КАРАУЛ! НОВАЯ РУССКАЯ ЭПИДЕМИЯ!!!

Что происходит? Кто виноват? Что делать?

КАРАУЛ! НОВАЯ РУССКАЯ ЭПИДЕМИЯ!!!

Школы заражены всеобщей безграмотностью. Это не лень, товарищи. Это болезнь. Ее надо срочно лечить.

Первое сентября, как и день рождения, — только раз в году. Поэтому сегодня вместо привычных политиков и экономистов на традиционные наши три наивных вопроса пытается ответить психолог, педагог и логопед Наталья СВОБОДИНА.

— Наталья Генриховна, правильно я понимаю, что логопедия — постановка у детей правильной дикции?

— Абсолютно ошибочное мнение.

— Да ну? Значит, я всю жизнь пребываю в заблуждении?.. Между прочим, не я один так думаю.

— Тем хуже. К сожалению, родители, когда говоришь им: «Надо срочно обратиться к логопеду», отвечают: «А у нашего ребенка с речью все нормально!» Логопед занимается развитием речи. А развитие речи — вы простите, что приходится все до конца разжевывать, — это развитие личности... Я в дефектологии с семидесятого года. Начинала в старейшей московской школе для детей с тяжелыми нарушениями речи в Армянском переулке. Попала туда случайно: провалилась на экзаменах в педагогический институт, решила год поработать пионервожатой. Но придя на занятия логопедов, просто с головой туда окунулась — и вот, видите, занимаюсь логопедией уже тридцать лет...

— Ну и как, можете вы сравнивать то, что слышали тридцать лет назад, с тем, как звучит сегодня наш великий, могучий и свободный?

— Тихий ужас.

Тихий — потому, что об этом никто не говорит, хотя надо кричать.

Вы знаете, с годами на косноязычную речь у меня выработался рефлекс — дергаюсь постоянно. Причем не только в транспорте, когда слышу разговор мамы с дочкой или сыном, но и когда включаю дома телевизор.

— А там репортаж из Думы, выступает народный избранник Шандыбин. Или сокол Жириновский...

— Совсем не обязательно. Это может быть и ведущий, которому, как я подозреваю, платят за произнесение написанных кем-то другим слов. Я знаю, как отбирали раньше дикторов на радио и телевидение, какое внимание обращали на дикцию, сразу говорили «До свидания» человеку с неканоническим «Р» или «Л»... Мы постоянно спорим о качестве жизни, почему же никто не слышит — к а к мы обо всем этом говорим?

— Не только на телевидении, в детском саду и в школе раньше на дикцию с первых дней обращали главное внимание. Обращали его и на каллиграфию — помните ручку-вставочку и чернильницу-непроливашку? Чем объяснить пренебрежение к прописям?

— Пренебрежения нет. Есть колоссальные перемены в дошкольном и школьном обучении. На рубеже 80-х и 90-х годов, когда все сразу обломилось, меня здесь не было, я работала за границей. Вернулась в другую школу, где царили совершенно иные требования, лучше сказать, отсутствие каких-либо требований. Я не консерватор — наоборот, всегда выпадала из общего ряда. Но когда педагогам начальство говорит: «С первого сентября можете делать все, что хотите!», мало кто способен ответить на вопрос: «А что же я все-таки хочу дать моим ученикам?»

И к чему это привело? К тому, что в параллельных первых классах занимаются по разным программам: одни прописи, другие прописи, третьи, у четвертой учительницы — вообще без прописей. А потом, весной, в апреле, проходит родительское собрание (привожу вам не абстрактный пример, а реальный случай), и учительница заявляет родителям: «Вышла накладочка. Я не те прописи взяла. У всех детей такой плохой почерк, что я решила вернуться к тетрадям в косую линейку». Вы понимаете, что это значит? Это чудовищный стресс для детей: они отброшены на год назад, они признаны их любимой учительницей банкротами. Причем всё официально, законно, виновных нет...

Или возьмите дошкольное образование — здесь, а не в начальных классах школы, закладывается фундамент. Как Лев Толстой говорил, до пяти лет — вся жизнь, после пяти — один шаг. Что произошло в этой самой «всей жизни»? Чьими-то стараниями появилась программа «Истоки» — она широко рекламировалась и сейчас уже официально внедряется. В этой программе есть по крайней мере один пункт, за который авторов надо лишать всех дипломов и званий: обучать детей письму до школы. Сколько в нашей педагогической литературе ни пишут о том, что ведущей, главной в этом возрасте должна быть игровая деятельность, но коль скоро «Истоки» начальством одобрены, дошкольников сажают за парту. Надо, конечно, детей учить сидеть, вырабатывая правильную осанку, — но не сажать! А в данном случае слово «сажать» приобретает уголовный оттенок. Это карательная педагогика — если иметь в виду последствия. Врачами доказано, что после пятнадцати минут вот такого напряженного сидения у пятилетнего ребенка появляются все признаки стенокардии. Занимайся с ним как угодно: сидя, лежа — только не сажай! Нет, сажают. И в школу приходят калеки...

Другая проблема: «непрерывное письмо» в начальных классах. С чьей-то легкой руки считается, что хороший почерк можно выработать, если не отрывать перо от бумаги. Не все дети, даже в силу физических способностей, могут это осилить. Но раз говорят «нужно» — значит, заставим всех. А почерк — проявление характера человека, недаром графологи могут все про вас рассказать по вашему почерку. Почерк может улучшиться, ухудшиться, но сформироваться он может лишь благодаря самому человеку, а не вмешательству извне. Когда мои дети (у меня сын и дочь, близнецы) пошли в школу, много было у меня с учительницей споров на эту тему. «Нет, — говорит, — я буду их учить, как нужно писать». Я отступилась. И все равно в третьем или четвертом классе пробился сквозь навязанный им учительницей почерк тот врожденный, естественный, который каждому из них на роду был написан. И до сих пор сын пишет крупно и прямо, дочка — мелко и с наклоном. Их никто этому не учил. Это было предначертано природой, судьбой или Богом, я уж не знаю...

— Наталья Генриховна, по-вашему, с приходом в школу демократии там начался самый настоящий тоталитаризм?

— Нет. Просто есть люди, склонные к творчеству, и есть исполнители. Когда от всех, в том же самом советском обязательном порядке, требуют быть творческими личностями, начинается анархия. Сменили вывеску, была школа — стала гимназия. Но Марьиванна осталась та же самая, только постарела на десять лет. Я не хочу сказать, что в нашей школе в последние десять лет все стало плохо. Нет. Но сначала надо научить людей пользоваться свободой, а потом уж ее давать.

Школьные эксперименты приходится расхлебывать нам, дефектологам. Экспериментаторы общаются со здоровыми детьми, а мы — с больными дисграфией и дислексией. То есть с нарушениями письма и чтения. Могу сказать с полной ответственностью: больных дисграфией в наших школах стало на порядок больше после того, как стали учить в обязательном порядке «непрерывному письму», а детей с дислексией — когда ввели проверку на технику чтения. Психологи были категорически против этой проверки, но никто их не услышал. Милиционеру не нужен прибор, чтобы определить, превышает водитель скорость или нет. Почему же учитель ставит часы и по ним засекает, сколько слов ребенок успеет прочитать за минуту? Подумайте, что такое для ребенка, да еще плохо читающего, вот эти часы? Орудие пытки! Был случай, когда родители подали в суд на учительницу, подвергшую такой проверке ребенка, с трудом вылеченного от заикания. Когда он пошел в школу, мама просила учительницу не применять проверку с часами по отношению к нему или делать это в закамуфлированной форме. То ли учительница внимания на рекомендации дефектологов не обратила, то ли забыла о них — но у ребенка был рецидив, и очень сильный, справиться с которым уже мы не смогли. В результате суд удовлетворил иск родителей. Учительница за свою ошибку долго расплачивалась. Но кто скажет, сколько подобных ошибок осталось и продолжает оставаться безнаказанными? Никто не скажет. Но что можно точно сказать — всего десять процентов детей безболезненно проходят эту проверку, для всех остальных она оборачивается стрессом.

— Гнилое поколение, значит, растет?

— Зря вы иронизируете. Недавно я помогала дефектологам из нескольких детских поликлиник Москвы проводить сравнительный анализ общего состояния здоровья первоклассников за три последних года. Интересные цифры получились. Начнем с того, что рождаемость резко падала в 1992-м и 1994 годах — то есть после развала СССР и победы на выборах в Думу коммунистов и жириновцев. Разве это не самый сильный аргумент в дискуссии о будущем нашей страны? Практически все первоклашки сегодня потенциальные пациенты невропатологов, а детей с патoлогией речи год от года становится все больше и больше. Хотите, покажу вам тетрадь с диктантами одного из моих пациентов?

— Хочу. Да... зрелище не для слабонервных. Сколько ему, лет восемь?

— Нет, мальчик перешел в пятый класс. Вот это буква «Е».

— Ни за что бы не догадался!

— А это слово можете прочесть?

— Не могу.

— Так он пишет слово «ЕЩЕ».

— А я думал, это «СЕНО»... Может, ему надо прочистить уши?

— Физический слух у него хороший. Но фонематический — никакой. То есть он буквально пишет, как слышит. А слышит не так, как мы. Такие дети могут написать «РАДИН» вместо «РОДИНА», «ШКОВ» вместо «ШКАФ».

— Разве раньше корову не писали через три «А»?

— Крайне редко. До 90-х годов такие дети встречались только в начальной школе. С ними занимались школьные логопеды и как-то справлялись с этим. Часть из них переходила в специальные «речевые» школы. Во всяком случае к старшим классам все выздоравливали. А у меня в прошлое воскресенье был на консультации мальчик тринадцати лет — он читал, знаете как? Я вам сейчас попробую продемонстрировать: «Э-э-э... Кэурэсэы дэошэкэольнэыи гэимэнэазэии...» Его до меня проверяли, сказали: «Плохо читает». И он так хотел мне показать, что читает хорошо! Громко, четко произнося каждую букву! Прочитал рассказ про собаку Жучку, посмотрел на меня и спросил: «Я уложился во время?» — «Уложился, — говорю. — А теперь скажи, про что читал?» — «Про жука. И про кость».

— Ему телик надо поменьше давать смотреть! Читать больше! Не хотите же вы сказать, что это болезнь!

— Нет, все сложнее. Дисграфия и дислексия связаны с нарушением взаимодействия анализаторов: речедвигательного, речеслухового, зрительного. В одном американском институте среди причин таких нарушений называют, например, насильное кормление в младенчестве. Потом, в школе, такие дети отторгают учителя и знания, как насильно даваемую пищу. И среди детей, которых я наблюдаю, часто попадаются такие жертвы «кулинарного насилия» — родители признаются в этом и в ужас приходят: ведь и впрямь насилие...

— Ну, ладно... В конце концов ребенок вырастает. Становится взрослым. Идет работать на телевидение, в Думу. Или как я — в «Огонек». И надо постараться, чтобы угадать: в него в детстве кашу впихивали.

— Если у него было в детстве нарушение развития речи, с которым не справились, у него бедный словарь и чрезвычайно ограниченный кругозор. Знаете, у нас на всех детей заводятся протоколы, в них есть графа: «Интерес к чтению». Десять лет назад я в этой графе писала: «Особенность — не любит читать», а теперь пишу: «Особенность — читает книги». Один старшеклассник мне сказал недавно: «Я читаю только компьютерные журналы, потому что читать в наше время Пушкина с Достоевским — тратить время зря». Чего ждать от него, когда он придет в Госдуму или станет президентом компьютерной фирмы? Вы когда-нибудь смотрели по телевизору программу «Голая правда»?

— Нет. Название видел, в программе...

— А я смотрела. Сидит в студии депутат Госдумы — не помню фамилии, но лицо мелькает часто. Ведущая начинает задавать ему серьезные вопросы, он отвечает и... Ну она — ладно, такая у нее работа, но и он вместе с ней начинает раздеваться. Что тут еще можно сказать?

— Нечего. Скажите лучше: как быть с Моисеем, который был косноязычным, то есть заикой, или с Черчиллем, у которого была каша во рту — наверное, та, которой в детстве мама его силком кормила?

— Нарушение звукопроизношения — совсем не то же самое, что отставание в развитии речи. Я могу взрослому человеку помочь избавиться от заикания или исправить картавость, но если он в детстве страдал дисграфией, работать в «Огоньке» он уже не сможет. А тем более — произносить такие спичи, как сэр Уинстон Черчилль.

Другое дело — когда приходят ко мне старшеклассники, и я слышу «ВАМПА» вместо «ЛАМПА», «ВОГОНА» вместо «ВОРОНА». Не могу понять родителей — ведь это можно убрать очень быстро. Много раз приходилось от родителей слышать: «Да у нас и дедушка так говорит — ну какая разница!» Для родителей — никакой, а ребенок всю жизнь будет из-за этого комплексовать. Потому что маме было безразлично. Да, мы можем говорить и про Черчилля, и про Сергея Михалкова с Робертом Рождественским, но, думаю, в жизни каждого из них было много моментов, когда они в душе сетовали на своих родителей за то, что не отвели вовремя к логопеду...

Многие ли родители знают, что у нас в каждой школе есть логопед? У нас есть коррекционные детские сады. У нас при детских садах есть логопедические группы. Хотя их мало — я считаю, что в каждой группе должен быть логопед. Но чтобы так было, нужно понять, что это необходимо.

Нехватка специалистов — полбеды. В последние годы множество бывших учителей закончили платные курсы, получили государственные лицензии, занялись частной практикой. Но три месяца обучения — разве это опыт? Когда я только начинала заниматься частной практикой, мне звонили по объявлению в газете и задавали всего два вопроса: «Сколько стоит занятие?» и «Как часто вы будете приезжать?» И я отвечала: «А вы не хотите спросить, какое у меня образование, сколько я работала?» Такой встречный вопрос людей заставал врасплох. .

И так же плохо, как родители, информированы школьные учителя. «Больше пишите дома диктантов, больше читайте!» — но дисграфикам этого делать категорически нельзя. Парадокс, но чем больше дисграфик пишет, тем хуже у него письмо, чем больше читает — тем хуже с чтением. Все лето он, бедный, пишет проклятые диктанты — и 1 сентября в класс приходит сломанный ребенок. А когда кто-то наконец скажет родителям: «Это проблема логопедическая», и они поведут ребенка к специалистам, не всегда, но все чаще им говорят: «Поезд ушел».

— И все?

— И все...

«Мы ленивы и нелюбопытны» — к сожалению, наблюдение Пушкина относится ко всему, что с нами сегодня происходит, от безопасности моряков на подводных лодках до повальной дисграфии в школах. Логопед, я не побоюсь таких слов, должен идти в народ. И рассказывать, что это такое, доступным и жестким языком. Что ребенок не лентяй, что его надо срочно спасать, а не оставлять на второй год. Потому что год плюс год — это уже два года. Где два — там и десять...

Если мы не хотим через десять лет жить в стране тотальной безграмотности, надо сегодня, сейчас избавиться от рокового заблуждения, будто бы логопедия — всего лишь постановка у детей хорошей дикции.

Записал ответы на три наивных вопроса Михаил ПОЗДНЯЕВ