Знойный летний день. Послеобеденное время. Десятки турецких женщин собрались перед зданием одного из муниципалитетов Стамбула. На транспарантах единственное требование: «Очистить наш мусульманский город от русских проституток». Пикет набирает обороты: количество бастующих увеличивается, автомобильное движение заморожено, телерепортеры делают прямые включения с места события. Но чиновники не реагируют. Ждут, когда женщины угомонятся и вернутся на свои кухни. Представители муниципалитета ничего предпринимать не собираются. Турция метит в ЕС: радикализм сейчас демонстрировать излишне…
***
… Алекса, 25-летняя блондинка с миндалевидными глазами, уже шестой год занимается проституцией в Стамбуле. По ее словам, большинство турецких женщин недолюбливают русских представительниц слабого пола. Для них русская девушка—угроза семейному очагу. «А уж нас, проституток, турчанки ненавидят,—объясняет Алекса.—Они считают, что нас можно выжить из Турции только кулаками. Кроме меня еще пара девчонок были избиты. Турчанки непременно сами участвуют в избиении, чтобы мы убедились в их отношении к нам».
О том, как избили ее, Алекса рассказывает просто:
«Я вышла днем из отеля купить продуктов в ближайшем супермаркете. Вдруг два резких удара по пояснице… От боли перехватило дыхание. Оборачиваюсь: двое парнишек 14—15 лет с бейсбольными битами, завернутыми в газету. Рядом женщина с полными гнева глазами. Ожесточенно бьет по лицу, хватает за волосы, шипит в ухо: «Ах ты, шлюха русская... Еще раз посмеешь позвать к себе моего Октая, уничтожу тебя. Буду следить за тобой. Не забывай сказанного мною». Удар по спине. Падаю. Снова слышу голос женщины: «Мальчики, проучите как следует эту падшую женщину. Поспешите. Все равно ей гореть в аду. Да проклянет ее Аллах!»
Я пришла в себя на второй день. Дышать было тяжело. Все вспомнила. На меня напала жена Октая, одного из постоянных клиентов. Дружелюбный дядечка с пушистыми седыми усами. Щедрый, темпераментный, любитель блондинок. Держит овощные лавки на Египетском базаре, живет с семьей в азиатской части. До этого я видела его жену только на фотографии в портмоне, когда Октай расплачивался со мной. Парни наверняка были сыновьями. Видимо, она узнала, что муж часто бегает ко мне, тратит немало денег. Проследила за ним, вычислила меня. Отомстила».
***
Русская проститутка в Стамбуле давно не экзотика: к красоте привыкают быстро. А с привыканием снижается и цена. Закон рынка. Сегодня достаточно 50 долларов, чтобы провести пару часиков «с Наташей». Так турки называют «бабочек» вида from Russia. Наиболее востребованная популяция, с которой не могут конкурировать красотки from Moldova или from Ukraine.
Как правило, это неплохо образованные девушки не только из Москвы, но и из регионов России. Что их гонит в чужую страну? В 70 процентах случаев—банальное желание заработать. На Востоке проститутки отлично «получают»: уж больно темпераментны местные мужчины. В 20 процентах случаев—отчаянье. Многие девушки в возрасте 20—23 лет убегают в другую страну от самих себя. И в 10 процентах случаев они попадают в ловушку. В каждой газете можно найти объявление, где «привлекательных девушек приглашают на высокооплачиваемую работу за рубежом».
***
Самое страшное для русских проституток в Стамбуле—оказаться за решеткой. В турецкой тюрьме, где кормят баландой, не отапливают камеры, от жары и сырости разбухают вены. Алекса рассказывает, что в «Кадын ве чоджук» (колония для женщин и детей—Э С.) отбывают наказание около 50 русских женщин. Часть из них сидит за распространение наркоты, проституцию. И все—за подделку виз. Закончится срок, будут депортированы. Восток не всегда гостеприимен.
***
«… Натка иногда звонит с «тюремного» мобильного, выдаваемого надзирателями за соответствующую плату. Минута разговора—20 долларов. Эсэмэс—5. Натка тараторит хриплым голосом: какая в Стамбуле погода? Правда ли, что в Босфор вернулись дельфины? Она, как и я, любит Стамбул. Просит меня выйти на балкон, чтобы ей стали слышны крики чаек. Раз в три месяца она позволяет себе слушать свободу—две минуты за 40 долларов. А на прошлой неделе от Натки пришла эсэмэс: «Денег нет, позвонить не могу. У меня нашли туберкулез. Как у Кати. Я не умру. Я хочу жить. Сходи в церковь, помолись!»
Алекса рассказывает мне об этом с невозмутимым спокойствием. Проституция учит цинизму…
***
… Встреча с Леной у меня назначена в Лалели, сердце «русского Стамбула», единственном районе города, где не удивляются русской речи и русским вывескам. 13:42. В маленькую кафешку Slava с пластмассовыми столиками и официантками-молдаванками я прихожу минут на десять раньше, но она уже ждет в углу харчевни. Курит. Обаятельное лицо, осветленные волосы секутся на кончиках. Грустные глаза серо-голубого цвета, потрескавшийся лак на ногтях. Облачена в чуть мешковатое платье с глубоким декольте. Рядом на спинку стула повешен кардиган с деревянными пуговицами. Она подозрительно оглядывает меня, спрашивает имя. Проверку я прошел. «Садись, не стой. Я сразу имя спросила, подумала—вдруг ты не тот, кого я жду. А то уже пять мужиков подошли, пока я здесь». Улыбается. Красивая улыбка. Подзывает официантку. «Эй, Мэрилин, принеси кофе с коньяком». Девушка кивает, исчезает на кухне.
«А почему вы так рано пришли?» Хохочет: «Ой, ради бога, только не на «вы». Соглашаюсь. Она продолжает: «Днем жутко тоскливо сидеть в четырех стенах. Издержки профессии—привыкаешь жить где угодно, только не дома».
Спустя несколько минут, вынырнув из собственных мыслей, спрашивает меня: «Где твой фотоаппарат?»—«Я его не принес. Думал, ты откажешься фотографироваться».—«Блин, тогда какого черта я так расфуфырилась? Думала: засвечусь в красивом журнале, и меня знакомые в России увидят. Черт, где же наш кофе? Мэрилин!» Официантка приносит кофе в забавных желтых чашечках. «Люблю желтый цвет. У меня было красивое платье. Сочно-желтое, почти оранжевое. Кто из соседей видел меня в нем, все называли солнышком».
Лене 26 лет. Она нелегалка со стажем—ее виза давно просрочена, и она прячется от полиции. Таких девушек по всей Турции десятки тысяч. Из них русских—процентов 40. Если поймает полиция, депортируют без права повторного въезда. Если поймают с наркотиками, то сначала тюрьма, потом—депортация. Она признается, что «в целом работой довольна»: «Да, спать с мужиками для меня работа. Такая же, как для тебя твоя. Я—проститутка. Мужчины—клиенты. Секс—работа. Банально и просто. Зачем искать философию там, где ее нет?»
«Мне скоро тридцатник. 30-летняя проститутка редко мечтает о чем-то. На жизнь смотришь по-другому. Живешь сегодняшним днем. Если утро встречаешь живой, да еще с хорошим заработком, значит, день удался. Если утро встречаешь избитой, значит, день не самый удачный. Если утром анализ на ВИЧ оказался положительным, значит… конец». Лена приехала покорять Восток из Калининграда. «Я покидала любимый город с искалеченным сердцем. В один день потеряла родителей, любимого человека. Думала, сама умру тоже. Купила на последние деньги билет до Стамбула, прилетела сюда. С тех пор торгую собою. Половина наших девчонок с подобными биографиями.
Лена рассказывает торопливо, иногда замолкает, чтобы подобрать нужное слово. «Теряю язык. У тебя нет какой-нибудь книжки на русском?..» Заказывает еще кофе. На этот раз с баклавой. Квадратики слоеного теста в фисташковой россыпи пропитаны медовым сиропом. «Может, когда-нибудь Аллах наградит меня мужем-миллионером, красным «порше», домом в Париже,—смеется она.—Шучу. Я больше всего мечтаю о ребенке. Ребенок—моя последняя надежда на какое-то будущее».
… Неожиданно подходит Мэрилин, нашептывает ей что-то на ухо, Лена начинает быстро собираться. Понимаю без объяснений: очередной полицейский рейд. «Все, мне пора. Если все же напишешь обо мне, оставь экземплярчик журнала Мэрилин. А я пойду… жить дальше… Пока-пока». Она покидает кафе через черный ход. После нее остаются запах сладких духов, пустая чашка кофе и кусочек баклавы…
***
… Бейоглу, старинный квартал центрального Стамбула. Когда-то сам Троцкий, который, если верить легендам, был завсегдатаем местных борделей, назвал его «вольным сердцем Востока». Бейоглу по-прежнему остается самым порочным и буржуазным районом Стамбула.
На часах 7:20 утра. Душное помещение Adam&Eve, одного из местных клубов. В зале только я, она, две уборщицы и смуглый бармен. Она не снимает солнечных очков даже в темном помещении. Острая аллергия на солнце, начавшаяся в ее первое лето в Стамбуле. «Стоит мне побыть на солнце пять минут, как начинают течь глаза, закладывает нос. Врач говорит, это аллергия на солнце, хотя у меня до переезда в Стамбул ее не было. Как видишь, даже организм против того, что я здесь. Наплевать. Лучше буду прятаться от солнца, чем вернусь на родину».
«Мне было 17, когда мама сгорела от рака за каких-то два месяца. Я, бросив учебу, ухаживала за ней, надеялась, что произойдет чудо... Мама умерла в день моего рождения. Старший брат сразу после похорон начал выживать меня из дома—проваливай, в квартире тесно, я, мол, жениться собираюсь. Привел какую-то бабенку в нашу «двушку», причем с пятилетним ребенком. Однажды я пришла с занятий и дверь мне попросту не открыли. Позвонила на домашний телефон, трубку поднял отец. «Слушай, дай нам жить спокойно. Иди куда хочешь». Я могла бы обратиться в милицию, но не стала. После смерти мамы мне было все равно».
Просит бармена сделать погромче музыку. Пританцовывает на месте. У нее красивые кисти рук. Тонкие, белые. «Знаешь, я ни о чем не жалею. Не жалею, что бросила учебу и уехала в Анталью подрабатывать официанткой. Не жалею, что приняла предложение поработать стриптизершей в Стамбуле. Не жалею, что бросила танцевать и пошла в проститутки. Какой смысл жалеть? Это мой выбор. У меня нет ангела-хранителя. У меня нет Бога. Они отказались от меня из-за моего… маленького размера груди».
Свете 22 года. Она тоже нелегалка, в Стамбуле уже пятый год. Полиции не боится—все схвачено. «Я работаю с сутенером. Он—русский, зовут Гриша. Больше десяти лет живет в Стамбуле, женился на турчанке, стал гражданином Турции. Зарабатывает тем, что переправляет наших девочек в Турцию».
Света из Омска. По родному городу не скучает. «Там рухнули мои надежды,—закуривает она крепкий «Мальборо».—Будешь смеяться, но когда-то я мечтала стать актрисой—такой же популярной, как Любовь Полищук. Она ведь тоже из Омска, мы даже учились в одной школе, № 97. Только вот вместо популярной актрисы я стала популярной шлюхой. Да-да, не смейся, в европейской части Стамбула я—одна из самых известных. Меня даже зовут Стар Света».
Стамбульские проститутки говорят: «лишить крыльев «бабочку» могут только серьезность и СПИД». Света неплохо зарабатывает. В месяц, если обслужить трех клиентов за ночь, получается около 1500 долларов. Экономит. Тратит исключительно на еду и на одежду. Копит деньги на мечту. «Не подумай, что я перечеркнула себя. От презервативов ведь не отказывалась… Это мы так шутим. Мол, если проститутка начала работать без презервативов, значит, она решила завязать с жизнью. У меня не все так плохо». Интересуюсь ее мечтой. Она улыбается, смущенно отворачивается. «Ты не поверишь, будешь ржать». Даю обещание сдержать эмоции. «Я мечтаю построить собачий приют. В Стамбуле их так мало, а бездомных собак много. Я давно перестала верить людям. Я верю только собакам. Если в ком-то и осталась искренность, то лишь в них».
… На часах 9 утра. Уборщицы завершили уборку, бармен вытирает бокалы, музыка стихла. Заведение закрывается. Напоследок спрашиваю: «Скажи, Света, а на что ты надеешься?» Она встает со стула, поправляет юбку. Берет меня под руку. «На кого или на что может надеяться проститутка?! На себя. И больше не на кого». Открываю перед ней дверь. Яркое утреннее солнце ослепляет мои глаза.