Немца Макса Раабе и его Palast Orchester тянет с ходу прописать по ведомству кунштюков — в сущности, бессмысленных, но при этом в самом деле довольно веселых музыкальных безделиц. На это указывает и внешний вид фронтмена (эдакий карикатурный кабаретный энтертейнер 1920-х), и позы его аккомпаниаторов, и, не в последнюю очередь, материал, который исполняет оркестр: наивный ресторанный поп довоенной Германии вперемешку с собственными сочинениями Раабе в том же самом ключе и "состаренными" кавер-версиями актуальных радиохитов. Последнее, казалось бы, лишает нас всякой возможности воспринимать происходящее с серьезной миной — когда на сцену выходит человек в смокинге и в сопровождении оркестра поет, скажем, песню "Oops!.. I Did it Again" Бритни Спирс, остается только ухмыляться во весь рот. Причем совершенно очевидно, что именно такой эффект и запланирован — а тех, кому не хватит чисто внешней абсурдности происходящего, Раабе добьет забавными текстами своих песен: первый и главный хит Palast Orchester называется в переводе с немецкого "И ни одна свинья мне даже не позвонит!".
Есть, однако, ощущение, что в этой истории имеется второй пласт, который не сразу считывается зарубежной аудиторией, зато соотечественникам Макса Раабе понятен на автомате. Дело в том, что во всей богатой истории немецкого искусства, включая и музыкальное, находится не так уж много произведений, по отношению к которым можно употребить эпитет "наивный": даже сказки братьев Гримм, казалось бы, по определению относящиеся к легкомысленному жанру, в действительности были частью масштабного научно-просветительского проекта. И уж совсем худо с беззаботным искусством стало после Второй мировой войны, когда целая нация получила лошадиную дозу препарата под названием "стыд", который до сих пор не выветрился из ее коллективного культурного организма. В немецкой поп-музыке последнего полувека было так много инноваций — краутрок, берлинская электроника, движение Neue Deutsche Welle, электропоп, минимал-техно — вовсе не потому, что совокупный IQ жителей Германии превышал соответствующий показатель в других странах, а потому, что немцев толкала на непрестанное художественное изобретательство сама история их страны. Благодаря этому удавалось, во-первых, отвлечься от переживаний собственного печального прошлого, во-вторых, эффектно декорировать не самую жизнеутверждающую картинку за окном, в-третьих, поправить пошатнувшуюся международную репутацию: Германия, таким образом, вновь воспринималась как мощный культурный трендсеттер — а не только как страна, втянувшая мир в кровопролитие.
Творчество Palast Orchester хорошо вписывается в эту социокультурную программу. В нем, правда, как раз нет решительно никакого новаторства — если не считать таковым саму практику помещения поп-музыкальных шлягеров во внеположный контекст. Зато это очень яркий и процессуально точный оммаж музыкальной культуре времен Веймарской республики, напоминание о том, что в относительно свежей, менее чем вековой давности истории Германии были и славные страницы (особенно забавно, что сам Макс Раабе, с его голубыми глазами, гладко выбритым подбородком и аккуратно зачесанными назад волосами — классический эсэсовец из кинофильмов; даже странно, что в его кинокарьере, развивающейся параллельно музыкальной, до сих пор были только комические роли). Более того, записи Palast Orchester — попытка именно этот лукавый, необязательный кафешантан выдать за национальную традицию взамен германской классики (Бетховена, Вагнера, даже Карла Орфа), фундамента, на котором выросло тоталитарное искусство; запоздалый, но остроумный ответ Фридриху Ницше — мол, из духа музыки вообще-то рождается еще и комедия. Симптоматично, что к веймарским временам неоднократно возвращались и другие немецкие музыканты последних десятилетий — хотя бы Нина Хаген, с которой Макс Раабе, кстати, участвовал в одной из недавних постановок брехтовской "Трехгрошовой оперы". Но именно Раабе со своим оркестром довел эту линию до ее логического завершения. И хотя тезис о том, что такова и есть истинная немецкая национальная традиция, выглядит не вполне правдоподобно, это все равно как минимум захватывающая и с блеском проведенная культурная авантюра. В конце концов, в мировой литературе и кинематографе есть типаж ловкого и обаятельного мошенника, который вызывает не осуждение, а наоборот, симпатию. Кажется, Макс Раабе именно таков.
Crocus City Hall, 7 июня, 20.00