Любому советскому человеку можно сказать: «Как? Ты еще пьешь? А я думал, ты после той истории бросил...»
И он покраснеет...
— Вера! А ты слышала вчера ночью женский голос? Знаешь, что она кричала?.. «Никогда-а-а!»
В полной тишине. Ужас...
«Никогда-а-а!»
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Михал Михалыч, вы меня слышите?
— Да.
— Это я, Марина. Я сегодня работала с японцами. Не думала, что так тяжело. Одному полдня объясняла, что не подают у нас завтрак в постель.
Целый час скрывалась от него в туалете. Их руководитель группы пришел, посмеялся над первым и снова ничего не понимает.
А я говорю: «Не подают у нас завтрак в постель».
Он говорит: «Завтрак есть?»
Я говорю: «Есть».
«Пусть подадут».
Я говорю: «Не подают у нас завтрак в постель». И он не понимает.
Консул приехал. Уже по-русски говорит.
Извинился за всех. Успокоил всех и спрашивает: «Завтрак есть?»
Я говорю: «Есть».
«Пусть подадут ему в постель».
Я говорю: «Не подают у нас завтрак в постель».
«Но он заплатит».
Я говорю: «Конечно, заплатит, а ему не подадут, потому что не подают у нас завтрак в постель».
«А почему?» — спрашивает он.
Я говорю: «Потому что не подают у нас завтрак в постель».
«А почему?»
Я говорю: «Ну не подают у нас завтрак в постель». По-русски, по-английски, по-немецки.
Все стоят, не понимают. А говорят — японцы умные. Глупая нация. Сил нет... И еще надо выглядеть, и еще без выходных.
— Увольняйся, Марина.
РАСКЛАДУШКА: Марина, вы бы не могли мне перевести этикетку от лекарства?
— Читайте вслух.
— Аллэ медикаменте синд вон киндерн фернзихалтен а тенир хорс дэ портсе дес сифанс кееп оут оф the реаr of children но geiar este медикаменто ал алкансе де лос минос куалдер медикаменто cieve estar tora do alcance clar crianges.
— Вы мне на четырех языках прочли одно и то же. Это нельзя давать детям.
— А я думал, что это все английский. Так против чего это?
— Примите... Где станет легче — против того и будете пить.
— Хорошенькое дело.
— Девушка права. Я бы с вашим произношением обезвредил весь организм. Пейте все, что у вас есть, и результаты пишите на бутылках.
— А если я от чего-нибудь сдохну?
— Так я надпишу...
***
В чем сходство спорта с искусством? Там, на арене, наша мечта. Я бы прыгал, дрался, забивал.
Я бы так одевался.
Я бы так жил.
Я бы так любил.
Я бы так танцевал.
За мои деньги мне показывают, каким я бы мог быть, если бы жил по-другому. Даже я сам, когда сажусь над листом, начинаю жить по-другому.
А вообще у меня нет яркого желания высказываться, есть смутная необходимость молчать.
Во всяком случае, я видел мужчину, который уже расстегнул штаны и надолго задумался перед профилем на дверце.
РАСКЛАДУШКА: Это вообще издевательство, сколько людей выскакивают, смотрят на эту голову на дверце и снова заскакивают.
Вот вам и тема. Пишите, что вы валяетесь? У мужчин сейчас женские прически, у женщин — мужские. Слушайте, это будет очень смешно. Давайте, давайте, зарабатывайте себе на колбасу.
***
— В вашей профессии, Михаил, что-то от официанта.
— Обидно, но верно.
Люди меняются, а я все подаю, подаю. Он зарабатывал своим честным словом.
Почему я не могу выступить под фонограмму? Господи! Какое удовольствие, хоть сто раз в день. Пой себе, выбегай на поле, размахивай руками.
Молодой певец пел для ветеранов, во время проигрыша спустился со сцены, пригласил толстую ветераншу потанцевать. Пока она поднималась, проигрыш кончился, он бросил ее и метнулся к микрофону, потому что там уже вступил его голос. Вот ужас. Певица, пока заряжали ее фонограмму, сказала: «Дорогие одесситы, я впервые... А-а-а...» — и страшно запела, потому что врубили без предупреждения, и она попала. Блеск.
Мне бы. Вышел. Читаешь под фанеру. Смех. Даже хохот в записи. Скандеж. Крики «браво!» в записи. А я кланяюсь и еще читаю, и еще. Хохот в записи доходит до истерики, а я еще и еще. Записать публику где-нибудь в дурдоме и крутить где-нибудь в Якутске.
ЛЮДМИЛА АЛЕКСЕЕВНА: Слушайте, где эта... Как ее, ну, которая вела «Музыкальный киоск»?
— Ведет его.
— Так киоска же нет.
— Ну и что?
— Нет. Лучше с вами не говорить.
— Ну, Людмила Алексеевна. Вела она этот... как его... Вместе с этим... Как его... Вроде этого... Как его...
***
— Боже мой, где они? Ира 23-68-83, Ада 32-12-60, Вита 47-65-94, Вера 47-68-05.
Вера. Отстань.
— Изя 65-13-46, Алла 47-39-50, Наташа, стоматология раб. 36-28-14, дом. 24-39-62.
Зам. нач. треста «Прикарпатстрой» Корыто Гр. Федотов, пр. 443—02, д. 299—30.
Лена Зайцева 24-39-16.
Мама Маргарита Константиновна от Игоря.
Лена от Хрусловой 39-25-16.
— Не торопитесь.
— И вы не торопитесь. Большие писатели врут в большом, сохраняя правду в деталях. Из-за деталей мы и ошибаемся в большом.
— Так что, эти телефоны неверны?
— Не знаю. Я писатель.
— Дайте телефончик.
— Записывать нельзя, это концертный номер.
Ира: 23-68-83, Ада: 32-12-60, Вита: 47-65-94.
***
Писатель, как рыба, живет двойной жизнью. Первая живая, вторая копченая.
Я был живым. Был точно.
А когда-то я был ростом 190 и весом 120. С тех пор все истерлось.
Я стал ниже, хуже, встречаюсь с морально устаревшими женщинами, ищу в них секс, отгоняя запах жареного лука.
— Не маньячьте.
— А что вы так беспокоитесь? Секс занимает или не занимает, заметьте, огромное место в нашей жизни.
— Если об этом все время думаешь, превращаешься в животное.
— А если никогда не думаешь, тоже превращаешься в животное.
Ведь правда, ведь верно, ведь правильно? Ведь так? Ведь да? Ведь ну?
Я «нет» не выговариваю. Вы зайдете, да? Вы уйдете, да? Вы пошли, да?
Я не слышал, чтоб вы когда-нибудь говорили с женщиной шепотом.
— А мне нечего скрывать.
— Да. Это так. Поэтому вы такой несчастный.
Включите телевизор, не сосредотачивайтесь на мне. Литература есть жажда справедливости.
Шахматы — жажда справедливости.
Политика — жажда справедливости. Я думаю, даже строительство моста — жажда справедливости.
***
— А на железнодорожной полке вы пробовали?
— А на ветке?
— Нет. На ветке нет. За хвост льва держался.
Я его оборвал в порыве страсти.
— Где это было?
— Здесь рядом, на 11-й станции.
— Откуда там взялся лев?
— Он и сейчас там. И так же без хвоста уже лет... Я был тогда молодым — лет тридцать.
Мы целовались, а чтоб она не вырвалась, я взялся за хвост льва и вырвал его.
— Настоящий лев?
— На пьедестале.
— Вы маньяк.
— Китель, нашивки, студент ОИИМФ. Учиться можно вечно. Но лучше всего для этого быть молодым. Держать ручку соседки и усваивать. Вы не усвоили. Я усвоил...
***
Сегодня я уже не тороплюсь видеть людей. Не тороплюсь совершать дела. Я все это делаю мысленно. Для писания нужны страдания. Заключенные пишут, евреи пишут, больные пишут. Что напишет счастливый? Или это будет Лебедев-Кумач.
Я сделал все. Чтоб хорошо писать. А слова уже не нужны.
Я заморожен. Еще чуть-чуть — я упаду и разобьюсь. Мой звук уходит, а мое слово беззвучным быть не может. Все мои шутки между словами. Все мое дыхание между словами. Как на бумаге раздвинуть слова? Я многоточиями исписал всю книгу и все-таки непонятно. Плоско. Нет тишины и дыхания. Не начинает работать мысль читателя. Даже на пленке пауза пропадает. Пленка мешает, и меня нет. Они не видят, что происходит во мне между словами. Я не хочу быть болтливым. Как? Ну как мне научиться писать паузы?..
— Люди пишут стихи, песни, рассказы — возьмитесь.
— Я давно хочу, чтоб под мое чтение люди танцевали...
***
ЕДА ЗА ЗАБОРОМ: — Не ешь без соуса... Возьми хлеб... Сейчас я порежу... Положи салат... Это капуста тушеная... Это редька со шкварками... Возьми холодец... Хрен в баночке... Вот стоит на солнце, может, они уже просолились... Хрустят?.. Малосольные... Кто будет арбуз?.. Слушай, он трещит под ножом... Возьми арбуз... Положи мороженое... Дать тебе коржик?.. Кушай дыню, кушай, золотко... Закусывай коржиком... Тюлечка в масле. Она так сохраняется... Не ешь сырой салат. Я тебе порежу, полью уксусом и маслом.
А хочешь сметанки? Бери хлеб... А тебе коржик, мамочка? Изя, ты хочешь выпить?.. Отнюдь?.. Отнюдь нет... Или отнюдь да?.. Там наверху в серванте... Когда я однажды был трезвым... Перестань. Возьми этот лучок. Он вымочен в уксусе и залит подсолнечным маслом... Можешь петрушку сверху покрошить... А ты ножницами... Да... Теперь... перемешай... да... теперь... вилочкой... да... теперь пей...
— Ну, за наше бабское незамысловатое... Давай, давай, мужик, я держу тюлечку с лучком...
— Ай! Если бы у меня была такая жена, я бы следы ее ног целовал.
РАСКЛАДУШКА: Они у нее все язвенники.
— Все-таки лучше большой живот, чем маленький горб.
По-моему, в трамвае одинаково.
***
— Как вы живете?
— Как живу? Приспособился. У меня есть свои правила для этой страны... Продиктовать?.. Попробуйте... Полегчает...
Не можешь двигаться вперед — наслаждайся поворотом, получай удовольствие от заднего хода и топтания на месте.
Везут в тюрьму — получай удовольствие от поездки. Привезли — изучай опыт соседа.
Прими пьяного как норму, трезвого как исключение, и станет легче.
Прими отсутствие предметов и присутствие людей раз и навсегда. «Нет» — это правило. «Да» — исключение.
Не верь рассказам очевидцев и своим глазам. Лучшего нет.
Исключи зависть и получишь ее от других. Каждый солнечный день — исключение.
Присутствие денег — исключение.
Отсутствие — норма.
Смерть — правило.
Теснота — радость.
Одиночество — счастье.
Хмурость, насупленность, грубость и безответственность — норма.
Претензии, жалобы, крики и выколачивания — путь к счастью.
Которое придет, если примешь такую жизнь.
Нет хамства и вранья — есть нормальный разговор.
Боль возникнет и будет. Избавиться от нее можно только самому. Либо терпеть. Что норма.
Тоска священна.
Подавленность — это национальное состояние.
Недовольство — телосложение.
Бедность — это черта характера.
Все, что нам вредит, мы возим с собой. Так что не срывайтесь внезапно: оно внутри. А в остальном привет всем.
— Я не хочу так жить.
— Что делать, что делать. Не там родиться — большой порок, не там жить — вообще страшная улика, но с переездом от этого не избавиться.
***
От него все ждали шуток, ему приходилось все время напрягаться. Иногда шутил. Еще напрягался — шутил остатком. Три раза уже не получалось. Мастер одного раза. Умелец растягивать и даже оставлять вторую половину на утро, пока не поймал себя на том, что жена ворует продукты.
Отмечал недовложения.
Изумительное название — НИИХУ и Ядов.
Научно-исследовательский институт химикатов, удобрений и ядов. Кто хочет, может составить из букв.
В нашем институте НИИХ... и т. д.
И не делаем ни...
Начальник входит — мы книги в стол животом задвигаем. Мы входим — начальник в стол задвигает.
***
У кого-то вечер. У кого-то гости.
— Я пью за наших жен, которые, хоть мы и ругались з ними, дорят нам такое счастье, шо только стоя, только стоя... За них.
— У меня в квартире унитаз очень хорош и работает хорошо, только льет чуть левей.
Не попадает уже два года.
Соседи снизу прибегали.
Сантехник всех проклинал.
— Унитаз расшатали, гады.
— Как расшатали? Чем?
— С размаху садились, гады.
— А как надо?
— Осторожно, любовно. Потренироваться на стуле...
***
— Сейчас есть такой телевизор «Сони», так там человек убегает с экрана за телевизор, допустим, направо, и там, справа, шум, гам, он там что-то хохмит, или ныряет, или в морду дает и возвращается на экран побитым. Слушай, так интересно. Потом влево убегает, там выпивает или переспит с бабой, перебегает через экран вправо под душ и на экране вытирается. Слушай, так здорово. Говорят, «Электрон» можно переделать.
— Долго будешь в Одессе?
— До Нового года.
— А после Нового года?
— Тоже здесь.
— Долго?
— Месяца два.
— А потом?
— Здесь, здесь буду.
— Чего это ты так?..
— Так я же здесь живу...
— Ну и что?