Отец

День рождения Маша отмечала на катке на Красной площади. После мучительных размышлений, где это будет, был выбран ГУМ-каток. Рассматривался аквапарк, а также аэродинамическая труба. В результате их забраковала жизнь. Вернее, в одном случае даже смерть: девятилетний мальчик накануне утонул в аквапарке. А труба была признана ненадежным местом. Вихри в ней оказались враждебными: выяснилось, нет никаких гарантий, что дети в ней будут летать, а не ползать.

К катку никаких вопросов не было. Мы прибыли туда большой компанией к шести часам вечера. До этого там проходил хоккейный турнир, как нам сказали, на приз патриарха. Я давно перестал чему-нибудь такому удивляться. Не удивился и тому, что днем патриарх приезжал открыть турнир.

Дети еще доигрывали финал. Ваня с Машей смотрели, как они носятся по полю, и, по-моему, расстраивались насчет себя. Да и мне, честно говоря, самому даже кататься расхотелось. Но потом я пришел к выводу, что каждый должен заниматься своим делом. Пусть хоть один из них вот эту колонку, например, напишет.

Хоккеисты наконец освободили нам каток.

Маша к этому времени уже выслушала пару тостов и запила их шампанским, безалкогольным конечно. Хотя в 12 лет можно, наверное, позволить себе... Нет, нельзя.

Началось и наше катание. Кто-то, как я, здесь вспоминал лихую ярославскую молодость, а у кого-то, как у Маши, на этом катке прошло детство и теперь проходило отрочество.

Людей на катке стремительно прибавлялось. Здесь были и те, кому сюда не надо бы. Эти люди передвигались вдоль бортиков, перебирая руками. Когда Маша остановилась, чтобы передохнуть, к ней подошла, крепко держась за бортик, девушка лет восемнадцати, постояла около нее и с болью сказала:

— Девочка. Я не могу тебя обойти.

— Почему? — иезуитски поинтересовалась добрая Маша.

— Я сразу упаду. Отойди, пожалуйста,— попросила румяная девушка.

— А у меня день рожденья,— отказалась Маша.

— У меня тоже,— неожиданно ответила девушка.— Я не хочу падать.

— А почему вы в свой день рожденья пошли на каток, а кататься не умеете? — продолжила допрос Маша.

Все это время она твердо стояла у бортика.

— Я думала, умею,— призналась девушка.

Я попросил Машу отойти.

— Спасибо,— сказала девушка.— Нет у меня дня рожденья.

А я уже поверил.

— И в самом деле, нечего мне тут делать,— добавила она.— А он вообще не пришел.

Теперь ее было жалко. Но помочь я ей, увы, не мог.

Между тем дети катались все энергичней, притом что каток был заполнен людьми так же, как Красная площадь во время военного парада. Сквозь катающихся приходилось буквально продираться. Странно, это не портило вечера: от людей исходил удивительный позитив, и даже когда они падали, это был разве что повод для новой волны восторга.

Потом прямо передо мной мужчина средних лет вдруг сделал невероятный кульбит и ударился головой об лед. Я помог ему подняться и дошел вместе с ним до медпункта. Он ругал только себя.

Говорила мне жена: "Не ходи на каток! Ну куда: в 40 лет..."

— Да не возраст это,— осторожно сказал я ему.

— И я ей то же самое сказал. Она говорит: "Я тебя одного не отпущу!"

— Но ведь отпустила же.

— Да нет, в раздевалке сидит...— поморщился он то ли от боли, то ли от чего-то еще.— Увидит — всю неделю глумиться будет... А все равно понравилось.

У него оказалась рассечена бровь. Доктор сказал, что через неделю можно опять приезжать на каток. Он нервно рассмеялся.

— Папа, там на льду кровь! — подъехала ко мне Маша, когда я вернулся.— Поедем, я покажу!

Глаза ее были полны странного восторга. Они там играли в догонялки, и я понял, что это был еще тот восторг.

— Я видел,— сказал я ей.— Не обращай внимания. Там все в порядке у человека. Катаемся дальше.

И мы катались еще почти два часа, временами забегая в тепло, чтобы закусить, выпить и поболтать. Играла музыка. Стемнело. Зажглись фонари.

Ничего особенного. Такой просто день. День рожденья. Просто счастье. Обыкновенное. Человеческое.