ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

Эксклюзивное интервью с телохранителем Никиты Михалкова, из которого, надеемся, читатель почерпнет массу полезной информации. Например, кто такой «чечен», почему не стоит на дороге голосовать «мерседесам» и в какую страну в конце концов свалит все наше правительство

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ

Он ЕГО спарринг-партнер. Он хранитель ЕГО тела. Он ест с НИМ только что освежеванную лосятину и запивает ее свежевыжатым соком.

Я сидела рядом с этим откровенно рельефным и беспощадно загорелым полубогом — Голубевым Ю. Полубог был полуобнаженным, потому что в «Уорлд классе», это спортивный центр, все полуобнаженные и влажные и практически все — звезды! Над нашим же столиком висел портрет, с которого, лукаво прищурившись, присматривал за нами САМ с семейством. Киваю на портрет:

— Смотрит!

Юра, нежно:

— Ба-атя!

— Благословляя тебя ко мне на допрос, Никита Сергеевич посоветовал, о чем говорить, а о чем про себя подумать?

— Да нет. Он же меня знает, мы спортсмены, все, как в спорте: если бегу, то бегу. Как есть, так и есть.

— И давно ты так «бегаешь» в телохранителях?

— С Никитой Сергеичем уже три года. Но я же не только телохранитель, в первую очередь я его тренер.

Полубог в спорте с шести лет: плавание, мастер спорта и призер Вооруженных сил по лыжам. В пединституте увлекся атлетической гимнастикой, тогда этот вид спорта был почему-то в запрете. Но все ему было мало, и занялся Юра бодибилдингом. За четыре года из худенького мальчика превратился в мастера спорта, затем в чемпиона Москвы, чемпиона России, и быть бы ему чемпионом мира, но...

— Я совершил грубую ошибку, съел перед соревнованиями три ложки соленого супа.

— Боже ж мой, проиграл из-за трех ложечек супа?

— Не то чтобы проиграл, вошел в десятку сильнейших, для первого раза вполне достойно, но все равно обидно. Из-за трех ложек супа — годы тренировок насмарку. В этом виде спорта есть свои нюансы, соль очень вредна — вода отекла под кожу, и весь рельеф ушел.

— А ты, в свою очередь, ушел из этого пресного спорта?

— Я и сейчас тренируюсь. Я побывал на вершине, этого мне достаточно. Думаю, сейчас я в лучшей форме, мышцы стали качественнее.

— Ой, ужас! — смотрю на его бицепсы. — Ты Михалкова силой взял?

— Мы тренировались в одно время в гостинице «Международная». Он занимался один, приходил и сразу погружался в спорт: на выносливость, бег, степ. Я видел, что у него колоссальная энергия, но заправляет он ею неверно, происходит перенапряжение мышц, появились проблемы со спиной. Как он потом рассказывал, такие боли в спине были, что не мог службу в церкви выстоять. В этом же зале работал Саша Ким, потомственный врач, его отец еще императора какого-то лечил. Саша предложил Никите Сергеичу свои услуги (иглотерапию, массаж), но предупредил, что необходимо все это сочетать с правильными физическими упражнениями, нужен персональный тренер.

— И тут ты понял, что настал твой звездный час?

— Саша предложил, я согласился. Мне все равно: Михалков, Петров... Для меня в зале все равны, как в бане. Я сказал: «Что знаю — подскажу». Я хорошо зарабатывал, у меня был свой бизнес. А Михалков... Знаешь, в Голливуде каждая звезда имеет личного тренера. Здоровье — это святое, без здоровья кому ты нужен? А у него такие нагрузки!

— Он долго приглядывался к тебе?

— Около года. Он очень общительный, компанейский мужик, но в душу пускает не сразу, смотрит: что ты за человек, что думаешь, как говоришь, открытый ли ты, искренний ли. Сначала было так: хочу — приеду, хочу — нет. А потом он предложил: «Давай договоримся, что ты все время со мной».

Он первое время так меня уматывал. Ему за 50, а мне 30! Еще, думаю, в течение этого года он проверял мой характер. Любой другой на моем месте точно бы сломался. После этих тренировок все удивлялись: «Кто кого тренирует, ты его или он тебя?» Мастер спорта падает, а он еще на целый день — работать! Кто бы еще так смог? Он быстро восстанавливается, три-четыре часа спит — и как огурец. Мне нужно девять, а ему — три.

— Ну, вот вы присмотрелись друг к другу и подписали контракт?

— Нет, устный договор.

— А второй, официальный охранник, Сергей из ФСБ, он заключал контракт? Мне любопытно, какие там пункты: «Я, Сережа из ФСБ, обязуюсь бить морду каждому, кто посягнет...»?

— Какое там! Если что-то захотят — сделают, хоть двадцать человек охраны будет.

— Приехали! А какой тогда смысл в телохранителях?

— Ну, хотя бы от лимоновцев его оградить. Потом, когда я стою с Никитой Сергеичем, мой внешний вид все-таки отпугивает.

— Значит, ты никакой реальной опасности не представляешь, стоишь, как страшила на огороде, отгоняешь воробьев?

— Честно говоря, да. Хотя я могу, конечно, какую-то ситуацию пресечь, прием применить, заломать...

— А если бандюга сопротивляться будет, что тогда?

— Да я возьму так, что и не сможет он сопротивляться. (Размышляет.) А зачем ему сопротивляться?

— Действительно, вот я бы совсем не сопротивлялась! А ты бы мог, как Костнер в «Телохранителе», закрыть Михалкова своим молодым красивым телом?

— Наверное, да. Что в такой момент первое приходит в голову? Конечно же, закрыть человека, а как еще? Это уже долг какой-то, да и ближе человека нет. Спорт сильно сближает. Но дай Бог, чтобы такого не случилось.

— Да уж, тьфу, тьфу, тьфу! А во ВГИКе от «яичной очереди» ты его закрывал?

— Меня там, к сожалению, не было.

— Значит, ты не знаешь, бил он этого лимоновца или не бил?

— Да не бил он! Он же физически здоровый и в здравом уме. Если бы он засадил этому пацану ногой по башке, он просто убил бы его!

— Ничего себе! У него такая сила удара?

— Да я тебе говорю. Он иной раз бьет меня на тренировке — и валит с ног. 187 рост, 100 кг мышечной массы, не просто тюфяк какой-то — здоровые, свежие мышцы.

— Господи, сколько же он всего весит, если только мышечной — 100 кг? Там ведь еще скелет, мозг в конце концов!

Полубог смотрит на меня как на недоразвитую:

— Его общий вес 100 кг, но в спорте принято говорить так. Представь теперь, если всю эту мощь сконцентрировать в удар? Ну вот стою я, здоровый мужик, и передо мной — клоп, я же его мизинцем одним, но я себе этого не позволю, лучше отойду, это уже профессионализм. Другой, ниже уровнем, какой-нибудь перворазрядник, ударил бы чисто машинально. С Никитой Сергеичем такого не произойдет. А потом, столько подобных ситуаций было, если их всех бить...

— Какая жизнь у человека интересная! А еще-то где нападали?

— В Питере, тоже лимоновцы, камнями бросали, нож метнули. Уже четвертое нападение. Он их всегда прощал, а в этот раз завели уголовное дело. Я там, кстати, как потерпевший фигурировал.

— Ты?! Потерпевший?

— Ну да, так записал следователь, что уж тут поделаешь: попал мне камень в ногу — юридически я потерпевший.

— С их стороны были потерпевшие?

— Нет, были двое задержанных, мы их догнали.

— Заломали?

— Заломали, вызвали милицию — допрашивали.

— С пытками?

— С понятыми. Никита Сергеич спросил одного из пацанов: «А если бы тебе сказали стрелять в меня, ты бы стрелял?» Парень сказал, что стрелял бы. Ну что с них возьмешь — семнадцатилетние дети.

— И какие претензии у этих деток?

— То, что Михалков поддержал Назарбаева в Казахстане. В Самаре тоже лимоновцы перед премьерой листовки разбрасывали, грушей гнилой кинули, на костюм Михалкову попали.

— Ну им-то что, не они же ему стирают! А он до чего терпеливый человек.

— Правда, терпеливый. Бывает, сидим в ресторане, обязательно какая-нибудь подвыпившая гражданка подойдет: «А нам сказали, что Михалков сейчас споет песню про пчел!» — и начинает что-то говорить бесконечно. Ее пытаются одернуть, ну неловко как-то — подсела за чужой столик. А Никита: «Не надо, пусть выговорится». Час проходит, все уже в осадок выпадают, а он все слушает, слушает.

— Отключается и медитирует. Неужели ничегошеньки не может вывести его из себя?

— Вообще-то может: если человек не держит слово, халтурит в работе. Он терпит, терпит, а потом говорит: «До свидания!» Если уж рвет с кем-то, то навсегда, и правильно делает.

— О Михалкове слухи разные, ужасные: «Деспот, тиран, либо ты ему подчиняешься, становишься его рабом, гарниром к бифштексу, либо врагом». Это, между прочим, Лебешев, близкий ему человек.

— Ну и что? Возможно, он диктатор, и во мне это есть, мы с ним похожи, родились в один год — год Петуха. Он же и отдает ровно столько, сколько требует. За все эти нервы отдает... Понимаешь, он ставит отношения таким образом, что человек может обидеться только на себя, за то, что не сдержал слово, что-то не выполнил. Он никогда не стоит над душой, не ругает. Или получаешь зарплату и удивляешься: «Никита Сергеич, а эта зарплата — за что?» «Как за что? Премия». Он хозяин. Тот, кто сначала кормит, а ест последним. Если он что-то зарабатывает, всегда поделится, а не так, чтобы все под себя. Главное, ему самому это приносит удовольствие. Он порядочный. И мы молимся, чтобы ему было хорошо, тогда и всем нам будет хорошо.

— Ты, значит, верующий?

— Да. Меня еще годовалым бабушка крестила. Но с Никитой Сергеичем стал больше понимать, осознанно к этому подходить. Он каждое утро чуть свет ездит в церковь, что на Николиной горе, где снимали сцену кулачного боя в «Цирюльнике». Он эту церковь полностью отремонтировал. Каждую утреннюю службу отстаивает, по-настоящему, искренне. Как он говорит, сейчас для многих вера — навесили кресты поверх рубашек и кричат: «Я верю в Бога!» — а это внутри должно быть, в душе.

— Внутри? А на встрече с Кириенко он распевал «Отче наш» на всю страну.

— Правильно. По сути-то, там никто ничего не понял, ну, выучил бы Кириенко «Отче наш» и прочитал бы хоть двадцать пять раз, а в душе-то у него нет Бога.

— Раз так, тем более зачем Никита Сергеевич просил его спеть?

— Потому что все это пустые слова, одна терминология, как у комсомольских работников. Души-то в человеке нет. А Никита Сергеич не пустой, посмотри в его глаза, они же светятся. Почему его и люди-то любят, мы ездили сейчас по регионам, я был потрясен. Надо меньше говорить, а больше отдавать, он это объяснял Кириенко. И люди чувствуют. Мне тетка-то моя звонила: «Юра! Они даже не понимают, о чем он говорит!» Вот она эту мысль поймала.

— А я вот поймала не очень. Мне показалось, что Кириенко по существу говорил, а Никита Сергеевич его больше подкалывал.

— Потому что Михалков всегда конкретно делает. Он мог бы ему так хорошо, красиво все рассказать, но ему это неинтересно.

— Но это мне интересно, это интересно тем, кто у телевизора, кто не может поездить с вами по регионам. Никита Сергеевич как-никак в эфир вышел.

— У кого есть что-то внутри — все поняли. Михалков сказал же: «Надо де-лать!» Что сделали Кириенко и Немцов? Чем они подняли дух народа? После просмотра «Цирюльника» везде одна и та же реакция — люди плачут.

— Допускаю, что слезы искренние, но заставить плакать наш народ несложно. Женщины России регулярно плачут от мексиканских сериалов. Помимо выжимания слез что он делает материального, ощутимого?

— Поднимает дух народа, веру в человека. А церкви сколько он помогает! Он десять процентов всей прибыли церкви отдает. Приедем, например, в Ярославль, увидит храм, зайдет. А там бабульки в нищете полной: «Никита Сергеич, ой-ой-ой, нам «Газель» надо, то-се, помогите!» Он все делает, от чистого сердца. В провинции кто им поможет? Ну, тыкаются они в администрацию, а чиновникам плевать на них. Сколько таких случаев: то деньгами поможет, то — связями. Когда мы ездим по стране, на творческих встречах он всегда дает телефон и адрес нашей студии. И люди пишут, бабушки с разными просьбами. Времени у него очень мало, но тем не менее все письма он разбирает и читает сам. Многим помогает, а ведь этого никто не знает, не пишут об этом, а он не афиширует.

— Ой, а расскажи, как он мужикам на мотоцикле помог!

— Ах, это! (Хохочет.) Да, было. Поехал он в Финляндию на съемки, заработал там хорошие деньги и попросил в счет гонорара восстановить его «Мерседес». Возвращается домой на отремонтированном «мерсе», в салоне тепло, магнитола играет, он в рубашечке, счастливый. Пересекает финскую границу, ноябрь уже, снежочек, смотрит — мужики на мотоцикле голосуют. Остановился: «Мужики, что случилось? Чем помочь?» Они «ох» да «ах» — надо же, на «мерсе», и остановился! «Вот аккумулятор сдох, дотащил бы нас на тросу, недалеко, всего девять километров». Никита Сергеич: «Какие проблемы, ребята!» Прицепил их, мужики по уши рады, он тоже с переполненным сердцем. Едет, думает: «Вот какое хорошее дело сделал, сколько бы они еще там мерзли!» Вдруг на посту останавливает его ГАИ: «Что это такое ты сзади тащишь?» Он оглядывается, а там снежный ком, как осиное гнездо. Он говорит: «Я с ужасом вспоминаю, что обещал их девять километров провезти, увлекся и уже километров шестьдесят проехал, да еще на дикой скорости — под стольник!» Когда он подошел к ним, мужики, примерзшие обледенелыми руками к мотоциклу, дрожат и шипят сквозь зубы: «Отпусти трос, сволочь!» Он предложил отвезти их обратно, но они его послали почему-то.

— Вот ведь, бывают люди неблагодарные! А вы, значит, по стране ездите, чтобы бабушкам помогать?

— Мы с «Сибирским цирюльником» ездим, фильм показываем. А как еще поднять прокат? Надо убедить губернатора, администрацию города построить кинотеатр. Михалков не просто отснял фильм и срубил денег. Ну, было три кинотеатра в Москве, где мы отбивали деньги, кстати по сборам обогнали «Титаник». Но ведь никто не вкладывает деньги в производство, а он вкладывает. Приехали в Саратов к Аяцкову, Никита говорит ему: «Ну, Федорович (а мы всегда возили свою аппаратуру «долби-стерео»), давай построим такой кинотеатр. Что ты, не можешь, что ли, пусть люди, как раньше, в кино ходят!» Убеждает — и строят.

— Ладно, настроят этих кинотеатров, но фильмов-то у нас нет. Всю жизнь одного «Цирюльника» так и смотреть?

— Нет, подожди, производство — это всегда тяжело. Конечно, легче купить-продать, поэтому весь бизнес у нас какой-то «челночный». А если ты наладил производство, эта машина впоследствии будет приносить стабильный доход, можно и кино снимать. Вместо трех копий сделать сто, и деньги быстрее вернутся. Я не могу украсть, но знаю, как заработать. Михалков такой же. При его уровне он мог бы иметь гораздо большее состояние. В Голливуде он был бы в шоколаде весь...

— Ой, не говори, а здесь — грязной грушей на пиджак!

— И живет он в какой-то сторожке.

— В какой сторожке, что ты?!

— Да в сторожке живет на даче. (Голос его даже срывается.) Дом четвертый год не может построить, времени не хватает. Я сам обалдел, когда в первый раз приехал — какая-то пристройка для обслуги, две комнаты всего, а внизу гаражи — и все. Представляешь, человек «Оскара» получил, а живет с женой в сторожке!

— Какой кошмар! У него нет в Москве жилплощади?

— Есть, но там живет Надя, мама жены рядышком, да и сам он в Москве жить не может — привык в Николиной Горе по Успенскому шоссе, с пяти лет там на даче. Он верно говорит: «Никто не видит, в каких я сейчас условиях, а как только дом построю, сразу скажут: «Михалков — барин!» А какой он барин, у моих друзей-бизнесменов такие домища, в сравнении с ними у Михалкова очень скромненький домик. Так они, извини меня, не михалковы, и им не по 54 года, а по 30 лет. Да у Михалкова десять таких домов должно быть, а у него один и то недостроенный.

Не волнуйтесь, дорогие граждане киноманы, пока готовили эту статью, дом Никита Сергеевич успел закончить и даже справил в нем Новый год.

— Никита Сергеевич частенько повторяет, что главный вопрос не «как жить?», а «зачем жить?» А ты, Юр, ответил себе на этот вопрос?

— Зачем жить? Что-то брать и больше отдавать. Мы же проводники, Бог дал нам какой-то дар, и надо передавать его другим. Я мог бы только на одних персональных тренировках прилично зарабатывать, но мне не хочется. Когда во главе всего стоят деньги — противно. Я так помогу, по-человечески, потом это вернется. Мне ребята в зале часто говорят: «Юр, ну ты дурак, что ли? Мы здесь зарабатываем, а ты приходишь и клиентов перебиваешь. Ты уж тогда деньги с них бери, что ли!» Они не понимают...

— А если бы Михалков сказал тебе: «Извини, Юра, тяжелые времена — кризис, не смогу тебе больше платить». Ушел бы ты от него?

— Да почему ушел бы? Я у него не из-за денег работаю, уже за счастье общаться с ним, это же очень интересно. Если бы мне пришлось зарабатывать в другом месте — все равно, не семь раз в неделю, так раза три точно мы бы тренировались, на лыжах ходили, на велосипедах. Я вот с ним еще серьезно на охоту не ходил. Он определяет характер человека по тому, как тот ведет себя за столом, играет в теннис и охотится.

— А на кого охотится Михалков?

— Да на всех!

— На всех — на кого: на женщин? детей? милиционеров?

— Смотря по сезону. Недавно на лося охотились.

— Что, прямо насмерть? И куда его потом?

— Мясо? Съедаем. Семья у нас большая, один я чего стою.

— Не жалко зверушек?

— Никита Сергеич говорит: «Вы же едите мясо? Едите. Значит, надо уважать людей, которые его добывают». Был бы я вегетарианец, ел бы только травку — другое дело, но я же колбасу тоже ем, ее не жалко?

— Вот это уже позиция. Кого еще истребляете?

— Уток, глухарей, медведей.

— Во время охоты на крупного зверя можно просидеть целый день впустую. Его же надо выследить, выждать?

— Именно это Никиту Сергеича и привлекает: выслеживание, погоня. Прикармливают медведя у лабаза (это будка такая, откуда должна стрельба вестись) и ждут. А медведь, он хитрый ужасно, чует все. Может подойти сзади так тихо, что ты не услышишь даже.

— Поймали медведя-то хоть раз?

— За все время — двух. Была однажды очень опасная ситуация. У Никиты Сергеича рация упала в снег, и его не могли предупредить — идет медведь или нет. Бинокль ночного видения тоже, как на зло, отказал, и вот он ночью в лесу совсем один сидит с ружьем, ничего не видит. Медведь бродит где-то поблизости, он, когда чувствует опасность, тоже охотится на охотника, тут уж кто кого: не ты его подстрелишь, так он тебя задерет. Любой шаг должен быть просчитан. Никита Сергеич говорил, что было дико страшно!

— А дальше-то, дальше-то?

— Подробностей не помню, но Никита Сергеич медведя этого «сделал».

— Хемингуэй брал одну из жен с собой на охоту. А Михалков берет на охоту Татьяну Евгеньевну?

— Я уж не знаю, где там Хемингуэй охотился, но та охота, которая у Никиты Сергеича, — это не развлечение. Во-первых, мощный марш-бросок с полной выкладкой, со снаряжением охотничьим. Мешки по шестьдесят килограммов со спальниками, с провизией (они же не на один день) на себя навесят и идут по пояс в снегу, это ужас! Другие как охотятся? Приедут на все готовое, и только — пах, пах! Михалков действительно охотник — идет десять километров, тыщу на себе несет. Все местные удивляются, какая у него выносливость. Во-вторых, у Татьяны Евгеньевны тоже своя работа, модельный бизнес «Русский силуэт».

— Какая самая запомнившаяся добыча?

— Поехали однажды под Вологду. Отъехали километров на пятьдесят, никаких населенных пунктов, глушь, лес, ночь. Вдруг Никита Сергеич смотрит на дорогу: «Останови машину, человек лежит!» Высветили фарами, и правда: лежит на дороге мужик, а рядом велосипед. Никита Сергеич выходит из машины, поднимает его, тот очухался. Пьяный в дупель. Смотрит на нас и говорит: «Я не понял, где мой «КамАЗ»?» Мы все опешили, Никита Сергеич говорит: «Какой «КамАЗ»? Ты что тут делаешь?» А тот: «Мужик, я тебя знаю, но я не понял, где мой «КамАЗ»?» Михалков: «Ты, друг, куда ехал-то?» Мужик: «А я куда головой лежал?» Михалков: «Туда». Мужик: «Значит, туда и ехал. Так я не понял, где мой «КамАЗ»?!» Мы его посадили на велосипед, он вроде как протрезвел, и провожали сколько могли.

— То, что Никита Сергеевич экстрасильной фиксации, ты меня убедил. Но, наверное, даже у супермена бывают минуты человеческой слабости, хочется кому-то поплакаться?

— Бывает. Не скажу — поплакаться, но порой он говорит в сердцах мне или Саше Киму: «Такие козлы бездуховные!»

— Кто?! Вы с Сашей?

— Да нет, после премьеры «Цирюльника», когда повалили все эти статьи, ему было очень обидно по-человечески. И только когда по городам с фильмом стали ездить, он пришел в себя: зрители стоя аплодировали, и было это искренне, от души. Никто ведь народ силой в зал не затаскивал, не заставлял хлопать. А пресса есть пресса. В России умеют отбивать желание что-то делать. Мы сейчас монтируем фильм о наших поездках, люди увидят, как было на самом деле. Сколько писали, такие деньги на фильм угрохали, лучше бы зарплату народу выплатили! Михалков спрашивал у зрителей после показов: «Ну что, нужен был такой фильм?»

— А народ хором отвечал: «Да, Никита Сергеевич, нужен!»

— (насупившись) Да, именно так и отвечали. Мы и в Чечню с фильмом ездили. В Моздок. В Пятигорске солдатам два раза фильм показывали.

— А туда зачем? Тоже кинотеатры строить?

— Конечно, нет. Мы с НДР ездили, Черномырдин хотел посмотреть реальную ситуацию, пороху понюхать. Мы с Черномырдиным привезли туда гуманитарный груз: приемники, магнитофоны для детей, краски, карандаши, ручки в школы. А фильм солдатам показывали, чтобы их дух поддержать. Привезли нас в этот лагерь — бедные люди, в грязи умирают, голодные, жрать солдатам нечего. А по телевизору, конечно, здрасьте-пожалуйста: палаточный городок, баня — все, как положено. Мы им сигареты выдавали, они глазам своим не верили. Фильм наш для них — отдохновение, очищение, что ли...

— Что Михалков думает по поводу войны в Чечне?

— Никита Сергеич говорит, что от бескультурья. Грачев развязал войну, потому что не читал «Генерала Ермолова», «Казаков» Толстого. Если бы он знал культуру, дух этого народа: когда там ребенок только ходить учится, а уже с оружием в руках, где — зуб за зуб, глаз за глаз. Думаю, все это долго еще будет тянуться. Вот мы стоим, беседуем с народом, а знаешь, сколько боевиков в этой толпе, сколько оружия в каждом доме? И трудно разобрать, где мирный житель, а где — нет. Солдаты наши говорят: «Чечен — это кто? Человек, который с тобой поговорит, в дом пригласит, накормит, а вечером будет по тебе стрелять. Вот что такое чечен».

— Скажи, Юр, а Михалков ездил с НДР за то, что Черномырдин ему денег на фильм выделил?

— Ерунда. То, за что выступает НДР, Михалков еще восемь лет назад говорил. Он в это верит, и никакого здесь расчета нет. А за эти десять миллионов от правительства ему уже столько наговорили! Пойми, если бы хоть какую-то часть не вложила Россия, а все только Франция, все права на фильм ей бы и отошли. Михалков болеет же за страну, он говорил Черномырдину: «Виктор Степаныч, ведь не увидит наш народ этого фильма!» По телевизору сейчас что: порнуха, чернуха — жуть! Люди уже устали. А после «Цирюльника» выходят и говорят: «Жить хочется!»

— Как думаешь, Михалков будет когда-нибудь выдвигать свою кандидатуру на президентских выборах?

— Как он говорит, «Никогда не говори «никогда»!» — его так с детства мама учила.

— А если бы его избрали на этот замечательный пост, с чего бы он начал?

— Набрал бы команду достойных людей, которые знают свое дело, которые пеклись бы о стране, а не о своих интересах. Многие же, знаешь, только болтают языком, а в душе-то ничего не хотят. Деятели эти политические, фамилий я тебе, конечно, называть не буду, в приватных беседах с Никитой Сергеичем говорят: «Да зачем тебе, Никита, это надо! В России никогда ничего не будет. И жизнь одна, двадцать-тридцать лет нам еще осталось, поедем в Швейцарию, да ну это все в баню!»

— А он что?

— Что, что — Николина Гора и речка, вот вся его Швейцария. Проедем, бывало, тридцать километров на велосипедах в хорошем темпе, искупаемся в реке у Николиной Горы, лежим на берегу, там пейзаж такой, поля, церковь виднеется, Никита Сергеич говорит: «Вот, Юрка, какие там Канары! Вот она — жизнь!» Никита Сергеич верит, что если что-то делать — все получится.

— У меня сложилось впечатление, что ты предан Михалкову бесконечно. Существует ли что-то, чего не смог бы ты ему простить?

— Я уже немножко научился разбираться в людях, смотрю на кого-то и понимаю — с этим бы я только в ресторан ходил, с этим — в баню, с тем работал бы. Когда же пообщался с Никитой, понял, что с ним можно куда угодно. Меня предавали в жизни, считаю, это самое страшное. Так вот Михалков скорее себе пулю в лоб пустит, чем предаст.

И, сказав эту речь, Голубев Ю. смутился. «Полубог, как он есть!» — подумала я. «Да что ты — Бог!» — в ответ подумала официантка, давившая апельсины. А Никита Сергеич подмигнул нам с портрета.

Наталья СТАРЫХ