ЧИЛИЙСКИЙ КАЗАК
На первый взгляд в этой новости было нечто комичное: «Владелец угольной компании в Чили вызволяет из тюрьмы потомка Красновых? Уж не спецоперацию ли запланировали наши казаки?» Но имя Пиночета подсказывало: смешного будет мало.
Картинка сложилась такая.
Мигель Краснов при Пиночете сделал блистательную карьеру военного. Впрочем, тогда большинство блистательных карьер в Чили были именно военные. Переворот, свергнувший президента Альенде, застал Мигеля в звании лейтенанта. В 1974 году, пройдя курс в американской военной школе в Панаме, лейтенант Краснов был прикомандирован к Управлению национальной разведки — органу безопасности, созданному хунтой для борьбы с марксистами. Служил Мигель Краснов не за страх, а за совесть, был награжден множеством чилийских орденов и медалей, среди которых самая высокая награда вооруженных сил Чили — медаль «За мужество». В 2000 году, когда к власти в Чили вернулись левые, Мигель Краснов вышел в отставку в звании бригадного генерала на тихую должность директора военной гостиницы. Но уйти с авансцены чилийской жизни не удалось ни Краснову, ни самому Пиночету.
Сегодня против генерала Краснова возбуждено сразу несколько дел. Его обвиняют в причастности к пыткам в тюрьме «Вилья Гримальди», к исчезновению чилийских и иностранных граждан. Суд Сантьяго возложил на Мигеля Краснова ответственность за пытки и убийства на стадионе в сентябре 1973 года, за преступления против человечности, совершенные им во время службы в разведке ДИНА, а также за организацию убийства в 1982 году профсоюзного лидера Тукапеля Хименеса. Его уже приговорили к 10 годам заключения, и следующий суд состоится в начале 2007 года в Париже, где чилийского генерала Краснова будут судить по обвинению в пытках, которым был подвергнут член левацкой группировки МИР, гражданин Франции Альфонс Шанфро.
Вокруг процесса над Мигелем Красновым в Чили развернулась острая общественная дискуссия. Те, кто в той или иной степени симпатизирует Пиночету в его миссии борца с коммунизмом, утверждают, что процесс над Красновым носит сугубо политический характер, и считают, что в отношении Мигеля Краснова следует применить закон о погашении уголовной ответственности за давностью лет. Но много и таких, кто настаивает: преступления против человечности, убийства и пытки должны быть осуждены, во имя какого бы дела ни совершались эти жертвоприношения.
Впрочем, существенное влияние на отношение чилийцев к делам бывших соратников Пиночета оказывают и факты, всплывающие в ходе расследований: выясняется, что борцы неплохо наварили на своей борьбе.
Себастьян Кампанья, корреспондент газеты «Меркурио»: «Сейчас почти нет людей, по крайней мере их очень мало, которые поддерживают команду Пиночета и защищают этих людей, и все это в большой степени оттого, что выходит на поверхность информация об их денежных сбережениях и накоплениях. Эти факты уже никому не позволяют думать, что люди бескорыстно служили идее».
СВОЙ ВСЕГДА ПРАВ
Как бы ни разрешилась юридическая коллизия вокруг Мигеля Краснова, я очень уважаю страну Чили. Этот трудный спор о своем прошлом, в которое втянуты все слои общества, именно то, чего все эти постсоветские, свободные и непутевые годы так не хватает моей стране. Именно в таких спорах прошлое превращается в историю. Экономического чуда, сотворенного под пятой Пиночета, чилийцам оказалось недостаточно. «Нет, — говорят они. — Никаким ростом ВВП не хотим мы оправдывать пытки и убийства наших сограждан, наших близких. С нами так нельзя».
А с нами — можно? Вот что больней всего терзало меня, пока я разбирался в этой истории: а россияне готовы судить свое прошлое с этих позиций? Поименно каждого исторического деятеля — не с позиций кровавой исторической логики, все равно выстраиваемой по подсказкам той или иной идеологии, а исходя из азбучных евангельских ценностей — таких как неприкосновенность человеческой жизни, например…
Владимир Воронин сопровождал решение прийти на помощь Мигелю Краснову лаконичным и красивым комментарием: «Казаки своих не бросают, где бы те ни находились».
«Так. Он для них свой, — подумал я. — Стоит их послушать, возможно, тогда и мне станет понятней, кто для меня свой?»
На том конце провода мне ответил молодой и не по-военному мягкий голос: «Хорунжий такой-то, дежурный по ставке». Начальства на месте не было, и он не знал, когда будет. Но мне был интересен именно он.
— Скажите, а вы сами-то слышали про эту миссию по спасению Мигеля Краснова? — спросил я.
— Слышал, конечно.
— Ну, проходили какие-то сходы, казаки обсуждали, как следует поступить в этой ситуации?
— Ну… нет. А в принципе, что здесь обсуждать? — удивился хорунжий.
— Как что? - я стал подыскивать слова. — Пиночет…
— А, вы об этом, — перебил он меня. — Так это не имеет к делу никакого отношения. Мигель Краснов был военный человек, он исполнял приказы.
— Этим можно все оправдать? Его же обвиняют в пытках и убийствах.
— К тому же он казак. А казаки…
На том наша беседа и закончилась.
Что ж, кастовые законы военизированных формирований всегда срабатывают четко. Достаточно быть хотя бы чем-то, хотя бы кому-то своим — и за тебя заступятся, тебе простят все.
Не важно, признает ли чилийский суд виновным Мигеля Краснова — для казаков он невиновен, потому что он свой. Не важно, могла ли избежать группа Ульмана расстрела пятерых чеченцев — они наши военные, а стало быть, невиновны. Не важно, наконец, убили эти бритоголовые питерские подростки вьетнамского студента или нет — это наши сукины дети, и мы их оправдаем.
Но ведь это законы войны. Мы с вами живем по законам войны, когда свой прав априори.
Не страшно ли в один прекрасный день проснуться в казарме, и кто-нибудь при погонах — ефрейтор или хорунжий — четко и хлестко объяснит нам, кто в этой жизни прав и кого нам теперь слушать.
Как это было в Чили в «Вилья Гримальди» при Мигеле Краснове.
Как это было в России, когда нами правили люди в других погонах — враги его отца и деда.
Когда живешь по законам войны, выбор довольно скуден: либо белые, либо красные.
ДЕЛО КРАСНОВЫХ
Мигеля Краснова невозможно рассматривать отдельно от судьбы его семьи. Он и есть заложник судьбы своей семьи. Печать борьбы с большевизмом — как родимое пятно, передаваемое у Красновых от отца к сыну.
Развивающиеся в далеком Сантьяго события удивительным образом приводят нас на российскую землю, к далеким временам бело-красного противостояния.
Он родился в феврале 1946-го в Казачьем Стане — лагере для военнопленных казаков, воевавших на стороне гитлеровской армии, всего через несколько дней после того, как его отца, Семена Краснова, союзники выдали НКВД. Семен Краснов закончил свою войну с красными, начатую им в 1917-м с 1-го Кубанского («Ледяного») похода, в звании генерал-майора. К концу войны — Великой Отечественной для меня (почему-то не смог написать «для нас»), и Освободительной для него - успел возглавить штаб Главного управления казачьих войск, координировавшего создание казачьих частей в составе германской армии.
Солдаты казачьих частей под руководством Красновых, присягая, произносили тогда такие слова: «Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Евангелием в том, что буду Вождю Новой Европы и Германского Народа Адольфу Гитлеру верно служить и буду бороться с большевизмом, не щадя своей жизни, до последней капли крови».
Вскоре после выдачи Красновы были казнены по приговору Верховного суда СССР.
Согласно семейной легенде, с территории Казачьего Стана Дина Марченко с новорожденным Михаилом на руках бежала, воспользовавшись человеколюбием охраны. Два года спустя она покинула Европу по поддельным документам и добралась до Латинской Америки.
Словом, Мигелю на роду было написано ненавидеть коммунистов — и воевать с ними «до последней капли крови». Он и сам говорит о себе как об идейном борце и продолжателе дела своей фамилии. «Удивительно все то, что со мной, Красновым в третьем поколении, случилось! — заявил он в одном из интервью российской прессе. — Ведь мне выпало противостоять врагу, причиняющему боль громадному большинству человечества, тому же врагу, с которым довелось сражаться моим родителям».
Нет, это не слова того, кто лишь выполнял приказы.
Дело Мигеля Краснова породило в отечественной прессе массу любопытных комментариев. В околоказачьих кругах снова заговорили о реабилитации: Красновы, от Петра до Мигеля, боролись с большевизмом, страшнейшей из болезней XX века, а значит, все, что они делали, правильно, а гражданами СССР они никогда не были и, следовательно, Родине не изменяли.
Но так ли все однозначно? У меня к Красновым масса вопросов.
Нет, пожалуй, не к ним даже — к моим согражданам.
Как далеко можно зайти в своей священной борьбе? Против большевизма, против царизма, против терроризма, против атеизма, наконец, в любой борьбе, особенно священной? Где грань, перед которой нужно остановиться, предпочитая предать свое дело, чтобы не предавать нечто высшее?
Для Петра и Семена Красновых Гражданская продолжилась и во Вторую мировую. Но можно ли борьбой против большевиков оправдать сотрудничество с германским нацизмом и войну против своего народа? Еще раз, более отвлеченно: можно ли воевать со своим народом в составе иностранной армии во имя великой идеи?
Виноват или нет Мигель Краснов — это вопрос не только для чилийского правосудия. Виноваты или нет Красновы, в своей борьбе против большевизма перешагивающие через любые запреты, — это вопрос, все еще весьма актуальный для России.
После почти восьмидесятилетнего оправдания диктатуры пролетариата страну сильно качнуло в обратную сторону - к утверждению правоты белых во всем, в готовности амнистировать любую борьбу «против красных». Вот и Пиночета в России чтят, кажется, все. Левые — за способность навести порядок сильной рукой, правые — за грамотные экономические реформы. О цене, уплаченной человечинкой, в России по-прежнему говорить не принято. Второстепенный вопрос.
Пока мы — мы все, страна — не пропустим через себя перипетии этой борьбы, для одной из русских семей длящейся с 1917 по 2006 год, пока не выработаем общей позиции — какой бы дорогой ценой она ни далась, до тех пор вместо истории будем иметь лишь политическое прошлое, то и дело грозящее повториться в настоящем.
Если завтра нас разделит непреодолимой трещиной новое идеологическое противостояние — как когда-то белых и красных в России, как левых и правых в Чили, — что остановит нас от нового кровопролития?
Похоже, как и семья Красновых, Россия сегодня — заложница своей судьбы. Изживая свое коммунистическое прошлое, мы, чтобы упростить себе задачу, просто положили считать белых «своими», как когда-то «своими» считали красных. Но это опасное упрощение.
В подготовке материала принимала участие Елена Родина
Фото: Сергей Венявский; Roberto Candia/AP