Дипломаты США любят вспоминать диалог, прозвучавший в свое время на комиссии Гор — Черномырдин. На одной из встреч наш бывший премьер, желая, очевидно, придать весомость очередному саммиту, заявил, что вместе с ним приехали руководители всех силовых ведомств — Министерства обороны, МВД, ФСБ и пр. На что Альберт Гор тут же ответил, что и он тоже привез своих «силовиков» — министров сельского хозяйства, здравоохранения и социальных служб, образования.

Наиболее наглядно средний американец сталкивается со своим государством в тот момент, когда... пытается его обмануть. Судебная система и ее логическое продолжение — система правоохранительная, так же как и система юридической защиты — это то, чем по праву могут гордиться США как государство. Однако не следует думать, что американское государство присутствует только в этих областях жизни своих граждан. Государственные школы и государственная страховая медицина, так же как и социальные пособия, государственные программы для иммигрантов и бедных — это и есть настоящая жизнь для «другой» половины американцев. И нельзя сказать, чтобы они уровнем этой социальной защиты и государственных учреждений были очень уж довольны. Лоббирование или же, наоборот, преследование американским государством отдельных бизнес-структур, целых отраслей или компаний — тема отдельная. Но тема эта, безусловно, есть.

В Швеции, где уровень жизни считается одним из самых высоких в мире, наряду с сильной рыночной экономикой (90% предприятий частные) очень развита государственная система социальной защиты. Советник посольства Швеции в Москве Стефан Гульгрен считает, что сильное государство — это то, которое способно эффективно, честно, открыто и без предубеждений защищать права своих граждан и точно таким же образом помогать тем из них, кто нуждается в социальной защите и поддержке. А для этого государство всеми доступными ему средствами расправляется с теми, кто не платит налоги.

Пресс-атташе германского посольства в Москве Корд Майер-Клодт говорит, что немцы на вопрос: «Что такое сильное государство?» — разумеется, реагируют неоднозначно. Но за последние десятилетия их реакция сильно изменилась. Сегодня большинство считают сильным такое государство, которое эффективно делегирует свои властные полномочия: с центрального — на региональный, с государственного — на негосударственный уровень. Такое понимание связано с федеративной структурой самой Германии, где значительную роль играют федеральные земли и муниципальные образования, которые не вступают в противоречие с государством, а лишь укрепляют его. А также отражает убежденность немцев в том, что государство может быть сильным только тогда, когда его поддерживают и участвуют в его делах инициативные, неравнодушные, политически эмансипированные и социально защищенные люди. Немцы по многовековой традиции законопослушны, любят хорошо организованные и логичные системы, поэтому все, что идет от государства — образование или медицина, система страховок или госпособий для молодых матерей и многое, многое другое, — здесь продумано, взвешено и неукоснительно выполняется. Болевая точка для немцев — это тот человеческий материал, который должен в эти логичные системы заново встроиться: будь то немцы восточные, немцы из Казахстана, переселенцы из Турции, Югославии, России. По отношению к этому «человеческому материалу» немецкое государство и сам немецкий обыватель далеко не всегда выглядят так красиво, как им бы хотелось.

Несмотря на все различия, эта система наиболее похожа на нашу. Жизнь рядового француза, будь он беден или богат, трудно себе представить без хождений по муниципальным конторам за разными бумажками (в том числе и для открытия собственного бизнеса). Власть муниципальных органов во Франции традиционно сильна. Государственное присутствие во многих областях экономики — еще одна черта, которая сближает французский образ жизни с российским или скорее с советским. Но у французов в отличие от нас есть противовес государству и частному бизнесу, то есть «сильным мира сего», — это очень сильные влиятельные профсоюзы. Не случайно Францию время от времени сотрясают такие мощные забастовки и демонстрации, как нигде в Европе. На время этих событий государство ненадолго становится для многих французов как бы врагом. Но только как бы. Так происходит и сегодня, в момент принятия пенсионной реформы. Когда проблемы более или менее решаются, государство вновь превращается в партнера или даже в мать родную.