— Этот концерт надо судить по меркам и законам подобных мероприятий, а не как концерты в Большом зале консерватории. И совсем не важно, доволен ли я этим концертом, а важно довольны ли студенты, которые пересекли огромные расстояния, чтобы сыграть на Красной площади. Это люди, которые играют на уровне школ, училищ, некоторые почти любители, и, конечно, работа с ними совершенно отлична от того, что я делаю с Мариинским театром, с венским, берлинским или нью-йоркским оркестрами. Я сделал все, что мог. Это наиболее трудный концерт в моей карьере — по управлению оркестром — я никогда еще не дирижировал литавристами, которые сидят на расстоянии 150 метров от меня, и я не думаю, что какой-нибудь дирижер мог бы сказать, что может это сделать без проблем. Здесь масса проблем и не нужно здесь искать только чистое искусство.
Я согласился на этот концерт не из азарта. Но я не мог отказать сотням молодых людей, которым обещали, что они будут играть со мной. Я не мог встать в позу и сказать: "Подайте мне акустику, подайте первое, второе, третье, а потом я, великий дирижер, скажу, буду играть или нет". Я так себя не веду. Когда мне сказали, что и Москва, и разные международные организации много сделали для того, чтобы это состоялось и обещали, что дирижировать буду я (а не многие российские дирижеры настолько знамениты, чтобы в Китае или Южной Африке сразу откликнулись на возможность с ними играть), то я не мог обмануть ожидания всех этих молодых музыкантов. Если этот концерт добавил что-то к моей репутации — я буду рад, если нет — переживу. Продирижирую в Большом зале.