирует классика.—Вот мы теперь благодаря его «мыслям» и живем!
Тургеневский заповедник для Спасского-Лутовинова—градообразующее предприятие. В год—свыше 110 тысяч туристов, а обслуживают 150 человек—в основном местные.
—Другой-то работы нет. А как совхоз закрылся, скотину держать стало невыгодно. На всю деревню шесть коров,—рассказывает Анатолий.—Вот народ и старается в музей устроиться.
Массовая перековка деревенских жителей в музейные работники началась в 1997-м, когда директор музея Николай Левин добился федерального статуса. В результате музей финансируется из федерального бюджета, а потребность в работниках согласно штатному расписанию увеличилась.
—Получилась у нас своя Тургеневская автономия. Вроде на Орловской земле располагаемся, а подчиняемся только Москве.
ТУРГЕНЕВ И КОНТРРАЗВЕДКА
Николай Левин, добившийся музейной автономии, в директорах с 1989-го. Но приглядывать за Спасским начал еще в доперестроечные времена, когда возглавлял Мценское отделение КГБ. В те годы в здешних краях шли шпионские войны. Причина: в трех десятках километров от тургеневской усадьбы, располагался сверхсекретный объект Тула-50—хранилище ядерных боеголовок СССР.
—Так получилось, что тургеневские места есть не только в Орловской, но и в Тульской области,—рассказывает Левин.—Например, усадьба брата писателя, знаменитый Бежин луг, и деревня Колотовка—в непосредственной близости от секретного объекта. Ну и в Спасское-Лутовиново, а также в Чернский район Тульской области под видом посещения памятных мест потянулись представители иностранных разведок, работающие под дипломатическим прикрытием.
По словам Левина, вербовки и перевербовки иностранцев происходили прямо в усадьбе писателя. Контрразведка работала во всю мощь. Но потом Горбачев и Рейган подписали договор о разоружении, объект закрыли, и число дипломатов—любителей Тургенева сократилось. Поэтому сейчас Левин шпионов не ловит, а развивает музейную инфраструктуру.
—Недавно вот книгохранилище построили. Хотя, если честно, выделяют только на капремонт. Но мы строим, балансируя на грани целевого и нецелевого расхода средств.
Среднегодовой бюджет музея—50 млн рублей. Львиная доля уходит на оплату коммунальных услуг. О самоокупаемости, по словам Левина, мечтать не приходится. Доходы от экскурсий не дают и пятой части от этой суммы, а яблоневые сады, расположенные на заповедной территории, в урожайный год приносят не более 250 тысяч рублей.
—Музеи во всем мире дотируются, а на туристах зарабатывает гостиничный и ресторанный бизнес. Нам бы, конечно, свой гостиничный комплекс не помешал,—строит планы Николай Ильич. Еще он мечтает сделать Тургенево филиалом Спасского музея и гордится тем, что в 90-е сумел сохранить усадьбу от разорения.
—У местных властей каких тогда только планов не было: и дом отдыха на территории заповедника, и выпуск водки «Тургеневский бережок», хотя сам писатель водку не пил никогда. Какие-то коммерсанты пытались выкупить у нас ели—старейшие в России, из выращенных в домашних условиях, чтобы их на доски пустить,—Людмила Павлова ведет нас по парку, ставшему визитной карточкой тургеневской усадьбы. Всем деревьям не меньше 100 лет. Среди них—огромный дуб, посаженный, по легенде, маленьким Тургеневым. Поклониться дереву и попросить такого же долголетия своему браку приезжают молодожены из Тульской и Орловской областей. Впрочем, эти просьбы помогают не очень: как и по всей России, в этих краях распадается каждый второй брак. Но традиция есть традиция, и в выходные все подъезды к заповеднику перекрывают свадебные кортежи.
Как писал Тургенев, иметь свое гнездо и жить для детей—что может быть лучше! Вот только сам Иван Сергеевич почему-то жизнь свою прожил холостяком.