СМЕРТЕЛЬНАЯ СХВАТКА ВО ЛЬДАХ
У Деда Мороза кончались патроны. Старик осторожно выглянул из-за оленьего трупа, за которым залег, прикрываясь от пуль. Только бы не обошли по лощине... 
Только бы не обошли по лощине... Рядом с перевернутыми нартами лежал еще один мертвый олень. Дед Мороз всегда ездил на паре оленей и только тихо посмеивался в усы, когда видел себя изображенным на рождественских открытках рядом с санями, запряженными тройкой. Он не знал, откуда взялся этот предрассудок и почему художники и полиграфисты всех стран упорно изображают его едущим на тройке. На тройках — оленьих или лошадиных, без разницы — старик не ездил никогда.
Под предательским ярким солнцем Лапландии снег сверкал и рассыпался тысячами разноцветных искр, мешая разглядеть, что происходило впереди. Вообще-то Дед Мороз любил это великолепное волшебное сияние и никогда не носил темных очков, хотя Снегурочка всячески настаивала, советовала беречь зрение, намекала на возраст, даже несколько раз дарила ему темные очки от Версаче. Вот и сегодня перед выездом она привычной скороговоркой ворчала, застегивая лифчик: «Посмотри, старый пень, нестоялка глупая, ведь все чукчи — узкоглазые, потому что для зрения слепящий снег вреден. Нужно либо носить очки, либо быть чукчей. Здесь иначе не выживешь». Старик молчал и улыбался, он любил свою ворчливую, немного вздорную помощницу. А вот теперь она лежала в десяти метрах отсюда на спине, широко раскинув руки, и на ее открытых глазах уже не таяли редкие снежинки. Рядом поблескивал перламутровой рукояткой дамский никелированный «Браунинг-6,35», с которым Снегурочка никогда не расставалась. Только это да небольшая черная дырка во лбу говорили о том, что Деду Морозу никогда больше не придется ощущать рукой упругую прохладу ее белоснежных бедер под расшитой блестками шубой...
Хотя идея была блестящей — пройти по лощинке в тыл к бандитам. Не вышло...
Это была его вторая Снегурочка. С первой жизнь как-то не сложилась. Первая была некрасива, ряба, прикладывалась к бутылке, и он частенько поколачивал ее. Старик был жилист, бил жестоко, кулаком по лицу, поэтому, бывало, даже на Рождество оставлял нелюбимую дома, чтобы не пугать детишек видом ее страшных желто-фиолетовых синяков и щербатым ртом с железными зубами...
Показалось, за дальним сугробом что-то мелькнуло. Дед Мороз пристроил винтовку на мохнатом и уже до деревянности задубевшем животе оленя, стянул зубами красную рукавицу, подышал на руку и осторожно, почти нежно положил указательный палец на спусковой крючок. За свою долгую жизнь он делал это много-много раз. Его старый «манлихер» никогда не отказывал. Старик тщательно смазывал оружие зимней смазкой, оставшейся еще со времен второй мировой войны. Жестяная банка с непонятной немецкой надписью стояла у него в кладовке и, казалось, никогда не кончится. Дед Мороз знал, что от состояния его винтовки порой зависит счастье тысяч и тысяч маленьких детей, которые, волнуясь, ожидают подарков из красного мешка. Когда старик с ласковой улыбкой лез в свой мешок, детские глазенки загорались любопытством и каким-то тревожным восторгом, казалось, даже дыхание замирало в их маленьких тушках. О, как он любил этот момент!
Сейчас мешок лежал рядом с ним, насквозь прошитый двумя пулями, и в дырки можно было видеть кусочек небольшого синего вертолета для мальчика Пети из Тамбова и розовую куклу Барби для темнонокожей девочки из Гонолулу.
Дед Мороз нещадно ругал себя за лень и забывчивость. Ну что помешало сунуть в карман еще пару-тройку обойм! Ведь предупреждали его. Еще с утра позвонила Снежная Королева и для затравки разговора ледяным голосом спросила, не шатается ли где поблизости «эта сука Герда».
— Нет, давно не видал, — честно признался Дед Мороз, непроизвольно скосив глаза на ковыряющую в носу Снегурку: вспомнил скандал, который устроила ему Снегурка после того глупого случая... Ах, Герда, Герда...
— Ладно, как сам-то? — смягчилась Снежная Королева. Дед Мороз понял это по ее совсем заледеневшему голосу.
В трубке слышался чей-то мужской смех. «И что этот геронтофил в ней нашел? — подумал Мороз. Перед мысленным взором возникло заплывшее жиром прыщавое лицо Кая. Он снова покосился на четырнадцатилетнюю Снегурку. — А я тогда кто? Педофил?» Но вслух сказал:
— Да ничего, спасибо. Я тут собираюсь выезжать детишкам подарки дарить. Если встречу Герду, что передать?
— По морде передай, — неожиданно хрипло пошутила Снежная Королева, чего за ней практически никогда не водилось. — Да, и будь поосторожней: у полярного круга опять Деревянный со своими людьми объявился.
— Ничего, проскочим. Не впервой, — махнул рукой Дед Мороз, а про себя грубо выругался: этот дешевый отморозок уже начал действовать ему на нервы. После того как полиция графства нашла в тихом болотце расчлененного на куски известного предпринимателя и мецената Карабаса, Буратино по кличке Деревянный (он же Дуб, он же Рубильник, он же Бур, он же Бур-Козел) был объявлен во всеобщий розыск. Периодически Деревянный проносился по городам и весям со своей шлюхой и шайкой головорезов, наводя ужас на обывателей и вешая в каждом городе лис, котов и богачей. Это называлось «дать спектакль» или «откатать программу». Сами же налеты не чуждый юмора вальяжный Буратино Карлович окрестил «гастролями»...
Да, кто-то в белом шевелился вон под тем ледяным торосом. Секунду Дед Мороз раздумывал, стрелять или нет. Промазать он не боялся, но тратить патрон на какого-то рядового бандита не хотелось, все равно трусоватые буратиновцы никогда не попрут в открытую, их удел не атаки, а засады и удары из-за угла. Тем более они знают — Мороз бьет белку в глаз. Весть об этом разнесли по всему северу сами белки, постоянно щеголявшие вокруг домика Деда Мороза с синяками. Но старика очень беспокоила та самая небольшая лощинка, по которой хотела пройтись в тыл буратиновцев Снегурочка. «Хотела»... Теперь все глаголы о ней будут только в прошедшем времени. «Хотела», «любила»... Старик смахнул слезу. Слеза была скупая, мужская, непрошеная. Только один глагол можно употребить по отношению к любимой в будущем времени — «растащат». Придет весна, и кости Снегурочки растащат койоты.
Чу! Что-то скрипнуло справа. Старик стащил зубами другую рукавицу и потянулся левой рукой за голову, за воротник красной шубы. Ладонь привычно нащупала рифленую рукоять тяжелого тесака. Носить ножны за спиной по обычаю японских самураев научил Деда один загорелый матрос в кейптаунском порту. «Сейчас у меня на лице было бы гораздо меньше шрамов, если бы мама с детства приучила меня правильно носить нож», — сипло сказал матрос под гул портового кабака, опрокинул в себя кружку рома и тут же вонзил перед Морозом нож в столешницу, мгновенно выхватив его откуда-то из-за головы.
...Дед Мороз сунул нож рядом с собой в снег. Сунул рукояткой, так, чтобы можно было сразу схватить его за лезвие и, перекатившись через спину быстрым махом, кинуть в сторону лощины. Докинуть можно. Припрет, и не туда добросишь.
Опять чу! Кажется, где-то справа действительно скрипел снег под осторожными шагами. Дед Мороз зубами стянул валенок, растер снегом замерзший мизинчик на ноге. Не помогло. Мизинчик не двигался. Плохо дело. Без мизинчика он не ходок.
И вдруг Мороз понял, что сейчас произойдет. Понял это настолько ясно и отчетливо, будто и не перепил накануне грузинской чачи, присланной друзьями из Еревана. Сейчас они набросятся на него с двух сторон. Несколько головорезов побегут в прямую атаку, стреляя на ходу из маузеров. А остальные выбегут из лощины. И он с одним стволом никак не управится. Даже если бы у него были патроны — никак. Это конец. Теперь ему может помочь только чудо.
Справа уже откровенно скрипел снег. Сейчас... Сейчас раздастся разбойничий посвист — сигнал к атаке. «Ни хрена! Не возьмете! Не получите!» — Дед Мороз вспорол мешок тесаком и крепкими пальцами начал ломать и крушить детские подарки. Они ничего не получат! Им достанутся только два ненужных трупа и куча обломков в разорванном мешке. Только бы успеть! Теперь это стало смыслом всей его оставшейся жизни. Дед Мороз, хрипло дыша, уничтожал радость детишек.
Ледяное безмолвие прорезал резкий длинный свист. Все! Мороз мгновенно перехватил винтовку и, практически не целясь, от живота бахнул в одного из трех выскочивших из лощинки буратиновцев. Даже не вскрикнув, пораженный праведной пулей бандит вскинул руки белого маскхалата. Мелькнули длинные рукава, не по сезону легкая белая шапочка, и буратиновец рухнул на снег. Дед Мороз успел заметить странный грим на лице налетчика — огромные накрашенные глаза, печальные губы и нарисованную под глазом... огромную черную слезу. «Наверное, пидор», — подумал старик. Передернуть затвор надежного «манлихера» он уже не успевал. Два ствола черными зрачками смотрели ему прямо в глаза, а бандитские пальцы тянули спусковые крючки. С двадцати метров они не промажут.
Откуда-то из-за спины Деда Мороза дуплетом грохнули два выстрела, и два бандита, выскочившие из лощинки, рухнули рядом с пидором, подстреленным Морозом. А возле старика упало в снег чье-то тяжелое тело с двумя пистолетами в руках. Даже не успев понять, что происходит, Дед Мороз перекинул ствол винта на олений живот, выстрелом снял одного из бандитов, бегущих по целине, ловко передернул затвор и другим выстрелом снял второго. Над ухом опять дуплетно шарахнули пистолеты незнакомца. Третий штурмующий бандит вспахал мордой снег. Остальные залегли. Атака захлебнулась.
Тут только Дед Мороз перевел взгляд на спасителя. Это был Ельцин.
— Откуда вы?.. — тяжело дыша, будто после долгой пробежки, спросил Дед Мороз.
— Я всегда рядом с тем, кому нужна помощь. Я всегда там, где трудно, — улыбаясь, ответил Ельцин, продувая дымящиеся стволы. На его плечи была накинута белая бурка, а на груди красовалось изображение раскинувшей крылья летучей мыши.
— Запахните бурку, простудитесь, — посочувствовал Дед Мороз.
— Ерунда, старик. Не впервой. Ты вот что... Скоро Новый год, пора делать детишкам подарки. Уходи, дед, я прикрою.
— А как же вы, Борис Николаич? Я не оставлю вас одного.
— Иди! Россияне, понимаешь, выбрали меня своим президентом. И я не могу допустить, чтобы российские дети остались на Новый год без подарков. Моим внукам не забудь занести. И передай им... Нет, ничего не передавай... Иди, я их задержу.
Дед Мороз постеснялся сказать, что он поломал уже большое количество подарков, предназначенных детям России, просто начал медленно отползать назад. Он был бесконечно благодарен этому странному человеку, рисковавшему своей жизнью ради детей всей планеты. «Ах, какое сердце, какое большое сердце, — роняя слезы, думал Дед Мороз, ползя в сторону Европы. — Как у теленка».
— Эй! — вдруг окликнул его Ельцин. — Эй, понимаешь, Дед Мороз! Если я не вернусь... ну ты понимаешь... Я открою тебе последнюю партийную тайну.
— Какую тайну? — не понял Дед Мороз.
— Такую. Я ведь последний руководитель России из бывших высших партийных чиновников. И я не хочу, чтобы эта тайна умерла вместе со мною.
— Золото партии? — догадался Мороз.
— Нет. Запомни, старик: Ленин был одноногим! Слышишь? Одноногим!
— Как?! — не поверил Дед Мороз.
— Он носил протез.
— Спасибо, — потрясенно прошептал Дед Мороз и пополз дальше, сглатывая слезы.
Александр НИКОНОВФото EAST-NEWS/GAMMA