«ХОЧУ БЫТЬ СЛАБОВИДЯЩЕЙ ВДОВОЙ»

Первоклассница-97. Дневник мамы

Частная жизнь

(Предыдущие публикации дневника мамы см. в N№ 41, 45, 49 за 1996 г.)

Надо же, вот и половина первого класса уже позади...

Декабрь выдался аномальный какой-то, может, поэтому многие дети болели. Моя дочь полмесяца просидела с насморком, тяжелым кашлем и капризным настроением. К моему сожалению, по школе она не скучала, даже наоборот: огорчилась, когда ее выписали.

— Доча, ну как же так? — пыталась я образумить скуксившегося ребенка. — Ведь надо учиться!

— Зачем? — сердито пробурчала девочка, хмурясь изо всех сил.

— Как это? Вот ты выучишься, вырастешь, станешь врачом, например...

— Не хочу!

— Ну... журналистом.

— Не хочу! Можно, я не буду в школу ходить? — и умоляющий взгляд.

— Тебя, необразованную, замуж никто не возьмет! — пугаю я.

— Да? — задумалась, а потом махнула рукой. — И не надо! Я все равно хочу быть вдовой.

— Что?!

— Ну ладно, ладно, — ворчит дочка. — Буду учительницей. Но, знаешь, мама, я буду такая строгая! Я всех детей та-ак учить буду! — она сжимает кулачки и умолкает, погружаясь в мечты о своем будущем.

Ой, ну говорила же я: ни к чему тратить такие деньги на какие-то идиотские парты! Увы, я оказалась права: купленные за сто пятьдесят баксов с носа суперамериканские парты оказались обыкновенными школьными столиками, разве что сиреневого цвета. Довольно хлипкие конструкции, явно не рассчитанные на бурный темперамент маленького россиянина.

— Ох, и находимся мы сюда чинить эти столы, — вздохнул один из папаш. Мне очень хотелось показать язык и крикнуть: «А я предупреждала!» Хорошее воспитание не позволило.

Если помните, мы собирались поговорить с нашей Фернанделью по поводу ее чудовищного ора на детей, из-за которого одна девочка даже заболела. Поговорили...

— Что вы, — одарила нас улыбищей Елена Петровна. — Я их так всех люблю. Так, покрикиваю иногда, конечно, но вы же понимаете, без этого нельзя... Но чтобы орать, — тут Фернандель испуганно прижала руки к тощей груди. — Разве можно орать на детей?

Это она спрашивала у нас. Возмущенно спрашивала, с недоумением глядя на странных взрослых, которым подобная дикая мысль могла прийти в голову.

В нашем классе происходит что-то странное: все дети вдруг стали плохо видеть. Прямо эпидемия какая-то! Мамаши запаниковали, многие повели своих чад по врачам. Поторопились. Ибо быстро выяснилось: среди детей идет борьба (вот уж чего в наши времена точно не было) за первые парты, которые заняты детишками с ослабленным зрением. Как только Фернандель объяснила это классу, в семи-восьмилетних умах моментально созрел план: надо срочно стать слабовидящими.

— Дочка, ты пойми, — внушала мама старательно щурившейся на все вокруг Насте, — чем ты дальше от Елены Петровны, тем тебе же лучше!

— Это почему? — еще сильнее изображая близорукость, щурилась Настя.

— Ну как... — терялась мама. — Замечаний меньше.

Моя дочь, стоявшая рядом в своих огромных очках, переполненная гордостью за свое пребывание на первой парте, снисходительно покачала головой:

— Вовсе нет! Елена Петровна как раз следит за теми, кто дальше! Она даже, когда объясняет, стоит около второй парты, а не около нас.

— Везет же некоторым! — продолжая щуриться, завистливо протянула Настя. — И очки у них, и первая парта...

Я посоветовала Настиной маме дать прочитать дочери стихотворение «Не завидуй человеку, даже если он в очках».

— Чтобы Настя сама прочитала что-нибудь? — мама махнула рукой. — Иногда я даже думаю, что согласилась бы, чтобы она немножко испортила зрение, но хоть что-нибудь читала! А то ведь один компьютер с этими играми...

Кажется, наконец учеба вошла в свою колею. На мой взгляд, основное отличие гимназического образования от обычного, кроме иностранного языка, — в чтении. У нас нет ни букваря, ни азбуки, а сразу стихи и рассказы Б. Заходера, А. Барто, М. Пришвина, Л. Толстого... У наших детишек мама не моет раму, и слава богу.

Но... Почему мне изо дня в день приходится сидеть вместе с дочкой за уроками и опять, по второму разу в жизни, осваивать арифметику, русский язык, а также новые для меня экологию и москвоведение? Сижу как пришитая на табуреточке и «шикаю», «жикаю» вместе с ней; перебираюсь из одного десятка в другой, дико раздражаясь от того, что двадцать девять у нее никак не хочет перейти, скажем, в тридцать два, а упорно остается в том же десятке, превращаясь при сложении в двадцать два. Как только муж переступает порог, бросаюсь к нему с криком:

— Это катастрофа! Она ничего не понимает!

Муж и дочь закрываются в комнате, и буквально через полчаса из комнаты выплывает мой сияющий отпрыск, сообщая:

— Ну теперь я все поняла! Как все просто!

Муж пожимает плечами:

— У нее нормально работает голова. В толк не возьму — как им объясняют?

Но меня не оставляет тревога: с моим ребенком что-то не в порядке.

Эту тему я осторожно подняла на родительской «сходке» перед школой. И...

— Да мы каждый день до десяти часов сидим, все сами объясняем...

— А я даже учительские пособия разные накупила... За что только деньги платим?..

— А я работаю весь день, мы репетитора наняли... — это сказала мама одного очень даже умненького мальчика. Я вытаращила глаза:

— Репетитора? Это в первом-то классе?

— Нет, она точно с Луны свалилась! — насмешливо бросила другая мама. — Успокойтесь, милая! С вашим ребенком все в порядке, а вот училка...

— Я думаю, все просто, — вздохнула мама «с репетитором». — Нынешние «первые учительницы» сами не справляются с новой программой. Они ж пэтэушницы со специальностью «учитель начальных классов»...

Разговор зашел в какой-то грустный тупик. Я решила переговорить со своей подругой, у которой сынишка во втором гимназическом классе, правда, в другой школе.

— Уже второй год я почти каждый день делаю уроки, — «успокоила» меня телефонная трубка. — Я поняла, что в школе дают только ориентиры для родителей — что сегодня надо «пройти».

— В нашем с тобой детстве родители узнавали о процессе обучения только в исключительных случаях. А за помощью в первый раз я обратилась к старшему брату в седьмом классе. По геометрии...

— Так в чем дело? Переведи свою дочь в обычный класс. Программа — как была у нас, а спрашивают меньше.

— Значит, все-таки просто нет подготовленных учителей?

Трубка вздохнула.

— Знаешь, я думаю, их уже нет вообще. Ну кто мог остаться в нынешней школе, ты смекни... Расслабься, подруга. И учись вместе с ребенком.

...Одна наша мама, часто бывающая в Израиле и имеющая там двух племянников, рассказала мне, что в тамошних школах почти всю работу выполняют в школе, а дома практически ничего не делают. О, счастливые израильские родители! И какие мы, российские родители, все-таки молодцы! Тянем наше престижное образование. Да еще платим за это деньги.

В последний день перед каникулами, любимейшими каникулами, по-моему, всех времен и народов — Новый год же! — разумеется, был праздник. Сначала общешкольный, с приглашенными Дедом Морозом и Снегурочкой. Что ж, опять могу сказать: ничегошеньки не изменилось — та же казенщина, толстая немолодая Снегурочка, тонким голосом призывающая малышей отгадывать старые-престарые загадки, та же злая Баба-Яга, мечтающая отменить детский праздник... Есть в этом постоянстве этакая жизненная стабильность, спокойствие и порядок.

Зато потом было то, о чем в былые времена и не помышляли: родители и дети вместе с Еленой Петровной в полный рост «оттягивались» у себя дома — в классе. Он был разукрашен разными огоньками и гирляндами. Американские парты были выстроены в каре и ломились от сладких угощений, соков, вод, самоваров с чаем... И, что греха таить, с бутылочками «чего покрепче» для взрослых. Громко играла музыка. Снова работали видеокамеры, сверкали вспышки фотоаппаратов.

Моя дочь превратилась в Золушку — в состоянии между ее обычным видом и бальным — с помощью маминой летней юбки, специально сшитого яркого передника и опять же маминой летней соломенной шляпки. Дети — только по желанию! — читали стихи, пели песни и даже начали ревниво соревноваться в этих умениях. А потом танцевали под (о, ужас!) Таню Буланову. Но, отвлекаясь от музыкального сопровождения, скажу: танцевали здорово, весело и были такие милые, что Фернандель прослезилась:

— Ах, вы мои детки дорогие! Мой самый любимый класс за тридцать лет!

И кто знает, может, она была искренна...