Мы ехали из загорода, когда Маша пожаловалась на то, что у нее сильно болит живот. Мы даже несколько раз останавливались по дороге, потому что она жаловалась на тряску. Она не так уж часто жалуется на что-нибудь. Маше было больно, я переживал, Ваня играл в какую-то игру в наушниках и особенных признаков беспокойства не проявлял.
В конце концов, вдруг подумал я, Маше уже скоро 12 лет, и может, началось у нее... начались... эта женская история... В общем, я почувствовал себя совершенно беспомощным перед лицом этой угрозы.
Везти ее с этим в больницу? Да, наверное. Конечно, везти. Боль-то не проходила. Мы ехали, она терпела. Даже Ваня в конце концов начал поглядывать на сестру с каким-то сомнением. Он, похоже, до конца не был уверен, что она не симулирует.
— Да,— задумчиво сказал он наконец,— не зря мама запрещает пить кока-колу с чипсами...
— Это не там болит...— сказала Маша.
Тут я окончательно, кажется, все понял.
По пути была редакция Ъ и медпункт при ней. Я решил, что предварительное обследование мы сделаем поскорее в походных условиях.
Ваню мы оставили за дверью медпункта. Он демонстративно вздохнул и сел на пол у стенки.
Доктор спросил, сколько Маше лет.
— Одиннадцать,— честно сказала она, наверное, просто от испуга, потому что обычно говорит, что почти двенадцать.
— Ну, ложись,— сказал доктор,— поднимай платье.
Маша посмотрела на меня.
— Мне выйти? — спросил я.
Доктор сказал, что ни в коем случае.
— Вы же папа? — на всякий случай уточнил он.
— Папа,— подтвердила Маша.— Не уходи, пап!
То есть она стеснялась перед доктором, а на меня глядела, потому что спрашивала, надо ли поднимать платье. Она, слава Богу, стеснялась перед доктором, а не передо мной.
— Поднимай,— сказал я.— Хуже не будет.
Доктор пощупал живот и вынес диагноз:
— Прекрасный, мягкий живот.
Мне на секунду показалось, что диагноз был слишком лирическим.
— Ну вот скажи,— с некоторой, уже знакомой мне (по себе) растерянностью сказал доктор,— а у тебя еще не было ничего такого... женского?.. Ну как сказать?
Он посмотрел на меня. Глаза его просили о помощи.
— Месячных? — переспросила Маша.— Нет, еще не было. Но мы с мамой ждем. Но это, кажется, не те симптомы.
Я хотел, конечно, спросить у нее, откуда она знает, какие это симптомы, если у нее ничего этого ни разу не было, но сдержался перед лицом маминого авторитета, который чувствовался в этой комнате.
Доктор задумался, потом дал ей две таблетки и сказал, что надо подождать минут 20, прежде чем они подействуют, а уж потом будем решать окончательно.
Эти 20 минут дети провели у меня в кабинете. Я отлучился, а когда вернулся, они уже истязали мой компьютер.
— Маша, что с животом? — спросил я.
— Что? — рассеянно переспросила она.— А, не болит. Все хорошо, пап.
Я возликовал.
По дороге домой я спросил ее, что она тайком от меня съела.
— Ничего, все при тебе,— пожала она плечами.— И чипсы, и конфеты, и шоколадку.
— Ну вот,— сказал я.— Еще бы у тебя не заболел живот!
— Нет,— сказал она,— я думаю, это тут ни при чем.
— А что же тогда? — спросил я.
— Я думаю,— ответила Маша,— это из-за того, что перед поездкой в Москву Ваня меня в живот ногой ударил.
— Что же вы ничего не сказали?! — вскричал я.— Ваня, это правда?
— Правда,— сказал он.— Но она первая начала.
— Да,— подтвердила Маша,— я первая начала. Но у меня была причина.
Я уже не стал выяснять причину.
— Что же ты доктору сразу не сказала? — спросил я.— Нельзя же так! Это же живот девочки. Считай что девушки! А ты, Ваня?! Как ты мог?!
— Да странно...— пробормотал Ваня.— Я ее столько раз бил в живот, когда мы дрались — и ничего. И она меня. А тут... Но я, наверное, больше не буду.
В голосе его я не услышал уверенности.