В середине июня выйдет книга Егора Гайдара «Гибель империи. Уроки для современной России». На прошлой неделе автор выступил перед региональными журналистами на фестивале «Время действовать».
— Моя книга посвящена в первую очередь анализу краха советской экономики, — начал Гайдар. — Почему я взялся за эту работу именно сейчас? Убежден: в России в последние годы сложилось своеобразное понимание того, что с нами произошло на рубеже 1980-1990-х годов. Мне кажется, это опасно для развития страны и устойчивости демократии. Должен признаться: до начала работы над книгой считал себя информированным человеком. В конце 1980-х годов я был одним из ведущих экономических аналитиков, публиковал статьи, писал записки Горбачеву и Рыжкову. Но когда начинаешь разбираться с документами, понимаешь, что развитие событий отличалось от видения мира, которое было у меня в те годы. Главное, чего я и подавляющее большинство моих коллег, в том числе на Западе, недооценивали, — это роль нефти, нефтепродуктов и газа в советской экономике… Нефть — необычный товар. Она играет огромную роль в мировой экономике. Этот рынок непредсказуем. На протяжении более 100 лет колебания цен были очень сильными: от менее чем 10 до более чем 80 долларов за баррель. В том, что у нас сырьевая экономика, позора нет. Много развитых стран зависят от сырьевых рынков: Австралия, Канада, Норвегия... Сегодня широко обсуждается тема, как потратить деньги Стабилизационного фонда. Норвегия — страна с самым высоким в мире индексом человеческого развития. Ее Стабилизационный фонд в долях ВВП в 12 раз больше российского. Потому что норвежцы не хотят столкнуться с проблемами сохранения комфортной, хорошо организованной жизни.
Какие изменения в российской экономике сегодня в сравнении с концом 1980-х вы бы обозначили? При падении цен на нефть есть ли пути выхода?
Изменилось многое. Экономика России сегодня способна адаптироваться к новому витку падения нефтяных цен. Намного лучше, чем Советский Союз. Правда, осталась проблема: доля нефти, нефтепродуктов и газа в России в общем объеме нашего экспорта, к сожалению, такая же, какой она была в Советском Союзе — примерно 65 — 70 процентов. Сейчас динамично растет машиностроительный экспорт. Доля машиностроения в объеме экспорта по сравнению с СССР выросла в 4 раза (это, конечно, связано и с тем, что Советский Союз не мог поставлять вооружение за конвертируемую валюту). Но наш машиностроительный экспорт все же не дает сделать экономику независимой от конъюнктуры сырьевых рынков. Российская экономика — рыночная, в ней есть автоматический механизм адаптации к изменениям нефтяных цен. Кроме того, Советский Союз никогда не создавал значительных валютных резервов. В момент пика нефтяных цен они были раз в 12 меньше, чем сегодня. Тогда считали, что высокие цены навсегда. В наших условиях у России есть возможность выиграть время и приспособиться к иной конъюнктуре нефтяного рынка.
Почему вы в начале 90-х согласились возглавить правительство?
Если бы валютные резервы тогда были такими, как сегодня, то есть 235 миллиардов долларов, а не ноль, то никто бы мне не предложил возглавить правительство. Нашлось бы немало людей, уверенных, что они хорошо знают, как эти деньги потратить. Возможно, среди них были бы и выходцы из силовых структур. А тогда нужно было кому-то разбираться с последствиями уже произошедшего.
Как вы оцениваете инициативы нынешнего российского правительства?
У меня есть гипотеза, которую я, к сожалению, доказать не могу. Но, исходя из большого жизненного опыта и знаний того, что происходит в нефтедобывающих странах, убежден: существует связь между уровнем нефтяных цен и уровнем IQ руководства страны. Вспомните картину брежневского политбюро на трибуне Мавзолея в период максимальных за всю историю рынка цен на нефть, и, возможно, вы со мной согласитесь.
Есть ли опасность дефолта, подобного тому, что случился в 98-м?
Мы регулярно по просьбе экономических правительственных ведомств делаем прогнозы страновых рисков. При нынешней ситуации, что бы ни происходило в российской экономике в 2006—2008 годах, ничего подобного событиям 98-го года предсказать невозможно. Случится ли что-то в 2009-м и 2010-м, зависит от того, как мы будем проводить экономическую политику в следующие два года. Запас прочности — на три года.
Ваш прогноз развития российской экономики?
В целом она последние восемь лет растет динамично. Во время первого президентского срока Владимира Путина были проведены важные структурные реформы, начиная от налоговой и кончая изменениями в земельном законодательстве. Это создало позитивный фон для экономического развития. Инвестиции растут. Финансовая политика остается ответственной. Правда, за эту политику приходится бороться практически каждый день, но пока непоправимых потерь мы не понесли. Структурные реформы остановились в 2003-м. И сейчас после некоторых неудач в Кремле такая позиция: не умеете проводить реформы, лучше их и не проводите. С этим я не могу не согласиться. Постоянно возникают страннейшие предложения, которым приходится противостоять. В начале компьютерной эры была популярная игра «Яйцеловка» (в которой надо было перехватывать падающие яйца, чтобы не проиграть. — «О»). У меня такое ощущение, что я и мои коллеги последние года полтора все время играем в эту игру. Пока, к счастью, удается ловить многое.
Не кажется ли вам, что нефтяное благоденствие в сочетании со все нарастающей имперской риторикой очень опасно?
Важно не оставлять усилий и называть белое — белым, а черное — черным. Если король не совсем одет, то желательно упоминать об этом. А то он ведь может и забыть о некоторых деталях своего туалета.
Записала Юлия Ларина