В переводе с языка сардов, коренных жителей итальянского острова Сардиния, казу марцу означает «гнилой сыр». Он производится в жаркие месяцы на основе овечьего сыра пекорино, который протыкают палочками, смоченными в прогорклом оливковом масле, привлекающем сырных мух. Мухи откладывают в дырочки яички, и вскоре на свет появляются личинки, вырастающие почти до сантиметра длиной. Прогрызая сыр, они здорово ускоряют процесс ферментации. Жиры разрушаются, и из казу марцу начинают течь «слезы». Сыр приобретает острый, ни с чем не сравнимый вкус. Есть его надо вместе с червячками и жижицей, но аккуратно, защищая глаза, потому что встревоженные личинки могут совершать прыжки на расстояние до 15 сантиметров.
Но это присказка, а теперь не сказка даже — маленькая быль.
Я обожаю Сардинию. Люблю ее за доброжелательность внешне суровых жителей, за море и преисполненные магии древние горы. Люблю горький мед земляничного дерева, славящегося негниющей древесиной, и пробковые дубы, которые надо регулярно стричь, как овец. Люблю даже за иронично-снисходительное отношение сардов к русским олигархам, ежегодно гнездящимся на Коста-Смеральде — забавной резервации на северо-востоке острова.
В общем, всякий раз, приезжая на Сардинию, я радуюсь жизни. Но отправиться на поиски почти эпического казу марцу, официально запрещенного в ЕС, решился только сейчас. Я обратился с челобитной к осевшему на острове фламандцу — владельцу близлежащего ресторана «Ван Гог». Он флегматично выслушал мою просьбу и исчез, но минут через десять официант принес записку со словами: «Рынок «Сан-Бенедетто» в Кальяри».
Путь до «Сан-Бенедетто» не был прямым. Заблудившись в хитросплетениях улиц, я притормозил у одной из автобусных остановок и взял в машину низкорослого мускулистого паренька по имени Валентино, ручавшегося, что будет идеальным лоцманом. «Казу марцу ищете? — переспросил он, плюхнувшись на сиденье. — Редкостная дрянь!» Выяснилось, что Валентино ненавидит сыр вообще, а в настоящее время служит на военной базе в Пизе, где русских «очень много, но пока ничего страшного».
С трудом припарковавшись у вожделенного рынка, я начал хождение по сырным угодьям, как пароль, заискивающе повторяя: «Казу марцу?» Лишь седьмая попытка принесла удачу. Высокий седовласый продавец Ронилдо усмехнулся и глазами пригласил за прилавок. Сакральный сыр, из которого выглядывали взволнованные личинки, наконец предстал передо мной. «Сколько отрезать? — спросил Ронилдо, протянув кусочек запретного лакомства на пробу, и, не дожидаясь ответа, дал указание жене Анжеле: — Завесь все!»
Казу марцу оказался умопомрачительно вкусным, и для выражения восторга я поднял вверх два больших пальца. Господи, знал бы, что на языке жестов сардов это означает оскорбительное «А сесть на них (то есть вытянутые большие пальцы) не хочешь?», никогда бы так не поступил. Но Ронилдо пребывал в хорошем расположении духа и не обиделся. «Знаешь, — сказал он, — немцу какому-нибудь я бы никогда казу марцу не продал. Рискованно все же. Но я почувствовал, что ты — необычный иностранец. Русский, говоришь… Может, колбасы тоже купишь?»