ИДУЩИЕ ВПЕРЕД, СМОТРЯЩИЕ НАЗАД

Что произошло с обществом за последние десять лет? Ответить на этот вопрос практически невозможно: нет критерия. Благосостояние? Мораль? Государство? Двум людям, живущим на одной лестничной площадке, никогда не найти по этим поводам общего языка. Но есть привычки! Что с ними-то произошло?..

ИДУЩИЕ ВПЕРЕД, СМОТРЯЩИЕ НАЗАД

Если вы догадаетесь в метро заглянуть в глаза какому-нибудь прохожему, то поразитесь, какие у него обиженные и сердитые глаза. Ангелы бы заплакали от жалости, глядя в глаза такому человеку. Но на самом деле обладатель глаз не так уж и несчастен. У него такие глаза больше по привычке. Потому что все наши российские социологи в один голос говорят о неком новом позитивном мышлении, закравшемся в головы соотечественников. Этот добрый позитивизм пока можно уловить только в такой неуловимой вещи, как привычки.

Жизненные привычки россиян меняются. Они искажают жизненное пространство, выстраивают свои новые правила приличия и правила неприличия.

Они говорят, что ходить с набитыми полиэтиленовыми пакетами беспонтово. Потому что эти пакеты — символ отсутствия продуктов. Это в конце 80-х они олицетворяли потребительскую успешность, потому что невозможно было набить такой пакет под завязку. Точно так же сегодня наглые пионеры не уступают места женщинам и инвалидам. И это вроде бы стало не так стыдно, как раньше. И женщины стали ругаться матом, что раньше вообще было нонсенсом. Из этих мелких привычек складывается то, что патетически называют цивилизацией. Своим сегодняшним поведением мы закладываем новое будущее. Именно мы, потому что привычки стали изменяться последние десять лет.

Социологи то по телефону, то глядя в глаза как один отвечали: «Вы затронули очень интересную тему, но, к сожалению, мы не можем показать вам никаких исследований. Мы не изучали новые привычки, потому что прошло очень мало времени с их зарождения». «Журналисты фиксируют повседневное, а социологи обращены к прошлому, они фиксируют вечность», — сказал мне Александр Николаевич Малинкин, кандидат философских наук, старший научный сотрудник Института социологии РАН, носящий очки, как у Вуди Аллена.

Александр Николаевич помимо прочих умных направлений занимается российским укладом жизни. Уклад сильно пошатнулся после философско-антропологической революции в начале 90-х, как называют ученые путч.

— Практически все новые привычки, которые вы перечислили — это результат взрыва инстинктов, произошедшего в тот период. Это очень простые инстинкты — самосохранения, размножения и власти.

— То есть эти привычки не связаны с вещно-бытовой средой?

— Изменение быта — это продолжение изменения психологии человека.

Мы поговорили о потере стыдливости. Нормы приличия изменились настолько, что сегодняшний человек без всяких эмоций смотрит на женские прокладки по телевизору и ест борщ. Русского человека это не удивляет, потому что он в свое время переплыл гигантский информационный поток, хлынувший десять лет назад. Тогда наше общество получило патологическую открытость.

— Знаете, — сказал Александр Николаевич, — есть некоторая норма открытости, некая искренность, а есть уже патология, когда человек готов вывернуться перед вами наизнанку и показать все свои изнаночные швы.

— Да уж, ужас что показывали. Я при всем своем безудержном любопытстве краснела.

— Сексуальная революция затронула всех. Порнографические фильмы показывали по телевизору чуть ли не в прайм-тайм. У всех были видеомагнитофоны, на которых смотрели ту же самую порнуху. Даже бабушки смотрели! Потом перебесились, большинство такое кино выбросили, единицы оставили. Сейчас отголоски сексуальной революции доходят до Восточной Сибири. Россия — очень большая страна.

Итак, мощные инстинкты, которые долгое время выравнивались идеологическим советским катком, сдетонировали в маленьком советском человеке. И началась мама-анархия. Сыновья такой мамы стали более открытыми и менее стыдливыми. Они начали относиться к интимным потребностям, как к чему-то нормальному, а не запретному. Либеральная идея человека восторжествовала.

— Эта открытость стала всего лишь ответом на закрытость, — продолжал просвещать Малинкин, — есть такая теория, что люди всегда живут или как родители, или прямо противоположно тому, как живут родители. Очень мало действительно нового. Поэтому привычки, которые мы сегодня наблюдаем, — это все еще последствия советской эпохи. Например, сейчас женщины не желают рожать. Конечно, это связано с материальным положением, но и во многом с тем, что раньше детородная функция воспринималась как ресурс государства.

Инстинкт размножения совершенно неадекватно извращался господствующей идеологией. Женщина была ресурсом народного хозяйства. Неспроста это стимулировалось в наградной системе медалями и орденами: медалью Материнства, орденами «Материнская Слава» и «Мать-героиня» (за десять рожденных, выживших и воспитанных детей).

С подавленными инстинктами нам еще предстоит повозиться. В воздухе назойливо витает убеждение, что люди становятся злее, ожесточеннее, мелочнее, жаднее. Не будем вас обманывать — становятся. Но это объясняется вырвавшимися на волю страстями. Мы переживаем удивительное время: мы учимся уживаться со своими инстинктами. Пока они еще берут верх над разумом, но это временная победа. Это болезни роста, а поскольку рост у нас бурный и безудержный, болезни получаются такими же. Главное, что все они излечимы.

ОГРАДА ПРОТИВ ГАДА!

Наравне с инстинктом размножения нами правит мощный инстинкт самосохранения. Мы привыкли соотносить его с банальным физическим выживанием. Но в социальной среде этот инстинкт имеет продолжение в предметно-вещной среде. И чем этой среды больше, тем лучше. Каждая личность старается окружить себя как можно большим количеством вещей — машин, домов, земельных участков, потому что все это — продолжение личности. Так она разрастается, закрепляется, застолбляет жизненное пространство. В социалистическом государстве этой природной склонности человека негде было развернуться. Поэтому сейчас нам кажется, что люди с деньгами просто сошли с ума — зачем им столько всего?! Но и люди победнее тоже не отстают в реализации инстинкта самосохранения: заборы выше человеческого роста на участке в шесть соток — это тоже организация своего жизненного пространства. После декларируемого равенства, одинаковости, открытости людям хочется создать СВОЙ мир, устойчивый и безопасный. Это хорошая тенденция, потому ценить свою страну надо начинать со своего маленького жизненного пространства.

ИГНОРИРУЙ НИЩЕГО!

Этот же инстинкт продолжает владеть нами на улицах города. Заметьте, что мы не только свыклись с нищими и бомжами, но и научились их не замечать. Самое главное правило жизни рядом с нищими — не встречаться с ними взглядом. Это не жестокость, не черствость, как думают добрые граждане, а то же самое желание оградить себя от посягательств. Бомжи — неадекватные, непредсказуемые люди, которые в любую минуту могут нарушить ваше жизненное пространство. Кроме того, нищие всегда были болезнью общества как в прямом, так и в переносном смысле. Этот бич — временное явление. Его исчезновение будет связано так же не с жалостью, а с рационалистическим мышлением. На Западе с бомжами борются точно так же, как с вредными насекомыми. Немцы, например, как только завидят такового, тут же бегут ябедничать полицейскому, который как-то проглядел бродягу. Немцы не хотят морально отягощаться и становиться уязвимыми.

ХОРОШИЕ ЛЮДИ ТОЛПАМИ НЕ ХОДЯТ!

— А вы обратили внимание, — спросил Малинкин, — что люди теперь не вмешиваются в конфликты на улицах?

— Да, страшно стало вмешиваться, и, в общем-то, это личное дело дерущихся.

— Вот именно — «их личное дело». Сегодня мы даже слишком утрированно противопоставляем себя повальному коллективизму, господствовавшему во время советской власти.

Немотивированное скопление людей сегодня становится опасным. Как показывает практика, хорошие люди толпами не ходят. Это или скинхеды, или пьяные офис-менеджеры, или, не к ночи будут помянуты, футбольные болельщики. Если человек видит начинающуюся разборку, он берет в охапку свое личное пространство и бежит с ним как можно дальше.

— Как социолог, — заметил социолог Малинкин, — я должен оправдать эту привычку, так как она позитивна. Инстинкт самосохранения, вытолкнутый взрывом и победивший чувство долга, не позволяет людям бездумно бросаться на помощь. Раньше бандитизма не было в широких масштабах и вероятность того, что бьют обычного гражданина, а не бандита, была намного выше. Сейчас человек видит групповое избиение, и прежде чем бросаться на помощь, достав из кармана маску Зорро, он задумывается. Во-первых, у дерущихся может запросто оказаться пистолет. Во-вторых, неизвестно, кого бьют. В-третьих, его дома ждут жена и ребенок, и, спасая одного, он оставит несчастными еще двух. Это печально, но неизбежно.

ВСТРЕЧАЮТ ПО ОДЕЖКЕ, ПРОВОЖАЮТ ТОЖЕ ПО ОДЕЖКЕ!

За последние несколько лет мы смирились с таким обидным явлением, как фейс-контроль. Причем контроль этот осуществляют юноши, с которыми бы я в одном клубе есть не села. Но это воспринимается совершенно нормально и даже в некоторой степени радостно — как проявление цивилизованной жизни. В последнее время мы незаметно перешли в новую сферу общения, приняли новые правила социальной игры. Вспомните, как снисходительно еще пятнадцать лет назад воспринимался образ ученого-гения: весь такой в нечищеных ботинках, лохматый, с всклокоченной бородой и огромными очками. Теперь это считается неприличным. Даже мальчики, пристающие на улицах с вибромассажерами и книжными сайентологическими новинками, одеты в неизменные костюмы и желтые галстуки. Это может нравиться или нет, но против такой перемены уже бесполезно бунтовать. Потихоньку мы выплываем из социального хаоса, начинаем структурировать свою жизнь, подчиняясь новым правилам.

ОБЩЕНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ЭКОНОМНЫМ!

Еще несколько лет назад лично передо мной расстилалась волшебная перспектива — друзья детства, знакомые, однокурсники активно внедрялись в экономическое тело родины и отвоевывали себе денежные ниши. Я все надеялась, что со временем припаду к кому-нибудь из них плечом, и мы пойдем вместе в сторону экономического процветания. Тем обиднее было сегодня оказаться перед новой тенденцией: бизнес перестает строиться на дружеских связях. Если раньше на работу с большим энтузиазмом брали друзей, соседей и дальних родственников, то теперь предпочтение отдают чужим людям. Потому что чужие люди ничего не знают про бизнесмена. Более того, как бы близко и долго люди ни работали вместе, чаще всего общение так и не выходит за рамки работы. В новом обществе лишняя, а уж тем более личная информация, может обернуться против тебя. Люди ограждают себя линией безопасности. По этой причине исчезает привычка говорить по душам, ходить и принимать гостей. Самым распространенным видом общения становится совместное посещение клубов и кафе. Сложно откровенничать при гремящей музыке и кружащихся официантах.

— Такой поворот событий, — заметил Александр Николаевич, — временное явление. Это скорее скалькированный западный образец. Нашим людям все-таки свойственна открытость. Со временем люди устанут играть в крутых бизнесменов.

ГРАЖДАНЕ! РАБОТАЙТЕ В СВОБОДНОЕ ОТ РАБОТЫ ВРЕМЯ!

Вообще феномен свободного времени претерпел значительные изменения. В советское время работа оценивалась по степени предоставляемой свободы: есть возможность в рабочее время пройтись по магазинам, отлучиться, забрать ребенка из садика — хорошая работа. Люди выкраивали, культивировали свободное время. Широко распространялось, обильно плодилось такое понятие, как хобби. Занятие для души давало человеку возможность самовыразиться, выделиться. Где же вы, поэты — медики, доктора наук, мастерящие кораблики в бутылках, и инженеры, вырезающие из дерева лошадок? Новое время диктует свои ценности. Сегодня основным критерием успешности человека становятся деньги. Работает прямая пропорциональность: чем больше у человека денег, тем он значимее. Естественно, что прежние увлечения никак не могут поднять авторитет человека. Поэтому свободное время используется прежде всего для работы. Зарабатывание и трата денег стали основным сегодняшним хобби. А уж если ты преуспел в этом, то можешь с полным правом браться за кораблики и лошадок.

Перечисленные нами привычки — это реакция на прежний образ жизни. Конечно, реакция эта пока еще слишком утрированная и пока во многом болезненная. Но именно эти привычки закладывают ценности гуманистической цивилизации, к которой все-таки движется наше общество. Наступает время позитивных ценностей.

Пусть себе наступает. Нам от этого становится приятно и весело. Несколько лет назад мы все как один пытались выловить из мутной российской действительности «средний класс». Его идентифицировали по уровню зарплаты, по благосостоянию, по профессии. Все это, конечно, важно. Но на сегодняшней день на Западе главным в этом заманчивом среднеклассовом течении остается именно позитивное мышление. «Средний класс» яростно исповедует ценности: стабильность, открытость, рациональный взгляд на мир, опору на самого себя, на собственные силы, умение и разум, лояльность по отношению к власти, ориентацию на семью, прежде всего на детей. Ясно, что с таким набором человек не может стать революционером-ниспровергателем. Ясно, что еще несколько лет назад мы не могли себе позволить такого мышления, потому что все было слишком страшно и изменчиво.

После Второй мировой войны «средний класс» заявил о себе как о реальной силе. Он создал собственные идеологию, культуру, ценности. На это ушло всего лишь пятьдесят лет.

Елена КУДРЯВЦЕВА